Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Диспозиция предусматривала разделение атакующих на три отряда по три колонны в каждом.[73] Каждая колонна состояла из пяти батальонов; в голове шли 150 стрелков, обстреливавших защитников вала; за ними 50 саперов с шанцевым инструментом,[74] потом три батальона с фашинами и лестницами; в хвосте – резерв из двух батальонов. До двух третей всех наличных сил предназначалось для атаки приречной стороны.[75] Почти половину русских сил под Измаилом составляли казаки; они участвовали в штурме, вооруженные короткими пиками.

Весь день 10 декабря происходила усиленная бомбардировка крепости; с русской стороны действовало почти 600 орудий. Турки энергично отвечали. К вечеру канонада затихла. Так как дело происходило в период самых коротких дней, было решено начать штурм за два часа до рассвета, чтобы успеть до вечера подавить все очаги обороны.

В ночь перед штурмом никто не спал. Начальникам было предписано оставаться при своих частях, запрещено было выводить батальоны до сигнальной ракеты, «чтобы людей не утруждать медленней к приобретению славы».

Суворов лично обошел фронт, вспоминая историю каждого полка, совместные битвы в Польше и Турции, запросто здороваясь с ветеранами и ободряя молодых. Потом он вернулся в свою палатку и прилег. Он был необычно сосредоточен, весь ушел в себя. Полученное им письмо от австрийского императора осталось нераспечатанным; он прочел его только на следующий день.

В 3 часа ночи взвилась первая ракета: войска выступили к назначенным местам. По второй ракете они подошли к стенам на 300 шагов. В половине шестого утра, по третьей ракете, колонны двинулись на приступ.

Турки узнали от перебежчиков о дне штурма и были наготове. «Крепость казалась настоящим вулканом, извергавшим пламя, – замечает в своих мемуарах Ланжерон. – Мужественно, в стройном порядке, решительно наступали колонны, живо подходили ко рву, бросали в него свои фашины, по две в ряд, спускались в ров и спешили к валу. У подошвы его ставили лестницы, лезли на вал и, опираясь на штыки, всходили наверх. Между тем стрелки оставались внизу и отсюда поражали защитников вала, узнавая их по огню их выстрелов».

Осажденные дрались отчаянно. Они не ждали пощады и не давали ее. Турки производили многочисленные вылазки, тесня и опрокидывая русские батальони. Бойцы смешались в предрассветной мгле. Крики «ура» и «алла» беспрестанно сменялись, указывая, на чью сторону клонится победа. Мекноб, Безбородко, Львов, Рибопьер, Марков были ранены. – Суворов расположился на кургане, зорко следя за перипетиями сражения и беспрестанно посылая ординарцев с распоряжениями. Резервов у него почти не было, но предназначенный для этой цели отряд казаков он использовал с максимальным результатом, неоднократно выручая попадавшие в тяжелое положение части.

Суворов - i_006.jpg

В 8 часов утра внешний вал был взят. Битва перекинулась в город. Каждую улицу приходилось завоевывать, каждый дом представлял собой стойко защищаемую крепость. Русская полевая артиллерия открыла огонь вдоль улиц. К 11 часам исход сражения определился. Русские войска, прорвавшиеся с приречной стороны и в других пунктах, со всех сторон концентрически надвигались на центр города, сжимая турок в железное кольцо.

Татарский хан Каплан-Гирей, победитель австрийцев под Журжей, предпринял отчаянную попытку отбросить русских. Во главе трехтысячного отряда он напал на черноморских казаков, порубил их и прорвался в глубь русских полков. Подоспевшие егеря и гренадеры ликвидировали прорыв, отряд Гирея был окружен и уничтожен.

Близилась развязка. Турок выбивали из горевших домов, из «ханов» (больших каменных строений, служивших постоялыми дворами). В одном из таких «ханов» погиб комендант крепости Айдос-Мехмет. Общий хаос увеличивался оттого, что из конюшен вырвалось несколько тысяч лошадей и в бешенстве носилось по улицам.

