Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Значит, аноним хотел показать, что он давно и хорошо знает Делафара.

Какую цель преследовал автор заметки? Предупредить всех троих о грозящей опасности? Или, наоборот, сообщить о них в контрразведку, не раскрывая себя?

Вопросы, вопросы…

О Грохотове и Петике (а не Петикове, как было напечатано в газете «Призыв») Делафар знал по рассказам заместителя председателя ВЧК Михаила Кедрова.

Леонид Грохотов, бывший матрос Первой статьи Мурманского флотского экипажа, особый комиссар от Комиссариата по морским и иностранным делам при Мурманском совете, был схвачен интервентами, бежал, впоследствии работал во фронтовых армейских чрезвычайках.

Алексей Петик, некогда трюмный матрос линкора «Чесма», работал на Мурмане в органах ЧК.

Во время интервенции на Севере разыскивался белой контрразведкой по подозрению в убийстве контрадмирала Кетлинского и в организации взрыва в центре Мурманска 12 июля 1918 года, когда в окно квартиры одного из пособников интервентов была брошена бомба, но тот отделался ранением.

Делафар ничего не знал о планах Москвы по заброске Грохотова и Петика в Одессу, но не исключал их присутствия в городе. Оба они были из матросов и могли быть направлены в Одессу для помощи подпольщикам или с другим заданием.

В Одессе у Делафара был собственный секретный канал — «Мирограф», собственные явки, и он мог работать независимо от одесского подполья.

Но в полном отрыве от подполья Делафар действовать не мог.

Столкнись они в опасном соседстве, не зная «кто есть кто», и последствия станут непредсказуемыми.

Подпольщики могли невольно выдать переводчика французского штаба Делафара, прекрасно говорящего по-русски и по-французски, не зная, что он разведчик.

Руководитель подполья должен был знать, кто и с каким заданием действует вокруг него. В Одессе это был Иван Федорович Смирнов, заброшенный в город в конце ноября 1918 года с паспортом на имя купца второй гильдии Николая Ласточкина.

Только с ним из всего подполья имел право общаться «Шарль».

«Шарль» понимал, что не только он, не только Грохотов и Петик работали в Одессе со специальными заданиями. Были и другие неизвестные ему заброски и оседания, действия и поручения, о которых знал только Ласточкин. Знал, но делиться ни с кем не имел права. Кто же все-таки был автором заметки в «Призыве» о большевиках-гастролерах в Одессе?

Только через много лет одесский чекист и историк Никита Брыгин сумеет доказать, что к этой заметке причастен международный авантюрист, агент английских спецслужб Сидней Рейли (Розенблюм), находившийся в это время в Одессе.

Самое странное и неожиданное ожидало разведчика впереди.

На следующий день после появления заметки о «большевиках-гастролерах» в той же газете «Призыв» было опубликовано следующее сенсационное сообщение:

РУССКИЕ БОЛЬШЕВИКИ ЗА ГРАНИЦЕЙ

(ПОКУШЕНИЕ НА ВЗРЫВ ЭЙФЕЛЕВОЙ БАШНИ)

«Матэн» сообщает: из Лондона получены сведения, что два большевистских агитатора, человек по имени Лафер и женщина Галина Руденко получили распоряжение создать в Испании большевистскую базу и взорвать Эйфелеву башню во время мирного конгресса.

Они выехали из Москвы 19 февраля, направляясь в Испанию по фальшивым паспортам. Они именуют себя Георгием и Елизаветой Торше.

Благодаря этим паспортам они беспрепятственно выехали из Одессы. С ними проехало третье, неизвестное лицо».

— Над этим абсурдным, рассчитанным на обывателя, сообщением стоило подумать.

Прежде всего имя — Георгий.

Так Делафара действительно звали в русской транскрипции, так он писал в своей московской анкете. В фамилии изменена одна буква, если не считать дворянской приставки. Что это — редакционная или типографская опечатка?

А может быть, умысел? Кроме того, он уже не «совершенно свободно разгуливает по городу», как было в первой заметке, а «беспрепятственно выехал из Одессы», причем не один, а с некоей «женщиной Галиной Руденко» и с «третьим, неизвестным лицом».

