Все недоверчиво замолчали. На этом диком берегу, среди жалких останков когда-то наверняка широкой и красивой набережной, мысль о том, что это может оказаться материнский мир столь могущественной цивилизации, казалась, по меньшей мере, странной. Макс, например, полагал, что это заброшенная за ненадобностью колония, какие и у человечества уже были. Тот же Кобальт явно последние годы доживает…

Кречетов усмехнулся и пояснил свою мысль:

- Я думаю о том, из чего и, главное, как построен этот город. Химический состав полимерных конструкций такой же, как на той базе, откуда нас сюда зашвырнуло. Примеси только другие, но это понятно, под местные условия сделано. А ведь эти покрытия, судя по составу, должны служить не меньше пятисот лет, а скорее всего, много больше. Теперь, смотрите, все здания здесь – капитальные, стационарные, никаких разборных конструкций. Судя по условиям, созданным на базе, у серокожих диапазон комфортных климатических зон такой же примерно, как и у людей. И вот, подумайте, для чего строить такой капитальный город в этих джунглях, на второстепенной, временной колонии? Я, например, даже на Радуге ни одного капитального дома не видел, хотя она уже лет двадцать как объявлена следующим центром развития ареала… Так и живут в куполах, всем хорошо… Если это и не материнский мир, то, думаю, достаточно крупная и важная колония.

- А где же тогда цивилизация? – возразил Макс. – Ладно, один город могли и забросить, мало ли… Но где дороги, культурные посадки, какое-то воздушное сообщение? На Земле, даже в амазонских дебрях, мы за это время штук двадцать флаеров бы увидели.

- Ага, - неожиданно засмеялся Хусейн. – Мы раз там с девчонкой отдыхали… Была у меня экстремалка, та-акая девочка, - он мечтательно зажмурился и причмокнул, - ну и забрались мы с ней в такие же примерно дебри… Речка там была, приток Амазонки. Я голым купаться полез сдуру. А там кайман… Хлопнул пастью, я прикрыться только успел, отскочил, - он сложил ладони чашечкой, показывая, - и бежать. А рук не отнимаю с перепугу, бежать-то неудобно… Подруга кричит: «Дурак, руки опусти!». Я опомнился, опустил, на берег выскочил, а она орет: «Дурак, прикройся!». Хотел было послать ее по матушке – чего издевается – а смотрю, над речкой флаер завис, и оттуда объективы так и сверкают. Верите, чуть камнем тот флаер не сбил со зла.

- Не попал? – сквозь смех спросила Лепке.

- Попал. Камень больно мелкий попался.

После разговора все заметно повеселели. Любопытный Ангстрем голыми руками поймал в реке крупную рыбину и заставил Кречетова проанализировать ее на предмет съедобности. Изучив результаты, Стас заявил, что отравиться не должны, только надо бы ее термически обработать. Всем очень хотелось разжечь костер, но все дисциплинированно дождались темноты – если вдоль реки засветятся огни, о костре не могло быть и речи. И все вздохнули, не то облегченно, не то разочарованно, когда после заката наступил тот же плотный мрак, правда, немного разреженный звездным светом. Но и только. Ни огней на реке, ни зарева на горизонте не было. Зато звезды были видны хорошо, и рисунок созвездий был знакомым даже на первый взгляд. Макс с Кречетовым долго обсуждали и сравнивали свои выводы и пришли к мнению, что, скорее всего, находятся всего в паре прыжков от системы звезды E276H592. Несмотря на то, что это не делало цель более достижимой, они почувствовали большое облегчение от известия, что живут под теми же звездами, что и раньше.

Рыба оказалась не только съедобной, но и вкусной. После нормальной еды, у живого огня, под приятным ветерком с реки, всех потянуло в сон – сказалась вчерашняя бессонная ночь. Еще немного поболтав о пустяках, решили ложиться спать, дежуря по очереди. Перед сном Макс думал о Ронни и о том, что Кречетов все-таки неправ. Какой это, на хрен, материнский мир? На Земле к ним бы уже наведались и егеря, и речная полиция, и чокнутые экологи. Рыбину эту несчастную из желудков обратно бы вытащили…

Но следующие дни показали, что Кречетов, пожалуй, близок к истине. За пять суток, что они шли вдоль реки, им попалось еще два заброшенных города. Учитывая довольно низкую скорость пешего передвижения по заросшему диким лесом берегу, плотность былого заселения говорила сама за себя.