К сумеркам сопротивление было окончательно сломлено.

«Нет крепчей крепости, ни отчаяннее обороны, как Измаил, надшей перед высочайшим троном ее императорского величества кровопролитным штурмом!» писал Суворов 11 декабря в донесении Потемкину.

Руины представляя лишь собою,
Пал Измаил; он пал, как дуб могучий,
Взлелеянный веками великан,
Что вырвал с корнем грозный ураган.

(Б а й р о н. Дон-Жуан.)

Говоря о штурме Измаила, нельзя забыть об участии в этом штурме М. И. Кутузова. В рапорте Потемкину о взятии Измаила Суворов особо остановился на роли, которую сыграл здесь Кутузов. «…Генерал-майор и кавалер Голенищев– Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, взлез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный неприятель[76] принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов…» В другой раз Суворов выразился так о Кутузове (под Измаилом):

– Он был на левом фланге моей правой рукой.

Внутри города был открыт огромный госпиталь. Впрочем пользы от него было мало – две трети раненых скончались вследствие антисанитарных условий и неопытности врачей; двое опытных хирургов, Массо и Лоссиман, находились в это время в Бендерах, потому что у Потемкина болела нога, и прибыли в Измаил через два дня после штурма. Тела убитых русских свозились за черту города и предавались погребению. Тела турок во избежание заразы было велено бросить в Дунай. Но даже при этой несложной процедуре потребовалось поесть дней, пока город был очищен от мертвецов: потери турок были очень велики. По приблизительному подсчету, в Измаиле было убито около 26 тысяч турок и взято в плен 9 тысяч. Только один человек из всего гарнизона ушел из крепости: он бросился в реку, ухватился за плывшее бревно и таким образом добрался до другого берега. Он-то и принес в Константинополь весть о судьбе Измаила.

Русские потеряли во время штурма около 10 тысяч человек. Из 650 офицеров 400 было убито и ранено.

В занятом городе была взята огромная добыча.

Офицеры предложили Суворову взять хотя бы коня из захваченных табунов, но он ответил:

– Донской конь привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду.

Весть о падении Измаила произвела во всей Европе ошеломляющее впечатление. Заседавшая в Систове враждебная России конференция держав прервала свои работы; турецкое правительство впало в уныние. Зато в Петербурге царило ликование.

Державин так описывал штурм Измаила:

Везувий пламень изрыгает,
Столп огненный во тьме стоит,
Багрово зарево зияет,
Дым черный клубом в верьх летит;
Краснеет понт,[77] ревет гром ярый,
Ударам в след звучат удары:
Дрожит земля, дождь искр течет;
Клокочут реки рдяной лавы:
О Росс! – таков твой образ славы,
Что зрел под Измаилом свет!

Суворов, проведший еще дней десять в Измаиле, был засыпан летевшими со всех концов поздравительными письмами.

Но екатерининская эпоха еще раз зло посмеялась над ним. Суворову горше, чем когда бы то ни было, было суждено почувствовать, что недовольство фаворита значит для царицы больше, чем любые подвиги полководца.

В первые дни после штурма переписка Суворова с главнокомандующим носила самый дружеский характер. Суворов, следуя своей манере и общему эпистолярному стилю того времени, рассыпался в изъявлениях преданности. Потемкин отвечал в том же любезном тоне. Вслед за тем Суворов выехал в Бендеры для личного рапорта, и тут одно «пустое обстоятельство» все погубило.

вернуться

73

Начальниками отрядов были де Рибас, Самойлов, Павел Потемкин; начальниками колонн – Кутузов, Львов, Ласси, Мекноб, Безбородко, Платов, Чепега, Арсеньев, Марков.

вернуться

74

Шанцевый инструмент – инструмент, служащий для производства работ по окапыванию.

вернуться

75

Суворов выделил также общий резерв в составе 2½тысяч казаков.

вернуться

76

В смысле – превосходящий численностью.

вернуться

77

Понт – море.

27
{"b":"221983","o":1}