В военном отношении действия другой, также вновь созданной Донской флотилии были гораздо успешнее. Весной 1773 года вице–адмирал Сенявин мог уже вывести в море 9 новоизобретенных кораблей, 2 бомбардирских, 6 фрегатов и до 16 ботов, гальотов и транспортов. Два отряда этой флотилии, бывшие под начальством капитана Сухотина и Кингсбергена, крейсеровали около берегов Крыма, чтобы не допустить на них высадки турецких десантов; а третий, под начальством самого Сенявина, охранял Керченский пролив и конвоировал транспорты, отправлявшиеся к Крымской армии.

23 июня Кингсберген с отрядом из двух новоизобретенных кораблей, находясь близ Балаклавы, усмотрел идущие к Крымскому берегу три 52–пушечных неприятельских корабля и 25–пушечную шебеку. Несмотря на огромное неравенство сил, Кингсберген атаковал турецкую эскадру и после шестичасового боя заставил ее отступить. Он же через два месяца, 23 августа, с отрядом из 3 новоизобретенных кораблей, фрегата, бота и брандера, встретив у Абхазского берега близ Суджук—Кале неприятельскую эскадру из 18 вымпелов, атаковал 10 передовых судов (3 корабля, 4 фрегата и 3 шебеки) и после двухчасового боя заставил турок обратиться в бегство.

Со вступлением на турецкий престол нового султана Абдул—Гамида военные действия, сухопутные и морские, возобновились с усиленной энергией. Главнокомандующему армией, верховному визирю, велено было перейти на левый берег Дуная, и из Босфора в Черное море был выслан сильный флот. Турция, хотя успевшая после Чесменского погрома значительно пополнить флот новыми судами, не решалась возобновлять борьбы на водах Архипелага, а направила главную часть своих морских сил к берегам Крыма. 28 июня 1774 года, желая прорваться в Азовское море, турки атаковали нашу эскадру, стоящую в Керченском проливе под начальством вице–адмирала А. Н. Сенявина. Хотя нападающий турецкий флот состоял из 31 вымпела, а у Сенявина было 11 судов и в числе их 2 бота, но несмотря на такое неравенство сил меткий и живой артиллерийский огонь наших судов скоро заставил неприятеля отступить и удалиться в море.

Одновременно с этим, успехи нашей Дунайской армии еще осязательнее убедили турок в невозможности продолжать войну. Фельдмаршал Румянцев, окружив под крепостью Шумлою главные силы турецкой армии, находившиеся под начальством великого визиря, отрезал ему всякое сообщение с Константинополем и заставил склониться к миру, который был заключен 10 июля 1774 года в местечке Кучук—Кайнарджи. [11]

По этому мирному трактату Россия приобрела значительное пространство земли между Бугом и Днепром с находящейся в устье лимана последней реки крепостью Кинбурном. Кроме того, России были возвращены Азов и Таганрог с частью берега Азовского моря и отдана Керчь с Еникале, окончательно закрепляющие обладание Азовским морем и открывающие вход в Черное море, по которому тем же трактатом русским коммерческим судам предоставлено право свободного плавания с проходом через Дарданеллы. Наконец, Турцией признана независимость полуострова Крыма и татар кубанских, буджакских и ногайских, и пограничной линией принята река Кубань. Таким образом, окончилась война, в которой видное участие принимал и наш флот.

Заключение мира с Турцией при Кучук—Кайнарджи прекратило военную деятельность нашего Архипелагского флота, и суда его возвратились в Балтийское море. Один отряд, под начальством контрадмирала Грейга, отправился из Архипелага в ту же осень, а остальные возвратились в Кронштадт в следующем 1775 году под начальством вице–адмирала Елманова, который занял место адмирала Спиридова, уволенного за болезнью в отставку.

Но вновь приобретенные земли не составляли еще конечных, естественных пределов русской границы. Положение южных областей наших оставалось попрежнему не совсем безопасным по причине соседства крымских и других татар, среди которых сохранилось сочувствие к единоверной им Турции, готовой воспользоваться первым удобным случаем для возвращения их под свою власть.