А еще через день, расположившись на ночлег в на диво уцелевшем одиночно стоящем здании, они увидели, как над рекой на другой берег пролетел не то флаер, не то челнок – в общем, атмосферное судно странной формы, похожей на две сложенные друг на друга тарелки.

Костер в ту ночь не жгли и душевных разговоров не вели. Наступило время действовать, и Максу казалось, что всем вокруг слышно, как гудят его натянутые до предела нервы.

Всю первую неделю после известия о похищении Макса, Ронни жил очень непривычной для себя жизнью. Он много работал, хотя это как раз непривычным и не было. После работы он быстро ужинал, шел в номер и утыкался в комм, пока глаза не начинали слипаться от усталости. Ему ни с кем не хотелось говорить, и вот это было самым странным для него самого и всех, кто его знал. Всю жизнь, сколько себя помнил, он всегда шел к людям с любым своим переживанием. После смерти деда, помнится, жил у Юрика почти неделю, так не хотелось оставаться одному. И нельзя сказать, чтобы он был убит горем или страхом… После первоначального шока мысли у него быстро пришли в порядок, и сердце тоже работало нормально. О Максе он думал постоянно, но уже без того гнетущего чувства, даже с некоторой обидой – умудрился попасть не в то место и время, кто его тащил туда, переживай теперь о нем… Он не верил, что Макс пропал навсегда, это казалось невозможным. Артур же вернулся, и Макс когда-нибудь вернется... Ему просто не хотелось ни с кем общаться, и все тут. Как будто то, что теперь его никто не ждет, делало бессмысленным все прежние развлечения. Даже приезд Салли ничего не изменил. Они с Артуром были слишком заняты друг другом, и Ронни их понимал.

К концу этой недели прибыло первое пополнение. На «Курятник» направили еще один авианосец и, почему-то, батальон космической пехоты. Заняться космопехам было нечем, абордажа вражеских кораблей и орбитальных станций пока не планировалось, так что их приставили к штабу теперь уже общевойсковой операции «Талисман» в качестве охраны и мальчиков на побегушках.

Придя утром на работу, Ронни был остановлен на пороге конференц-зала начальственным окриком:

- Стой!

Он недоуменно обернулся:

- В чем дело? У меня допуск, - и продемонстрировал бейдж.

- Допуск допуском, - ухмыльнулся ражий детина в форме старшего рядового космической пехоты. – А проверить лишний раз не мешает.

Ронни пожал плечами:

- Проверяйте. Где сканер?

- А я глазками, - заухмылялся космопех. – И ручками, личный досмотр – святое дело.

До Ронни наконец дошло.

- Отвали, - прошипел он, сузив глаза. – Только сунься, пожалеешь.

- Это ты пожалеешь, - ответил тот. – Смотри, куколка, точно пожалеешь.

Ронни пожал плечами:

- Не думаю.

И пошел внутрь, не видя, каким взглядом проводил его космопех. А если бы и видел, не испугался бы.

- Иди спать, моя очередь, - из темноты вынырнула сержант Лепке, и задумавшийся Макс вздрогнул. Было удивительно, как бесшумно передвигались такие крупные люди, как она и капрал Хусейн. – Ничего не видел?

- Тарелка летала, вся иллюминированная, что твое Рождество, - сказал Макс. – Еще одна, опять на ту сторону пролетела. Все, больше ничего. Мужики спят?

- Ага. И ты спи.

Максу спать не хотелось. Здание, в котором они остановились, было большим, центральная часть осталась практически целой. Они все расположились в одном помещении, но еще два, вполне пригодных для ночевки, оставались пустыми, и он пошел в одно из них, чтобы ненароком никого не разбудить. И опять вздрогнул от неожиданности, увидев там Кречетова. Тот сидел над одним из своих приборов, освещенный монитором и фонарем-таблеткой, прилепленным к стене.