После этого Кузнецов убыл в свой наркомат и сам стал по телефону обзванивать флота и поднимать их по тревоге.

«В 23 ч 35 мин. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в 23 ч 37 мин., как записано в журнале боевых действий, на Балтике объявлена оперативная готовность номер 1, т. е. буквально через несколько минут все соединения флота уже начали получать приказы о возможном нападении Германии…

Черноморский флот в 1 ч 15 мин. 22 июня объявил о повышении готовности, провёл ряд экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага…»

(Примечание: Эти воспоминания Кузнецова отличаются о того, что он позже напишет в своих мемуарах, и отличия эти достаточно существенные. Первое: адмирал более резко показывает, что Жуков и Тимошенко, получив приказ Сталина «привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения», тянули время и не торопились с отправкой этого приказа в округа – «прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам».

А дальше он сообщает, что, прочитав тест приказа, он сделал для себя однозначный вывод, что флота данная «Директива № 1» касалась: «Она была адресована округам, а из неё можно было сделать только один вывод – как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1…»

В своих последующих мемуарах, через несколько лет, Кузнецов заявит, что данный приказ флота не касался вовсе, а вот он «проявил инициативу» – дал на флот телеграмму о приведении в «готовность № 1» после 23.00 21 июня.

Стоит пояснить, что Кузнецов был у Сталина с 19.02 до 20.15 и скорее всего либо докладывал лично Сталину сообщение Воронцова, либо получал от Сталина указания по флоту в связи с этим сообщением. Также в поздних «мемуарах» адмирал напишет, что Жукова и Тимошенко вызвали в Кремль ещё в 17 часов 21 июня, а Воронцов прибыл к нему на доклад в… 20.00.

Об этом сообщении Воронцова пишет историк А. Мартиросян («Что знала разведка?», ч. II, «Красная звезда», МО РФ от 16.02.2011 г. – http://www.redstar.ru/ 2011/02/16_02/5_01.html):

«В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга М. А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня германские войска вторгнутся в Советскую Россию. Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину».

(Запись беседы с М.А. Воронцовым была опубликована в «Морском сборнике», № 6, 1991 г.)

Таким образом, в 1963 году адмирал Н. Г. Кузнецов и ответил своими воспоминаниями на вопрос Покровского № 3: «Кто и как тянул время с отправкой в западные округа сообщения об ожидавшемся возможном нападении Германии 22 июня…»).

Но самое интересное что во время войны отправку директив фронтам и упрощали и делал это сам Сталин (вполне возможно произошло это и с учетом того как Г.К. Жуков отправил «Директиву № 1» в западные округа в ночь на 22 июня). Вот как описывает генерал армии С.М. Штеменко в своей книге «Генеральный штаб в годы войны» то, как во время войны шла оправка некоторых директив в войска:

«Директивы Ставки подписывали Верховный Главнокомандующий и его заместитель или начальник Генерального штаба, а когда в Москве не было ни Г. К. Жукова, ни А. М. Василевского, вторым подписывался А. И. Антонов. Распоряжения меньшей важности заканчивались фразой «По поручению Ставки», и дальше следовала подпись либо А. М. Василевского, либо А. И. Антонова. Часто такие распоряжения формулировались прямо в Ставке. Сталин диктовал, я записывал. Потом он заставлял читать текст вслух и при этом вносил поправки. Эти документы, как правило, не перепечатывались на машинке, а прямо в оригинале поступали в находившуюся неподалеку аппаратную узла связи и немедленно передавались на фронты.» (Кн. 1, глава 7, «Дела и люди Генерального штаба», с. 104, М. Воениздат 1989 г… Также есть на – http://militera.lib.ru/memo/russian/shtemenko/07.html)

Т.е., бывало, что шифровальщикам и связистам отдавали «черновик», рабочий вариант директивы или приказа и уже они сами с этого текста и проводили шифрование. Без переписывания или перепечатывания текста директивы или приказа набело в шифровальные блокноты ещё раз. Таким образом, сокращалось время отправки приказов из Ставки (ГШ) в войска минимум минут на 45… Однако как видно из слов Штеменко, такие «упрощения» допускались распоряжений «меньшей важности». ВИЖ не приводит ответ генерала Сандалова (так любимого историками) на «вопрос № 2». А жаль. Исходя из того, что он ответил на вопрос № 1, видно, что в 1952–53-м особо он не выдумывал и «павловых», похоже, не выгораживал. Однако, когда в 1955 году министром обороны стал маршал Г. К. Жуков, ускоривший «реабилитацию невинных военных», Сандалов (видимо, по «личной инициативе») обратился с письмом к уже новому начальнику Военно-научного Управления ГШ генералу армии Курасову в защиту Павлова (кто-то же должен был начать процесс «реабилитации» Павловых. Выделено мною. – О. К.)

«СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА Л. М. САНДАЛОВА НАЧАЛЬНИКУ ВОЕННО-НАУЧНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР ГЕНЕРАЛУ АРМИИ В. В. КУРАСОВУ

1 сентября 1956 г.

Войска Западного Особого военного округа, в том числе и 4 А, в течение начального периода Великой Отечественной войны почти целиком были разгромлены. В тот период я был начальником штаба 4-й армии.

Виновато ли командование войсками ЗОВО (переименованное с первых дней войны в командование войсками Западного фронта) и командование 4 А в разгроме войск в начальный период войны?

Для того чтобы ответить на этот важный и сложный вопрос, следует, на мой взгляд, предварительно ответить на другой вопрос: смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром?

Едва ли кто возьмётся доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа.

Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов.

Следовательно, поражение войск наших западных приграничных военных округов зависело, в конечном счёте, не от качества управления войсками, а случилось:

во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов Красной Армии по сравнению с армией гитлеровской Германии;

во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведённых в боевую готовность наших войск.

В этих основных причинах разгрома войск приграничных военных округов доля вины командования войсками округов и армий невелика, что, на мой взгляд, не требует особых доказательств.

Против войск ЗОВО был направлен главный удар, и, в частности, из четырёх танковых групп, игравших основную роль в наступательной операции немцев, две танковые группы наступали против войск ЗОВО. С другой стороны, быстрота разгрома войск Западного округа, несомненно, в чём-то зависела и от слабого управления войсками со стороны командования войсками ЗОВО и армий.

Причиной слабого управления войсками ЗОВО в значительной мере является более чем неудачный состав командования войсками ЗОВО и в первую очередь несоответствие своей должности самого командующего войсками округа.

Генерал армии ПАВЛОВ, не имея опыта в командовании войсковыми соединениями (исключая командование в течение непродолжительного срока танковой бригадой), после участия в войне в Испании был назначен начальником АБТУ Красной Армии, а за год до войны – командующим войсками ЗОВО. Не имея ни опыта в управлении войсками, ни достаточного военного образования и широкого оперативного кругозора, генерал армии ПАВЛОВ растерялся в сложной обстановке начального периода войны и выпустил из рук управление войсками. Такими же случайными и не соответствующими своим должностям были командующий ВВС ЗОВО КОПЕЦ и командующий артиллерией округа КЛИЧ.