Озиома нахмурилась. Прогремел раскат грома, и сверкнула молния. Это, пожалуй, было самое неподходящее место для того, чтобы пережидать грозу: мало того что огромное дерево было прекрасной мишенью для молний – оно еще к тому же считалось известным убежищем добрых и злых духов, в зависимости от дня (по крайней мере, большинство жителей городка считали его таковым).

А сегодня на нем, судя по всему, прятался еще кое-кто.

Озиома стояла, пытаясь оценить обстановку и понять, что делать дальше, и большие теплые капли дождя, которые падали на нее с небес, казались ей слезами ламантина.

Стручки с семенами на дереве созрели и лопались один за другим. Пушистые желтые семена пружинили вниз вместе с каплями дождя – словно прозрачные пузырьки. Вокруг дерева стояли шесть мужчин в коротких штанах, майках и сандалиях. Они были неподвижны, как само дерево.

Все, кроме одного.

Мужчина извивался в красной глине, которая быстро превращалась в жидкое месиво, очень похожее на оставленную Озиомой на огне похлебку. Он ужасно кричал и пытался выцарапать себе глаза.

Озиома поймала взгляд своего старшего брата. Сын второй жены отца, он всегда отворачивался при виде девочки и переходил на другую сторону улицы. Сейчас он стоял, неподвижный как камень, рядом с корчившимся на земле человеком. Озиома не позволяла себе слишком внимательно присматриваться к тому, кто кричал от боли на земле: она бы его обязательно узнала, а сейчас это было ни к чему. Она посмотрела вверх, на дерево, и почувствовала, как сердце у нее замерло и ухнуло в пятки, а потом – как тело наполняется адреналином.

Озиома моргнула, чтобы смахнуть с ресниц дождевые капли, – она не верила собственным глазам.

Не может быть!

Но все так и было. Прямо как в тех историях, которые любила рассказывать местная сказительница дибиа.

Между верхними ветками дерева болталась огромная цепь – она свисала прямо из облаков. От дождя она выглядела черной. Озиома знала, что она сделана из чистейшего, прочнейшего железа, которое не под силу согнуть никакому кузнецу. Она была древнее самого времени, эта лестница богов.

И по этой лестнице что-то спустилось с небес на землю.

– Сколько? – тихим голосом спросила Озиома, обращаясь к ближайшему мужчине. Это был Сэмми, еще один ее брат, переставший разговаривать с ней после случая с коброй. Она боялась, что он не услышит ее из-за дождя, но не могла рисковать, говоря громче.

– Одна, – прошептал он, с его губ капала вода. – Очень, очень большая! Огромная! Под корнями.

Озиома чувствовала, что они все смотрят на нее. Все. И каждый мечтает, надеется, молится, что она вытащит их из этого. Все эти люди, которые все это время не замечали ее – отказывались замечать. Озиоме невыносимо захотелось вернуться к своей идеальной похлебке и забыть обо всем, что здесь происходит.

Она увидела существо в переплетении корней. По крайней мере – часть этого существа.

Да, ей придется быть очень убедительной. Очень.

Змея была как минимум вдвое больше обычного человека – она совершенно точно могла подняться лицом к лицу с Озиомой, и ей абсолютно ничего не стоило плюнуть ядом в глаза девочки. Плюющая кобра. Ее сильнейший яд будет жечь словно кислота. И жертва умрет не сразу: жертва ослепнет на много дней и умрет только потом в страшных мучениях.

Однако всем местным жителям отлично известно, что плюющая кобра плохо видит. И если застыть на месте и сохранять неподвижность, она не сможет отличить человека от дерева. В Агуатауне об этом знали абсолютно все. Поэтому стоило ей плюнуть в глаза кому-то одному, заставляя его корчиться от боли в грязи, остальные мгновенно замирали.

Мать Озиомы рассказывала ей, что в младенчестве Озиома ела землю и играла с листиками и жуками. «Может быть, поэтому ты можешь говорить на змеином языке. Ты обожала ползать на животе, как они», – говорила мать.

Возможно, так оно и было.

Но в любом случае, даже еще не видя этой змеи, Озиома откуда-то знала не только то, что это именно плюющая кобра, но и то, что она не такая, как другие.

