В 1970-х гг. вновь были предприняты многочисленные попытки разработать «стратегию ведения ядерной войны», которые оказались еще более нерешительными, чем предшествующие им меры, но из-за доступности технических средств «минимизации» ущерба они стали и более опасными. Во главе команды стоял доктор Джеймс Шлезингер, министр обороны в кабинете президента Ричарда Никсона, человек, заслуженно прославившийся способностью «четко формулировать стратегии». Он вместе с другими менее яркими «светилами» исписал тонны чернил, изобретая новые способы применения, новой техники, принятой к тому времени на вооружение, такой, как крылатые ракеты и MIRV (Multiple Independent Reentry Vehicles), – разделяющиеся головные части с боеголовками индивидуального наведения. Считалось, что основной характеристикой, отличающей крылатые ракеты и MIRV от обычных баллистических ракет, является их очень высокая точность (несмотря на то, что экспериментальные устройства, которые во время испытаний наводились на испытательные же полигоны в южной части Тихого океана, иногда могли обнаружиться в Северной Канаде). Способность произвести точное попадание по защищенным целям столь мелким, как шахтная пусковая установка ракеты, позволяла сократить мощность боеголовки на порядок, при этом совершенно не снижая ее разрушительную силу, вплоть до того, что стала казаться осуществимой идея нанести прямой удар по Кремлю.

В это время акцент в рассуждениях стратегов переместился с ядерного пата на так называемые доктрины «ведения войны». Компактные точные боеголовки теперь могли быть использованы для того, чтобы дать в руки президенту «гибкий набор возможностей». Их можно было использовать для «предупредительных ядерных ударов», когда одна из сторон делает предупреждение другой, подорвав ядерный боеприпас в таком месте, например посреди моря, где он нанесет минимальный ущерб или не нанесет вообще никакого ущерба. Вместо того чтобы развязывать полномасштабную войну, Соединенные Штаты могут уничтожить какую-нибудь военную базу или, возможно, даже небольшой городок, действуя осмотрительно и постоянно наблюдая за реакцией другой стороны. Целью, к которой следовало стремиться, было «доминирование путем эскалации», другими словами, заставить противника подчиниться, нагнав на него страху. Некоторые доморощенные стратеги пошли еще дальше, утверждая, что Соединенные Штаты могут «обезглавить» Советский Союз, нанеся удар по определенным центрам управления и связи правительства, партии или КГБ. При этом использовались формулировки, непонятные простому смертному, и кто-то удачно сравнил их с богословскими схоластическими дискуссиями Средневековья. Однако все эти термины были просто эвфемизмами, означавшими такое применение ядерного оружия, чтобы в результате не настал конец света, или, по крайней мере, он не был бы гарантированным.

Шлезингер полагал, что проблема состоит в том, как использовать уже доступные ядерные боеголовки высокой точности для нанесения «хирургического удара» по СССР. Его преемники в правление администрации Картера были обеспокоены ровно противоположным вопросом: что будет, если СССР применит свои ракеты MIRV (наводящие ужас СС-18 «Сатана»[5]), чтобы уничтожить американские ракеты наземного базирования и тем самым оставить Соединенные Штаты полностью беззащитными, вынудив их рассчитывать лишь на свои пилотируемые бомбардировщики и ракетные подводные лодки. В течение нескольких лет выдвигалось множество различных идей, как не позволить СССР пробраться («влезть») в так называемое «окно уязвимости». Одна из них состояла в том, чтобы разместить американские ракеты на дне моря или на передвижных платформах, способных ползать по дну озер. По другой предлагалось поместить их на гигантские вагоны и перемещать между различными стартовыми позициями по подземному туннелю, охватывающему территорию, вдвое большую американского Среднего Запада. Третья «школа мысли» предложила вырыть ямы глубиной в тысячи футов, герметически закрыть их и создать специальное оборудование, благодаря которому ракета будет выходить на поверхность после атаки противника.

