— Ну, по идее так и должно быть, — решил возразить доктор Фукада, — Однако на этой планете далеко не всегда происходит так, как должно быть. Точнее, у неё такая особенность, если хотите: здесь часто происходят дикие вещи, выходящие за рамки здравого смысла. Споры вдовьего чрева вполне могли достичь матки — через дыхательную, пищеварительную или кровеносную систему, — не утратив при этом своих качеств, и каким-то образом проникнуть в неё. Партеногенез — весьма распространённый способ воспроизводства в животном мире, даже на Земле. Тем более нельзя исключать, что на пресловутой планете Порно мы можем столкнуться с такими невероятными и абсурдными явлениями, как оплодотворение спорами растений. Говоря о «яичке» в матке доктора Симадзаки, я не имел в виду, что это должен быть непременно человеческий эмбрион.

Гримаса будто приклеилась к лицу Могамигавы.

— Вы называете эту планету дикой. В принципе согласен. Но о выкидыше, случившемся у женщины из первой экспедиции, я слышал, что плод был человеческий.

— Однако…

— Однако, — вмешался я, чтобы придать ускорение завязавшейся дискуссии, — проблема не в природе беременности доктора Симадзаки и не в том, кто у неё родится, а в том, как предотвратить роды. Разве нет?

— Я так скажу, — кивнул в мою сторону шеф, — Думаю, есть два пути. Первый: извлечь это — кем или чем оно бы ни было — из матки кесаревым сечением.

— У нас нет для этого оборудования, — тяжело вздохнул Фукада, — Не скажу, что это невозможно, но мне бы не хотелось делать такую операцию. Вскрывать брюшную полость у доктора Симадзаки… Слишком велика ответственность.

Фукада, как обычно, уходил от ответственности. Одарив его пренебрежительным взглядом, Могамигава обратился ко мне:

— Не знаете ли вы, как мамардасийцы предохраняются от беременности, вызываемой вдовьим чревом? И какие меры они принимают, если беременности избежать не удалось? Ведь они наверняка тоже страдают от вдовьего чрева.

— Думаю, да. В районе Мамардасии очень много вдовьего чрева. Целые колонии. Но поскольку доступ человеку в Мамардасию закрыт, нам пока не известно, как они справляются с этой проблемой.

Шеф подался вперёд:

— Так вот, второй путь, о котором я думал, — послать туда кого-нибудь, чтобы выяснить у аборигенов, что они делают в таких случаях. От этого будет и научная польза, так что сможем убить как бы двух зайцев.

— Так они к себе и пустят! — покачал головой я, вспоминая, как мамардасийцы в прошлый раз наотрез отказались пропустить нашу экспедицию, — Если только ты не человек с приемлемым для них устройством психики. Они же здорово читают наши мысли, — Я повернулся к Фукаде: — Быстрее вам будет кесарево сечение сделать.

Фукада тут же всполошился:

— Раньше, в эпоху варварства, такие операции делали голыми руками, а теперь только на современном оборудовании, с компьютерными системами. То есть я… как врач… в университете нас не особенно этому учили.

Могамигава закатил глаза к потолку, будто хотел сказать: «Не можешь, значит?» Я тоже был разочарован.

— Несколько участников первой экспедиции проникли в Мамардасию и видели, что это такое. Есть доклад на эту тему, — проговорил шеф, чтобы оживить разговор. — Как им удалось?

— Ну, это же были первые земляне. Наверное, аборигены не предполагали, что мы такая дикая раса, и расслабились — пустили. Дикая — с точки зрения мамардасийцев, конечно.

— Это мы дикие? Вот они-то настоящие дикари! — сморщился Могамигава. — Как я слышал, они совокупляются в открытую, средь бела дня. Им всё равно с кем — с мужчиной, женщиной… где — на улице, на площади, в общественном месте. Где угодно, и одновременно несколько пар!

— Вот именно! — кивнул я, ткнув пальцем в его сторону. — Вот это и кажется им диким. Что мы так к этому относимся: считаем секс дикостью, думаем, что с этим делом надо куда-то прятаться. Мне кажется, они смущаются от такого отношения, это их отвлекает, не даёт сосредоточиться.

— Уж не хотите ли сказать, что вы это дикостью не считаете? — Могамигава с неприязнью уставился на меня.

