Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: «Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере…»

Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастья. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…

Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен.

«Преступление и наказание» было впервые опубликовано в журнале «Русский вестник» (1866, январь — декабрь). В следующем году вышло отдельное издание романа. По сравнению с журнальным текстом, в нем было проведено новое деление на части и главы (в журнальном варианте роман был разделен на три части вместо шести), несколько сокращены отдельные эпизоды и внесен ряд стилистических исправлений.

Как свидетельствуют письма Достоевского, в романе объединились два, первоначально различных творческих замысла писателя.

Собираясь в 1865 году за границу, Достоевский 8 июня 1865 года предложил издателю «Отечественных записок» А. А. Краевскому роман, который обещал представить ему в октябре. «Роман мой, — писал Достоевский, — называется «Пьяненькие» и будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч. и проч. Листов будет не менее двадцати, но может быть и более» ( Ф. М. Достоевский, Письма, т. I, М.—Л. 1928, стр. 408).

Предложение Достоевского не было принято Краевским, и роман «Пьяненькие» остался неосуществленным. Но из этого романа в «Преступление и наказание» перешли образ «пьяненького» чиновника Мармеладова, трагические картины жизни его семьи и описание судьбы его детей.

Через три месяца после цитированного письма Краевскому, в начале сентября 1865 года Достоевский из заграницы (с курорта Висбаден) пишет редактору журнала «Русский вестник» М. Н. Каткову новое письмо, в котором предлагает ему повесть на сюжет, совпадающий с основной сюжетной линией «Преступления и наказания». Сообщая, что он работает над этой повестью уже два месяца, собирается ее закончить не позднее чем через месяц и что в ней будет «от пяти до шести печатных листов», Достоевский так излагает ее основную мысль:

«Это — психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях, поддавшись некоторым странным «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда не годна», «для чего она живет?». «Полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. — Эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства — притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству», чем уже, конечно, «загладится преступление»…».

Однако после совершенного героем убийства процентщицы, по словам Достоевского, и «развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужденсам на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли свое… Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело…

В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти потому, что он и самего нравственно требует»( там же, стр. 418–419).

Работа над повестью для «Русского вестника» горячо увлекла Достоевского. «Повесть, которую я пишу теперь, будет, может быть, лучше всего, что я написал, если дадут мне время ее окончить», — писал он 28 сентября 1865 года своему другу А. Е. Врангелю. Но чем далее Достоевский работал над нею и обдумывал ее план, тем более разрастался и становился сложнее ее замысел, впитывая в себя материал ранее задуманных «Пьяненьких» и превращаясь из замысла небольшой повести в замысел большого романа. После возвращения в Петербург, в конце ноября 1865 года, когда для романа было уже «много написано и готово», Достоевский, по его собственным словам, «все сжег» и «начал сызнова», по «новому плану» ( там же, стр. 422, 430). С этого времени форма романа окончательно установилась, и через месяц Достоевский мог сдать начало его в «Русский вестник», продолжая лихорадочно работать над романом (как это было обычно для него) до конца года — параллельно с печатанием «Преступления и наказания».

Творческая работа писателя над «Преступлением и наказанием» получила отражение в трех дошедших до нас записных тетрадях Достоевского (эти записные тетради с некоторыми неточностями изданы И. И. Гливенко в книге: «Из архива Ф. М. Достоевского. «Преступление и наказание», М. 1931; в настоящее время они хранятся в Москве, в Центральном государственном архиве литературы и искусства). Самые ранние записи в указанных тетрадях относятся к периоду с июля по сентябрь 1865 года, самые поздние — к началу 1866 года, когда первая часть романа уже появилась в «Русском вестнике». Записи эти дают весьма интересное (хотя и неполное) представление об истории формирования замысла «Преступления и наказания» и о дальнейшей истории работы писателя над романом. В то же время они содержат и ценный автокомментарий к нему. Как видно из их анализа, Достоевский сперва начал писать роман от лица главного героя, в форме его «исповеди», причем на этой ступени работы в романе отсутствовали фигуры следователя Порфирия Петровича, а образы сестры Раскольникова — Дуни, Лужина и Свидригайлова играли эпизодическую роль. После возвращения в Петербург форма повествования от лица Раскольникова была оставлена и заменена дававшей более широкие возможности для изображения картины окружающего мира и психологического анализа души героя формой повествования от автора. Одновременно значительно расширяется число действующих лиц и эпизодов: наряду с персонажами, известными нам уже по первоначальным записям, — Раскольниковым, чиновником Мармеладовым, Соней, старухой-процентщицей, — в нем появляются фигуры следователя Порфирия, детально разрабатываются образы Дуни, а также Лужина и Свидригайлова — психологических «двойников» главного героя.

Достоевский всегда рассматривал свои романы как своеобразный, углубленный художественный отклик на «текущие» темы современной общественной жизни. Это относится и к «Преступлению и наказанию»: углубление социального неравенства, распад семьи, пьянство, рост преступности, проституция и многие другие явления пореформенной действительности, художественно отраженные в «Преступлении и наказании», широко обсуждались в середине 60-х годов, когда Достоевский работал над романом, на страницах русских газет и журналов. К анализу этих явлений не раз обращались в 1861–1865 годах издававшиеся Достоевским (совместно с его старшим братом) журналы «Время» и «Эпоха», причем освещение их в журналах Достоевского зачастую созвучно их художественной трактовке на страницах романа.