Вторая заметка в «Призыве» явно была ответным ходом в шахматной партии — было неясно, идет ли речь об одном и том же человеке или о разных.

Стоит ли заниматься поисками агента ВЧК, если, возможно, его уже давно нет в городе?

А во французском штабе продолжал работать переводчик со сходной фамилией, легенда которого была тщательно проверена майором Порталем. Репутация переводчика была безупречной.

Все это ставило «Азбуку» и французскую контрразведку в затруднительное положение.

Делафар понимал, что чья-то невидимая рука пришла ему на помощь. Это мог быть исполнявший обязанности французского консула Георгий Антонович Биллем.

* * *

Большой Фонтан — протянувшийся вдоль моря пригород Одессы, где снимали дачи горожане со средним достатком: мелкие купцы, торговцы, журналисты, гимназические учителя.

Остановки конки, а затем трамвая, назывались станциями.

У них были номера — от первой до шестнадцатой, самой дальней от города.

Одна из явок Ласточкина, о которой знали немногие, находилась на девятой станции на старой даче, заросшей кустами акации, полынью и дроком.

Дребезжащая разболтанная конка ходила только до восьмой станции.

И Делафару пришлось идти до явки пешком. Вечерело, вокруг не было ни души, откуда-то с дальних дач чуть слышно доносилась музыка.

Обычно уравновешенный и спокойный, внешне даже чуть флегматичный, Ласточкин показался Делафару расстроенным и взволнованным.

— Иван Федорович, вы знаете, что я часто захожу в «Дом кружка артистов»… Там бывают нужные и интересные люди. Как раз напротив «дома» — шумный ресторан. Хозяин ресторан — некий Лоладзе…

— Тебе Калистрат Саджая не рассказывал о нем? Это его товарищ по старым кавказским делам. Кстати, Лаврентий Картвелишвили — «товарищ Лаврентьев», ты о нем слышал, из той же компании. Надежные ребята. Так зачем тебе Лоладзе?

— Понимаете, Иван Федорович, около ресторана Лоладзе много шпиков крутится. Я их всех наперечет знаю.

— Эту явку временно прикроем, а там посмотрим. Между прочим, к нам новый товарищ с фронта прибыл — Михаил Капчинский. Бывший велосипедный мастер. Хотим его в велосипедные мастерские направить.

Ласточкин немного помедлил, потом спросил:

— Ну, а что там у тебя в штабе?

— Майор Порталь направил несколько писем Орлову — начальнику деникинской контрразведки. Требует усилить наружное наблюдение, выявлять явки. Положение очень тревожное…

* * *

В одной из городских газет появилось сообщение:

«По распоряжению Союзного командования с 25 февраля воспрещено посещение солдатами Союзных войск ресторанов по Колодезному пер. 4. В случае их обнаружения в означенных местах надлежит немедленно составлять протоколы на предмет закрытия».

Сообщения такого рода часто появлялись в одесской печати.

23 января градоначальник Марков закрыл трактир «Марсель» на Преображенской, как «источник большевистской заразы». С этого времени газета «Одесские новости», а следом и другие газеты, начали постоянно печатать распоряжения о закрытии или временном запрете на посещение подозрительных, по мнению городских властей, общественных мест.

Читали ли одесские подпольщики эти газеты? Если читали, то почему не сделали выводы? Любой подпольщик и разведчик знает, что такое «скучное» занятие, как ежедневное чтение местной прессы, является бесценным источником информации.

При любой цензуре в печать обязательно проскальзывает что-то очень важное, и будничное рутинное чтение прессы — обязательный атрибут работы опытного разведчика.

Это хорошо понимали деникинцы, которые во многих городах занимались сбором и обобщением информации, почерпнутой из «совдеповских» газет, журналов, листовок, приказов и распоряжений, расклеенных для всеобщего обозрения.

Деникинцы понимали, а одесские подпольщики — нет.

«Шарль» видел, насколько неосмотрительно ведут себя подпольщики, как они пренебрегают конспирацией — шумные сборища в ресторане Лоладзе, в других ресторанах и кафе, в различных общественных местах неизменно привлекали внимание опытных контрразведчиков — майора Порталя и графа Орлова.

64
{"b":"22182","o":1}