— Меньше слов, — поморщился дон Мануэль — столь открытое проявление цинизма вызывало у него брезгливое чувство. — Сколько?

Фабрицио разжал ладонь и сказал, глядя на сарацинские монеты:

— Вот если бы вы могли эти пять монет превратить в пятнадцать...

— Это же будет маленькое состояние и всего за одну небольшую услугу, — укоризненно сказал капитан «Тенерифе».

— Очень маленькое, причем за услугу, дающую вам возможность приобрести состояние гигантское, проценты на которое растут весьма стремительно. К тому же я ведь могу пожаловаться мисс Элен, что вы торговались.

— Ладно, я согласен, — сказал дон Мануэль и начал отсчитывать монеты.

— Где вы намерены ждать ответ, сеньор?

— А что, долго придется ждать? Я бы мог постоять здесь, среди цветов.

— Мисс Элен находится под охраной, к ней не так уж просто пройти. А с вашим прибытием можно ожидать ужесточения режима.

— Понятно. Значит, где-нибудь на берегу, но я еще не успел изучить здешних достопримечательностей.

— Рекомендую «Красный петух».

— Спасибо, — дон Мануэль небрежно коснулся края своей шляпы в знак прощания, — но в любом случае — я не люблю долго ждать!

— Я сделаю все от меня зависящее.

Фабрицио насмешливо смотрел вслед удаляющемуся красавцу. Он не собирался ничего говорить пленной англичанке, тем более что она не подпускала его к себе на пушечный выстрел, а этому заезжему охотнику за дамскими сердцами через пару дней можно будет сказать, что мисс Элен не желает его видеть. При том тюремном образе, на который она была обречена, проверить, что было ей передано и было ли передано вообще, дону Мануэлю не удастся. И пусть он хоть изойдет подозрениями на его, Фабрицио, счет, не пойдет же он жаловаться на него своему дяде?

Насвистывая какую-то итальянскую мелодию, генуэзец стал подниматься по каменным ступенькам в дом, но тут вдруг заметил, как по тропинке в дальней части сада спускается вниз к воротам, выводящим к поселку, Тилби с корзинкой для продуктов. Стремительно переставляя свои длинные, невероятно худые ноги, напоминая при этом цаплю, одетую в черный камлот, Фабрицио побежал к ней наперерез. Увидев, что девушка прибавила шагу, он прибавил тоже. Он осаждал свеженькую, молоденькую субретку с самого первого дня появления ее в Мохнатой Глотке. Она ему понравилась своей резвостью и непосредственностью, плюс у него никогда не было англичанки, а кроме того, он привык пользоваться остатками с барского стола. Всегда было так, что если дон Диего покупал веселых девиц из какой-нибудь портовой таверны, то что-то в смысле оплаченной женской ласки перепадало и итальянскому лакею. Фабрицио рассудил, что если дон Диего наметил себе белокурую губернаторскую дочку (именно поэтому и тянет с назначением выкупа), то ее камеристка является его законной добычей. У господина дела шли не очень успешно, и Фабрицио было приятно, что он даже в неудачах повторяет его. Ему нравилась неуступчивость Тилби.

Наконец он догнал ее и осторожно взял за плечо.

— Ей-Богу, жестоко заставлять столь солидного человека, как я, гоняться за вами по такой жаре.

— Никто вас не заставлял бежать за мной, — дернула плечом Тилби.

— Но вы же не можете не видеть, что со дня вашего появления здесь я, в определенном смысле, потерял покой.

— Именно поэтому вы так хамили мне у ворот в прошлый раз?

Девушка сделала попытку двинуться дальше, но черная цапля цепко держала ее за руку.

— Страсть. Поверьте, дорогая Тилби, страсть! Она может заставить человека потерять на время человеческий облик.

— И даже безвозвратно. — Тилби намекала на внешность генуэзца, но он, будучи возбужден ее присутствием, не обратил внимания на ее слова. Она ему определенно нравилась. Его костлявая рука еще сильнее сдавила нежное женское предплечье.

— Мне больно!

— Нет, это мне больно, я не могу понять, почему вы ко мне равнодушны.

Девушке все же удалось высвободиться.

— Как вам сказать...