Очень медленно Озиома продвигалась вперед. Змея наблюдала за ней из-за корней. И вот она медленно выскользнула наружу. Морда у нее была отстраненной – как лицо старого человека себе на уме, который долго жил и много видел: и войны, и мирные времена. Бисеринки дождя сыпались вдоль ее головы и длинного могучего тела.

– Озиома, что ты будешь делать? – прошептал ее брат.

– Тихо, – сказала она.

«Они вспоминают мое имя, только когда приходят чудовища, – сердито подумала Озиома. – Сейчас у них в глазах страх – и я его отчетливо вижу, потому что они наконец-то смотрят на меня!»

Озиома стояла под дождем в пяти футах от жуткого существа, глядя ему прямо в глаза, ее джинсовые шорты и красная майка насквозь промокли. Вокруг замерли люди – они боялись пошевелиться и словно вросли в землю.

Глаза змеи были золотыми, а тело отливало травянисто-зеленым, а не красно-коричневым, как обычно у плюющей кобры. Она медленно поднялась и раскрыла капюшон, который тоже был зеленым, но чуть более светлого оттенка. Держа верхнюю половину туловища вертикально, она плавно скользнула ближе – такой маневр довольно труден для большинства кобр.

Озиоме захотелось закричать и как можно скорее убежать прочь отсюда.

Но было слишком поздно.

Змея уже прямо перед ней. Она плюнет яд в глаза Озиоме раньше, чем та успеет убежать.

И ведь Озиома сама сюда пришла. Чтобы спасти людей, – людей, которые ее ненавидели.

Ее отец сделал бы то же самое. Однажды он встал против вооруженных грабителей, которые хотели обворовать магазин. Он единственный оказался достаточно храбрым, чтобы крикнуть на этих дураков, – грабители оказались подростками и даже не осмелились воспользоваться мачете, которыми всем угрожали.

Дождь блестящими каплями покрывал чешуйчатую голову змеи, но ни один из стручков не упал на нее. Когда она заговорила, ее голос был похож на голос любой другой змеи – он проникал прямо в голову Озиоме, когда другие воспринимали его как шипение.

«Отойди. Я хочу это дерево. Оно мне нравится. Оно мое».

– Нет, – ответила Озиома вслух. – Это дерево принадлежит моему городу. Его жителям. Это мои… родные.

Кобра просто посмотрела на нее – ее лицо, как и морда любого другого животного, не выражало эмоций.

«Тогда я убью тебя и всех человеческих существ вокруг. Они не смогут оставаться неподвижными всегда».

– Это мой дом, – сказала Озиома. – У меня больше ничего нет. Они меня ненавидят, и я сама ненавидела их не раз и не два. Но я всегда буду любить их. Я не позволю тебе навредить еще кому-то!

Озиома могла тихонько читать свои любимые книги. Она могла стоять в полном одиночестве, чувствуя себя изгоем, когда одноклассники играли все вместе и подчеркнуто ее не замечали. Она могла тосковать по любви своих братьев, теток, дядьев и кузенов. Она могла смотреть в зеркало и мечтать хоть раз улыбнуться с легкостью. И она могла плакать и плакать о своем покойном отце.

Но она не могла вынести даже мысли о том, что это чудовище убьет всех этих людей.

Огромная змея вперила свой взгляд прямо в лицо девочки. Та задрожала, но не отвела глаза. Нельзя было отводить глаза!

Морда змеи медленно, постепенно, угрожающе придвинулось к ее лицу. Змея смотрела неотрывно, она пахла остро и сладко, как цветы, выросшие на химических отходах.

Озиома чувствовала, как внутри рождается истошный крик. Ее кожу покалывало, а капавший на спину дождь казался кровью.

Но она не двигалась с места и не отводила глаза.

«Кто ты?»

– Озиома.

«Кто они?»

– Мой народ.

«Они тебя ненавидят».

Озиома уклончиво ответила:

– И тем не менее.

«Ты не выказываешь уважения. Даже сейчас ты смотришь мне в глаза. Даже сейчас ты говоришь со мной. А ведь я могу сжечь твой мозг и превратить его в трясущееся желе, заставив тебя прочувствовать боль каждой клеточкой твоего тела!»