К счастью для государственного бюджета, ни одна из этих идей так и не была воплощена на практике. «По самым лучшим из имеющихся оценок» (представлявшими собой всего лишь догадки, основанные на предположениях, каждое из которых может быть оспорено), даже «чистый» удар СССР по американским районам базирования МБР унес бы жизни двадцати миллионов человек. Это произошло бы и в том случае, если каждая из его двух-трех с лишним тысяч боеголовок достигла бы своей цели и не упала, скажем, в таком крупном населенном пункте, как Чикаго или Лос-Анджелес. При столь огромном «сопутствующем» ущербе вопрос о возможном возмездии со стороны США – особенно ограниченном возмездии – принял бы чисто академический характер. Когда на смену семидесятым годам пришли восьмидесятые, эта волна доктрин ведения войны с применением ядерного оружия была уже неактуальна, как в свое время предшествующая ей. Причина подобного исхода была та же: идеи эти захлебнулись в собственной же абсурдности. Однако некоторые возразят, что вышеупомянутые доктрины вовсе и не умерли. При Рейгане они взмыли в звездное небо и волшебным образом превратились в доктрину стратегической оборонной инициативы (СОИ). Так и есть, однако эта концепция оказалась еще абсурднее прежних.

За последние сорок пять лет сложно найти хотя бы один исторический пример того, что государству, располагающему запасами ядерного оружия, удалось изменить статус-кво с помощью угрозы применения этого вида оружия, не говоря уже о его фактическом применении. Иными словами, его основной политический результат если в чем-то и состоял, так это в вынужденной осмотрительности политиков и в замораживании существующих государственных границ. Безусловно, главнейшая причина такого положения дел состояла в том, что никто еще не смог додуматься, как можно вести ядерную войну и при этом избежать глобального суицида. Очевиднейшая истина состоит в том, что ядерное оружие является орудием массового убийства. Притом, что защиты от него нет, единственное, для чего оно годится, – это для бойни, беспрецедентной по своей кровожадности и, вполне вероятно, последней в истории человечества. Но оно не может быть использовано для ведения войны в собственном смысле этого слова. Пропасть, разделяющая апокалиптические последствия ядерного оружия и незначительные попытки «использовать» его для «разумных» целей, ужасающе, почти непостижимо огромная. Она настолько велика, что, пожалуй, самой естественной реакцией на вопрос о соотношении этих явлений был безудержный истерический смех одной юной студентки, когда мы стали обсуждать на семинаре эти предметы.

Изначально ядерное оружие создавалось для того, чтобы обеспечить военных и их политических руководителей беспрецедентным по своей мощи средством, позволяющим успешно вести и выигрывать войны. Однако не прошло и десяти лет, как оно стало угрожать положить конец войнам вообще. Некоторые аналитики на самом деле гораздо раньше предвидели такое развитие событий. К тому же проблема не сводилась лишь к ядерному оружию. К середине 1950-х обе сверхдержавы уже собрали атомные бомбы в количестве порядка нескольких сотен и приступили к энергичному производству термоядерных устройств. В таких обстоятельствах агрессия против любой из них с применением традиционных видов оружия становилась все менее вероятной. Теперь, когда каждая сверхдержава контролировала значительную часть своего полушария, неядерное нападение на любую из них могло закончиться победой над ними лишь в случае очень большого масштаба такого нападения. На такой мощный удар, особенно если существовала вероятность того, что он будет успешным, безусловно, можно было бы ответить лишь ядерным оружием. В 1950-х гг. госсекретарь США Джон Фостер Даллес активно поддерживал идею о том, что, для того чтобы вызвать такой ответ, достаточно и небольшой атаки. Эта доктрина, вошедшая в историю под названием «балансирование на грани войны» и «массированное возмездие», была создана специально для того, чтобы, насколько это возможно, предупредить малейшие попытки развязать войну.