Упрощенный порядок получения вида на жительство для иностранцев и лиц без гражданства, минимум бюрократических барьеров для обретения местного гражданства и лицензий на ведение собственного дела, включая импортно-экспортные операции, привлекали в Вену массу людей, согнанных с родных мест во время войны из многих стран Старого Света и просто искателей лучшей доли.
Любезные венцы и приветливые венки, веселая и дружелюбная атмосфера столицы — все это помогало иностранцам быстро освоиться на берегах Дуная.
Короче говоря, Вена в первые послевоенные годы была очень удобным местом для деятельности разведчиков всех государств. Без преувеличения можно сказать, что дунайский мегаполис стал в те времена настоящим раем для шпионов…
Я ошибся, предположив, что Центр будет долго раздумывать над ответом.
Нет, там неожиданно быстро отреагировали на мою депешу. Через два дня перед обедом «Чико» принес радиограмму, помеченную моим личным шифром.
«08 ноября 1950 г. 11 час. 06 мин. Вена
Сов. секретно
Только лично
Оскару
Подтверждаем получение срочного сообщения от 5 ноября. Ваши предложения внимательно изучены. Принято следующее решение.
Не откладывая, вызовите «А-восьмого» на внеочередную явку. Под благовидным предлогом вывезите его в Баден. Сделайте так, чтобы он ни в коем случае не сообщил по телефону родным или знакомым о том, что едет туда с вами. Когда будете сажать его в автомашину, убедитесь, что при этом нет случайных свидетелей. Сдайте «А-восьмого» в управление особых отделов группы войск. Туда уже даны необходимые указания об этапировании его в Москву. Известите начальника управления о дне и часе вашего прибытия с «А-восьмым» в Баден. Сообщите также об этом нам.
Предупреждаем еще раз: к отправке «А-восьмого» приступайте немедленно. Дополнительных предложений от вас не ждем. Наши указания подлежат неукоснительному и точному выполнению.
Получение данной телеграммы подтвердите.
Урбан».
Волна гнева ударила мне в голову.
Значит, они мне не поверили!
Хотелось разорвать этот листок бумаги на мелкие клочки, бросить их на пол и растоптать ногами. Может быть, станет легче.
Ну ладно, не верят «А-восьмому». Но почему сомневаются во мне? В чем я провинился? В том, что честно высказал свое мнение и вступился за агента, в преданности которого был уверен? Сейчас я им отвечу так, как они этого заслуживают!
Рука моя непроизвольно потянулась за чистым листом бумаги, потом нервно схватила карандаш.
Мне нужно было срочно взять себя в руки.
«Что толку, — сказал я самому себе, — если ты пошлешь в Центр гневную телеграмму и откажешься „негласно вывозить“ „А-восьмого“? Тебя немедленно отстранят от работы и пришлют своего представителя. Тот возьмет бразды правления в свои руки и отправит попавшего в немилость агента в Москву. Тебе придется отвечать за невыполнение приказа в особых условиях по всей строгости закона. Тебя могут не только вышвырнуть с работы, но и посадить в тюрьму. Пострадают и твои близкие. И ничем ты своему „А-восьмому“ не поможешь.
Я закрыл глаза, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. «А ты уверен, что „А-восьмой“ чист? Может быть, в Центре есть данные, которые тебе неизвестны? Ведь им там, в Москве, сверху виднее, а твой информационный горизонт ограничен лишь Веной?»
Я раздваивался.
Мне было стыдно за себя, но в конце концов я пришел к выводу, что надо выполнять указание Центра. Ничего не сделаешь, плетью обуха не перешибешь!
Мой бунт на коленях был быстро подавлен.
И вместо того, чтобы писать в Москву гневную телеграмму с выражением протеста, я принялся набрасывать план операции по скрытой доставке «А-восьмого» в Баден. Отвел на все два дня.
Условным телефонным звонком я вызову своего помощника на внеочередную явку. Она состоится по разработанным ранее условиям связи на следующий день, 10 ноября, в 17 часов у входа в Музей истории искусств на площади императрицы Марии Терезии.
Машину поставлю примерно в пятистах метрах от этого места в одном из пустынных переулков за Дворцом ярмарок. Вот только как правдоподобнее объяснить «А-восьмому» необходимость его поездки в Баден…
На излете осени в Вене темнеет быстро.
