- Ты тоже требовал от нее все объяснить, все назвать? А она молчала, да? - Оля вела пальцем по его носу, по губам.- Она просто не любила тебя, это ты точно угадал.
- Человек - святыня! - сказал Вадик,-А женщина вдвойне. Потом она меня ненавидела. И, может быть, всю жизнь ненавидеть будет. А за что? За то, что не полюбила меня?
- А ты не робкий, да, Вадя? Ты просто интеллигент, да?
- Ой! Оставим этот разговор, противно! Так и слышу интонации твоего друга.
- Он здесь ни при чем! - отрезала Оля.- Я спрашиваю: ты интеллигент? Мне это нужно знать от тебя. Ну?
-- По происхождению и по убеждению - да.- Вадик улыбнулся и получил за это по макушке.- Оля, драться нехорошо! - Его продолжали бить.- Ну, Оль! Бить интеллигента нельзя, он слабый! Ну, Оль!.. Больно! Отрекаюсь, отрекаюсь!.. Я робкий!
- И Ведьма сказала - ты слабый, потому что добрый. А того доктора звали Александр Иванович Лучков. Вот!
- Откуда ты знаешь? - подскочил Вадик, Он схватил Олю за плечи.- Разговаривала с ней? Пока я купался? Расскажи!
- Она пила настой. Какой-то такой настой, против которого нет спасения. Так что ты все хорошо сделал, а вылечить ее не смог бы никогда. Слушай, Вадька, а почему ты совсем не переживаешь?
- Вот отчего такое затемненное сознание,- сообразил Вадик.- Я ведь все по максимуму делал, как большой...
- Она легко умерла?
- Упокоилась, как говорят старушки. Поэтому я и хочу на мой единственный раз иметь все настоящее и целиком. Настоящую работу, настоящую любовь, настоящую жизнь.
- Ну, насчет работы все в порядке, кажется,- с вызовом произнесла Оля.- А об остальном тебе судить.- Все это время она смотрела на него странно большими глазами, внимательно и пристально, а теперь отвернулась и встала. Поднялся и Вадик, опять обнял ее, но она не отозвалась.- Гляди! - Оля протянула руку.- Видишь что-нибудь? Плохо, что мы все время ночью разговариваем. Ночью сам себе кажешься большим, а все остальное не видно. Ну, видишь что-нибудь?
Их глазам, привыкшим к темноте, из-под густой ночной тени дуба открылся горизонт бугрящейся воды с серебрением по краю, а за ним - непроглядный мрак всего остального мира, про который известно, что он есть.
Вадик проводил Олю до темного крыльца. На прощание они стиснули друг другу пальцы до боли - здесь была как бы запретная зона, и они никогда не целовались. Оля поднялась по ступенькам на крыльцо, Вадик ждал скрипа отворяемой двери, но Оля вдруг испуганно ойкнула. И тут же послышался голос Сережи-комиссара:
- Тихо, тихо, не шуми, это я тут... сижу.
- Привет! - шепнул Вадик.- Бессонница?
- Да нет. Так просто... Я все про собрание думаю.
Вадик улыбнулся:
- Утро вечера мудреней, комиссар, Иди спать.
Сережа не отозвался, и была минута полной, мертвой тишины. Потом он встал и молча ушел за дверь.
- Он совета у тебя спрашивал! - с сердцем сказала вдруг Оля.- А ты его мордой об стол. Эх, Вадик!..
- Здравствуйте, доктор! - улыбаясь ему ярко накрашенным ртом, обрадовано сказала секретарша директора.- Я про вас передачу слышала! А директора нет! - игриво добавила она.- В поле. Теперь его до обеда не поймать.
- Мне обязательно надо с ним поговорить,- вздохнул Вадик.- Насчет машины. Отобрал у отряда машину! - ища сочувствия, объяснил он.
- Ну! - Секретарша безнадежно махнула рукой.- Откажет! У нас трех водителей на уборочную в район взяли. Да и работа у вас невыгодная.- Она вытащила из ящика стола пачку сигарет, предложила Вадику. Закурив, спрыгнула со стула и плотно закрыла дверь, возвращаясь за свой стол, она прошла рядом, обдавая Вадика тяжелым запахом духов и табака. Горб углом выступал у нее на спине, по-детски худой, узкой.
- Подождите, доктор! - всполошилась секретарша, когда Вадик с расстроенным лицом поднялся со стула. Он остановился.- Вы можете меня проконсультировать? - помолчав и будто бы решившись, спросила она, глядя в окно.