Я почувствовал, что краснею:

— Нет, не считаю.

— В таком случае почему вы не можете получить туда доступ?

— Потому что я сам дикий. Э… лично мне было бы интересно и приятно наблюдать за такими вещами со стороны. Назовите это как хотите — извращением, страстью к подглядыванию… Но если у меня спросят, смогу ли я заниматься тем же самым на людях… Не смогу. То ли из-за стеснительности, то ли из-за неумения быть естественным, а может, самосознание не позволяет… Не знаю. Но мамардасийцы сразу просканируют, что у меня в голове, и не пустят к себе.

— Другими словами, — задумчиво проговорил шеф, — в Мамардасию может попасть лишь тот, у кого самые прогрессивные взгляды на секс?

— Ну… как сказать? Может статься, аборигенам эти прогрессивные взгляды покажутся вовсе не прогрессивными. То есть люди, о которых говорят, что у них прогрессивные взгляды на секс, связывают сексуальную свободу с борьбой против существующей системы, восстанием против «старой власти», критикой правительства и полиции. Похоже, что с точки зрения мамардасийцев такие люди на самом деле совершенно не стремятся к сексу и не превозносят его, он для них не предмет поклонения. Говорят, в составе первой экспедиции была одна женщина — активистка Союза за сексуальное раскрепощение. Она хотела было использовать поведенческий стереотип аборигенов для поддержки заурядного общественного движения, но это им не совсем понравилось. Как я слышал, дело кончилось тем, что активистка бежала оттуда со всех ног, когда какой-то медвежьего облика мамардасиец подошёл к ней.

— Так кто же всё-таки может к ним проникнуть? — небрежно бросил шеф.

— Тот, кто не воспринимает секс как нечто метафизическое и в то же время испытывает неиссякаемое сексуальное влечение, причём бескорыстное.

— Это что же получается? — округлив глаза, с нескрываемым отвращением рявкнул Могамигава. — Нужен тип, которому только бы потрахаться. Всё равно с кем?! — Он ожесточённо поскрёб голову. — Что это я так разорался? Вот до чего меня довела эта планета!

Шеф вдруг подскочил в кресле и поглядел в потолок:

— Хм! Есть у нас такой человек.

Я кинул на шефа изумлённый взгляд:

— Вы что, хотите Ёхати послать?

— А кого ещё? — уставился на меня шеф, — Кто ещё подходит к мамардасийскому менталитету?

— Ну, это не вариант! — тряхнул головой Могамигава, показывая, что тут и разговора быть не может, — Он же тупой. Даже если проберётся, что он сможет разузнать?

— Не говорите, Могамигава-сан, — тут же начал переубеждать его шеф, — В медицине и биологии он, конечно, не разбирается, но спросить, как избавиться от беременности, наверное, сумеет.

— Если Ёхати попадёт в Мамардасию, только мы его и видели, — усмехнулся я, — Помимо всего прочего, мамардасийки, говорят, исключительные красавицы. Наши женщины по сравнению с ними никуда не годятся. Недаром в отчёте было сказано: «Местные женщины — сущие ангелы».

— Как это банально! — проговорил доктор Фукада и отвернулся.

— Тогда надо будет послать с ним ещё кого-нибудь, — стоял на своём шеф, — Чтобы он, не проникая в Мамардасию, был где-то наготове и оттуда давал Ёхати указания. Если Ёхати притащит муть, его можно будет отправить обратно, и не один раз, пока не добудет вразумительную информацию.

Я пожал плечами:

— Хотите меня послать?

— Точно, — холодно заявил шеф и обернулся к Могамигаве, — Думаю, знание бактериологии здесь тоже пригодится. Не могли бы вы их сопровождать, доктор?

Могамигава с готовностью кивнул:

— Не возражаю. На экспедиционном катере мы через час туда доберёмся.

— Однако, — шеф обеспокоенно шевельнулся в кресле, — у нас всего один катер. Сейчас он в распоряжении геоминералогической партии.

— Вы можете связаться с доктором Ниямой и приказать ему немедленно возвращаться.

— Я уже говорил с ним по телекому, — Шеф не скрывал огорчения, — Он сообщил, что они смогут быть на базе только через два дня. Вы же знаете, что это за человек. Упрямец! Для него моих распоряжений не существует.