— Нет, уж вы скажите, — Фабрицио отступил на полшага, как бы драпируясь в напускную мрачность, — лучше узнать все сразу и до конца, чем пребывать в мучительном неведении.

Девушка тихонько прыснула в кулачок, но тут же сделалась серьезной.

— Ну, знаете, мистер Фабрицио, я не люблю говорить такие вещи мужчинам. Но вы мне...

— Ну, ну, смелее.

— Неинтересны.

— Да? — Фабрицио передернуло, он почему-то ждал какого-то другого ответа.

— Да.

— И вы уверены в этом?

— Безусловно.

— А вот тут вы ошибаетесь, — злорадно сказал он.

— Не думаю.

— Я интересен не только для вас, но даже для вашей неприступной госпожи.

Тилби весело рассмеялась:

— Ну чем вы можете быть интересны для мисс Элен?

Глаза Фабрицио горели от злости и возбуждения.

— Если бы мисс Элен знала, что я могу ей сообщить, она бы сама меня разыскала, чтобы расспросить обо всем поподробнее.

Тилби уже хотела было уйти, но остановилась — она и верила этому сладострастному и самодовольному пауку, и не верила. Было что-то в его словах, что заставило ее внутренне дрогнуть — а вдруг?

— Небось ерунда какая-нибудь, мелочь, которая и упоминания не стоит.

— Мелочь? Мелочь?! — громогласно и насмешливо спросил Фабрицио, но тут же, оглянувшись, стал говорить намного тише: — Послушайте, Тилби, вы всецело преданы вашей госпоже?

— Вы оскорбляете меня своим вопросом.

— Глупости, если бы меня спросили о подобном, я бы попытался выяснить, что подразумевается под этими словами. Но здесь другое.

— Что? — стараясь говорить равнодушно, спросила камеристка. — Мне, наконец, надо идти.

— Скажи своей госпоже, если у нее найдется тысяча песо или какая-нибудь вещица приблизительно в такую цену, я могу организовать ей встречу с одним молодым человеком, который прибыл в Мохнатую Глотку, чтобы специально с ней увидеться.

После этого Фабрицио резко развернулся и пошел в глубь сада.

Тилби посмотрела вслед этой странной фигуре и, развернувшись, побежала обратно к дому.

— Так ты говоришь, Тилби, «молодой человек, который специально прибыл сюда, чтобы со мной увидеться»?

— Да, мисс, он сказал именно так.

— И он говорит, что может устроить мою встречу с этим «молодым человеком»?

— Да, мисс, но только он просит за это тысячу песо.

Внешне Элен выглядела спокойно, ее внутреннее волнение выдавали только пальцы, терзавшие носовой платок.

— Если такой негодяй, как этот Фабрицио, просит денег, он предлагает действительно нечто стоящее.

— Может быть, вам хочется, чтобы это было так? — осторожно спросила камеристка. — Я ему не верю.

— Но что же тогда делать?

— Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы это был сэр Энтони!

— А мне не только хотелось бы, я на это надеюсь.

— Но почему он не разнесет это пиратское гнездо, здесь не так уж много кораблей и пушек?

— Наверное, есть этому причина. Подожди, он сам нам обо всем расскажет.

— Так, значит, мне соглашаться на предложение этого негодяя?

— Разумеется, Тилби.

— Но деньги?

— Да, — Элен прошлась по комнате, — хоть проси в долг у дона Диего в счет увеличения выкупа. А этот, Фабрицио, он не согласится подождать?

— Боюсь, что нет, не такой он человек, он не поверит на слово.

— К сожалению, ты права. Но он же должен понимать, что я попала к дону Диего прямо с бала на корабль!

Тилби только вздохнула в ответ. Она смотрела на перстень, который украшал узкий безымянный палец хозяйки. Это был подарок Энтони к шестнадцатилетию. Он стоил намного больше тысячи песо.

Элен продолжала думать, но как она ни рассматривала свое положение, оно представлялось ей безвыходным. Она увидела, куда смотрит Тилби, и в первый момент хотела ее выбранить за такое направление мыслей. Но чем больше она билась над раскладом обстоятельств, тем яснее видела — с перстнем придется расстаться. В конце концов, она жертвует вещественным доказательством любви во имя духовной ее стороны. Энтони не может этого не понять.