- Пожалуйста. Только ведь я детский врач все-таки.
- Я зайду к вам на днях, можно? - кокетливо спросила она. И рукой с зажатой в пальцах сигаретой помахала ему.
Вадик пошел вдоль поля, по шоссе, надеясь попасть в лагерь на попутной машине, но дорога была пустынна. Поле ярко зеленело, живое, ветер гнал по нему волны. Вадик топал по обочине, разглядывая облачное небо, колышущееся поле, темно-зеленый лес, и уже далеко отошел от центральной усадьбы совхоза, когда сзади раздались сигналы машины. Он обернулся и увидел быстро приближающийся "газик". В лобовом стекле белела рубашка директора.
- Был в конторе, а Тоня сказала, что вы заходили. Здравствуйте! - Директор вышел из машины, протянул Вадику руку.- Что-нибудь случилось?
- Случилось.- Директор нахмурился, и тогда Вадик расчетливо, с укоризной обронил: - Машину у нас отобрали.
Директор ухмыльнулся:
- Все, значит, в ход пошло? То ваш командир с бутылкой ко мне заявляется этот вопрос решать - по-мужски, а теперь, выходит, и вас...
- Он меня не просил. Я сам вызвался.
- Наш инженер на днях - как раз в обед подгадал приехать - все осмотрел и так доложил о результатах, что хоть плачь, а? Поедем, посмотрим... Вот я и говорю, все в ход пошло? - повторил он уже в машине.
- Что ж нам делать остается? Не успеваем.
- А вы и не поспеете уже. Я крест на этом поставил. Поэтому машину и отобрал. Честно сказал?
Вадик кивнул. Еще по дороге на центральную усадьбу он был уверен, что едва он попросит, напомнив о дочке, как директор отменит свое распоряжение, а теперь и язык не поворачивался спросить о девочке.
- Ладно, доктор,- улыбнулся директор. Оказывается, он подглядывал за насупившимся Вадиком.- Придумаем чего-нибудь! Что ж о дочке не спросите?
- Неудобно. Вроде вымогаю машину. А как дочка?
- Жена пишет - поправляется. А потому, что попала к специалистам. А у ваших ребят дела уж не поправятся, даже с машиной. Работают плохо, неумело,- жестко определил директор.
- Они работают честно, выкладываются. Я-то вижу! Они даже вечером петь перестали, спать валятся сразу же. Соревнование у нас, каменщиков...- залепетал Вадик и покраснел.
- Честно работать - мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать. Ведь это наш дом,- сказал он, и Вадик сначала не понял, о чем он говорит, но директор пояснил: - Наша земля. Если отвлечься от мелочей, ведь она у нас терпеливая, матушка. И, главное, одна. На все времена. Да,- вздохнул он.- Бесхозяйственность.
Показалась приземистая коробочка дома, ребята копошились на стенах. Метров за двадцать до стройки директор затормозил - мешали кучи песка, поломанного кирпича, досок.
- Пожалуйста, пример.- Он покачал головой и, надев кепку, первым вышел из машины.
- Кого привез, доктор? - окликнул Вадика грязный, голый до пояса Сережа-комиссар.
Они нагнали директора уже на сходнях.
- Где ваш чайник-начальник-командир? - неприветливо спросил комиссара директор.- Вижу, липовые наряды закрываете? Рамы где? А по бумажкам их уже вставили.
- Сегодня вставим.- Комиссар покраснел.- У нас плотники хорошие, сейчас вставят.
- А какую работу себе напишете? - Директор прошелся по комнатам первого этажа, разглядывая кладку.- Это кто же клал? Знал, что дела плохи, но что так! Не вздыхай,- сказал он комиссару.- Это мне вздыхать надо.
В квартирах первого подъезда уже настилали полы. Вадик увидел вспотевшего Автандила и показал ему кулак. Автандил по-восточному присел на корточки, опираясь на топор, и чуть улыбнулся ему. Губы у него были пересохшие, глаза нехорошо блестели. "Только до обеда, клянусь!" - прошептал он.
На втором этаже суетились подсобники. Директор уставился на Игорька, который, насвистывая и не обращая внимания на зрителей, лепил кирпичи на толстый слой раствора. Потом мимо прошел Вовик, волоком тащивший чуть нагруженные раствором носилки. На полуголом Вовике было соломенное сомбреро, вокруг пупка лучилось вытатуированное солнышко, а скрутившиеся в веревочки концы шейного платка плохо прикрывали наколку на груди "Не догонишь!".