Хотя с утра стояла ясная погода, после полудня небо затянули плотные облака. В пять часов пополудни уже начало смеркаться. Самая лучшая погода для шпионов.
В назначенное время я зашагал от Ринга на площадь императрицы Марии Терезии. Еще издали я заметил у входа в музей стройную фигуру, облаченную в светлый плащ.
Это — «А-восьмой». Я прошел, не подавая вида, мимо него. По условиям связи он должен следовать за мной до конца квартала и мог подойти ко мне лишь тогда, когда мы свернем за угол.
Все получилось как по писаному.
Догнав меня, «А-восьмой» пошел рядом. Мы поздоровались и молча обогнули Дворец ярмарок, углубившись в безлюдные переулки. Дошли до стоявшего здесь автомобиля. Я оглянулся — «хвоста» за нами не было. Прохожих мы не встретили, и никто не видел, как мы сели в машину.
«А-восьмой» молчал. Но я чувствовал, что ему очень хотелось узнать, чем вызвана срочная встреча.
Он терпеливо ждал, когда ему объяснят, в чем дело.
— Дорогой друг, — начал я, стараясь держаться как можно непринужденней, — сожалею, что побеспокоил вас. Но есть очень срочное дело, в котором требуется ваша помощь.
— Я всегда в вашем распоряжении, — вежливо сказал «А-восьмой». — Слушаю вас внимательно.
У меня сдавило горло.
Чертовски неприятно лгать, особенно во имя неправого дела. А сейчас я вольно или невольно брал на себя роль злодея, ибо отправлял в тюрьму невинного человека.
— Нам надо через час быть в Бадене у наших военных. — Мой голос звучал хрипло и, откашлявшись, я продолжил: — Им требуется срочная консультация насчет одной валютной операции. Вы именно тот человек, который нужен. К тому же они до сих пор помнят о вас.
Говоря о военных, я имел в виду контрразведчиков из советской группы войск, штаб которой располагался в Бадене, небольшом курортном городке примерно в тридцати километрах к югу от Вены.
Когда в апреле 1945 года Красная армия вошла в австрийскую столицу, сотрудники военной контрразведки «СМЕРШ» установили контакты с некоторыми нашими агентами и использовали их, пока здесь не создали резидентуру внешней разведки.
Я почувствовал, что он успокоился, как-то расслабился, взгляд его прояснился, а морщины на лбу разгладились.
Болтая всякую чепуху, лишь бы не думать о том, что нас ждет впереди, я гнал свой «опель-капитан» по Виндерхауптштрассе, главной транспортной магистрали четвертого района, а затем по окраинной Триестерштрассе.
Последние полчаса мы молчали.
Я гнал на такой скорости, что боялся отвлечься.
«А-восьмой» сидел съежившись.
Мы только слышали свист от соприкосновения шин с бетоном.
В дальнем свете фар мелькнул светящийся указатель: мы въезжали в Баден. Я сбросил скорость: по узким и темноватым улицам не разгонишься.
С военными контрразведчиками было договорено, что в целях конспирации я передам им нашего агента не в управлении — этот дом, охранявшийся часовыми, был известен всему городу, — а на служебной вилле. Она не просматривалась с улицы, так как находилась посредине небольшого парка, окруженная вековыми деревьями.
Не дожидаясь вопроса, я сказал «А-восьмому» об этом.
Он уже отошел от нашей бешеной езды и, улыбнувшись, благодарно взглянул на меня:
— Спасибо, вы всегда так сердечно заботитесь обо мне.
Кровь бросилась мне в голову.
Знал бы мой верный помощник, на что я его обрекаю. Но он не заметил моего состояния, а я, притормозив, свернул на узкую дорогу, ведущую к вилле.
Нас уже ждали.
Не успел я нажать кнопку звонка, как массивная дверь с мордой льва, державшего в зубах начищенное до блеска медное кольцо, сразу отворилась.
Молодой человек в штатском провел нас через холл, торцевую часть которого украшал большой витраж — два конных рыцаря, один в черных доспехах, другой — в красных, сошлись в смертельной схватке.