Чтобы оградить Крым от враждебного нам влияния турок и стать окончательно твердой ногой на берегах Черного моря, России необходимо было иметь на этих водах сильный флот, суда которого обладали бы хорошими морскими качествами; Азовское же море и Керченский пролив не представляли ни одной гавани, удобной для глубокосидящих морских судов: Таганрогская была очень мелка, а в бухте Керченского пролива во время ледохода суда срывало с якорей. Отсутствие хороших гаваней и мелководье устьев Дона, не позволяющее выводить из реки глубокосидящие суда, по необходимости временно заставляли удовольствоваться флотом слабым как по боевой силе, так и по морским качествам судов. Флот этот, доходивший до 30 вымпелов, состоял: из фрегатов, от 114 до 150 футов длины, имевших закрытую батарею от 32 до 58 орудий небольшого калибра; почти таких же размеров шхун и так называемых «новоизобретенных» кораблей, имевших, при: 100 футах длины, две мачты и до 16 пушек 12–фунтового калибра, стоящих на открытом деке. Все эти суда по своему малому углублению и плоскодонности представляли значительные неудобства и даже опасность при плавании в открытом море. Кроме того, при флоте находились палубные бота в 66 футов длины, вооруженные 12 малокалиберными орудиями. Несмотря, однакоже, на существенно важные недостатки своих судов, Азовская флотилия благодаря искусству и храбрости экипажей в продолжение войны весьма успешно действовала против сильнейшего ее неприятеля и принесла много пользы после заключения мира.

Для преграждения доступа туркам к берегам Крыма и Тамани, суда флотилии, разделенные на отряды, охраняли Керченский пролив и ограждали линией крейсеров все пространство северного берега Черного моря от Суджук—Кале (нынешнего Новороссийска) до меридиана принадлежавшего туркам Очакова. Кроме того, на обязанности флотилии лежало занятие нескольких брантвахтенных постов, перевозка провианта и всего необходимого для сухопутных войск, занимающих приморские места Крыма и Тамани, и содержание сообщения между Константинополем и Таганрогом, гавань которого углублялась и защищалась новыми укреплениями. По заключении мира Азовский флот пополнился несколькими судами, построенными на Дону, и тремя фрегатами и десятью мелкими судами, пришедшими под коммерческим флагом из архипелагского порта Ауза с греческими семействами, изъявившими желание поселиться в России.

Екатерина, спешившая в действительности воспользоваться торговыми правами, приобретенными Кучук—Кайнарджским трактатом, повелела отправить из Азовского моря под видом коммерческих военные суда, нагруженные товарами; подобным же образом из Балтийского моря в Черное был послан отряд военных судов под начальством капитана 2 ранга Козлянинова, которого, однако, турки через Дарданеллы не пропустили.

Недовольство турецкого правительства условиями мира выразилось, между прочим, стремлением возбудить волнение между крымскими татарами и обнадеживаниями пособить им вооруженной силой. Вскоре враждебное настроение Турции сделалось до того ясным, что все лето 1777 года азовские суда провели в ожидании неприязненных действий, но турецкий флот явился только в следующем году с намерением высадить сильный десант на берега Крыма.

Начальствующий флотом капитан–паша дерзко заявил, что Черное море принадлежит султану и что со встреченными на водах его русскими военными судами он, паша, будет поступать как с разбойничьими. Командующий нашей эскадрой капитан Круз отвечал, что русские суда уже несколько лет плавают у здешних берегов, принадлежащих России и ее союзникам, и что в требовании удаления русских виден только предлог к нарушению мира, ясно подтверждаемый находящимся на флоте десантом. Наконец, при том спокойствии, которым наслаждается в настоящее время Крым, не представляется никакого повода к появлению в нем турецких войск, и русские не дозволят ни одному турку высадиться на берег. Такой же ответ дал и начальствующий сухопутными войсками в Крыму генерал–поручик Суворов. Капитан–паша, не успевший еще забыть поражений, нанесенных в этих водах турецким судам, не решился поддержать свои угрозы силой и удовольствовался тем, что, пройдя вдоль южного берега Крыма, удалился к своим портам.