– Что?

– Там что-то есть. Под обложкой. Она плотная, поэтому я сразу не… Подождите-ка…

Мама взрезала обложку ножиком, запустила под нее пальцы – и вытащила свернутый лист бумаги-восковки. С шелестом развернула. Я выхватил у нее лист, оглядел, чертыхнулся и положил на схему, что была начертана в большой тетради.

Две схемы совпадали. Почти.

– Мне это кажется крайне интересным! – хмыкнул отец. – Поглядите, разве это – типичный элемент для данного агрегата?

На схеме, что обнаружилась под обложкой записной книжки, кроме прочего, было нарисовано нечто, похожее на поганку с тонкой ножкой. Не просто нарисовано, а обведено жирным овалом, от которого кверху отходило несколько зигзагов-молний. Причем если вся схема была создана с помощью чертежных инструментов, то поганка с молниями намалевана поверх нее – от руки, грубо.

Я глянул на агрегат в углу, на схему, и решил, что поганка четко накладывается на сейф под кожухом. То есть непонятная штуковина пряталась под длинной дверцей за монтировочным люком.

– А кстати, – сказала Джейн. – Смотрите, на этой схеме в уголке что-то написано, совсем мелко. Может, код от сейфа внутри насоса? – Она склонилась над схемами. – Не могу понять. Латынь, что ли? В Училище ведь преподают латынь? Алек, прочти.

Настала моя очередь вглядываться. Буквы были очень мелкими.

– Сол… – пробормотал я. – Что же там… А, солярис. Солярис рецептум, гм.

– Что это значит?

– Ну, «солярис» – солнечный или световой. – А «рецептум» на латыни значит «приемник».

– Световой приемник?

Я пожал плечами:

– Получается, так.

– Там еще третье слово.

Я взял у мамы фонарик, посветил на схему и сказал:

– Последнее слово – «детонатиус». Не понимаю. Давайте просто введем этот код, и всё.

Подойдя к насосу, я набрал шифр на крошечном замочке внутреннего сейфа. Дверца раскрылась с тихим скрипом.

Внутри была стеклянная трубка с утолщением вверху, прикрепленная железными скобами к задней стенке кожуха. Она напоминала высокую поганку с прямой ножкой и светилась густым сине-зеленым светом.

– Вот она, эта штука с латинским названием, – объявил я. – Солярис рецептум детонатиус. Эти же слова служат кодом от сейфа.

Лица подошедших ко мне родителей были удивленными и встревоженными. Джейн хмурилась. Генри осторожно постучал по трубке кулаком в перчатке и сказал:

– Не могу понять, что за материал. Похоже на стекло, но…

– Но какое-то неправильное стекло, – заключила мама. – И что там внутри? Свет красивый, только, видите, неравномерный. Изумрудные и бирюзовые волны… почему-то мне эта вещь не нравится. Она внушает тревогу. И напоминает поганку.

Я заметил:

– Она ни с чем не соединена – ни проводов, ни трубок, – тогда в чем ее функция? И еще не могу понять, как ее при необходимости вытащить. Скобы не отвинчиваются, они приварены к кожуху. Их что, перепиливать надо, чтобы достать этот «рецептум»?

Пока они обдумывали мои слова, меня посетила новая мысль, я приподнял брови, оглядел родителей и просил:

– Слушайте, а не выглядим ли мы сейчас, как троица ослов?

– Это почему же? – ощетинилась Джейн.

– Но ведь нам нужно передать Мистеру Икс схему насоса? – я показал на восковку в ее руках. – Могли бы сделать это раньше, нет? Она же, получается, все время была у нас, еще с банка.

– Во-первых, ее нужно было для начала обнаружить под обложкой, – возразил Генри. – Во-вторых, Мистеру Икс необходима не только схема, но и словесное описание того, что мы увидели внутри насоса. Описание этого, гм, гриба.

Покачав головой, я еще раз окинул «гриб» взглядом и вернулся к радиоустановке. И обнаружил, что отец поставил свой кофр на полукруглую столешницу с телеграфным ключом, причем успел раскрыть его.

Содержимое кофра поразило меня еще в купе. Но тогда родитель так толком и не объяснил, что это там внутри; вернее, объяснил, но лишь общий смысл, не вдаваясь в подробности. А мне их ох как не хватало!

Примерно напополам кофр делила горизонтальная металлическая пластина, целиком закрывающая дно. В ней были прорези и отверстия, из самого большого выступал латунный бок цилиндра вроде тех, что используют в шарманках, усеянного круглыми дырочками. Я был уверен, что если цилиндр начнет вращаться, то из дырочек станут высовываться металлические штырьки. Еще из прорезей в пластине торчали шестерни; виднелись забранные стеклом окошки с цифрами, рукоятки и кнопки. И решетка в одном углу, а в другом – прямоугольная стеклянная рамка. Все вместе это выглядело очень стильно и загадочно.

Оказалось, что прежде чем подойти к насосу вслед за нами с Джейн, Генри успел кое-что сделать, и теперь от кофра к клеммам на боку радиоустановки протянулись два провода.

Я сказал ему:

– В купе ты назвал аппарат транслятором-копировщиком, но ничего толком не объяснил. Как он действует?

Отец вдавил клавишу возле решетки, и одна клемма заискрила. Внутри аппарата заурчало, что-то сдвинулось. Окошки с цифрами озарились светом.

– Не просто транслятор-копировщик, Алек, – важно сказал отец. – Это – радиотранслятор. То есть приемопередатчик. Небольшая радиостанция, совмещенная с копировальной машиной, вот так. Честно скажу, не знаю, как назвать эту вещь, поэтому называю просто: транслятор.

– Фантастика, – сказал я. – И зачем оно нам?

Мама, щелкнув крышкой часов, заметила:

– Уже два часа, времени у нас не так много. Вы заканчивайте работу, а я покараулю.

Передав отцу схему, она пошла к тамбуру, по дороге недоверчиво поглядев на поганку, свечение которой лилось из раскрытой дверцы.

– Насколько я понял из описания, за этим, – отец коснулся стеклянной рамки, под которой горел мягкий желтоватый свет, – скрыто нечто под названием «светочувствительный фотослой». В общем, гляди…

Лист восковки был слишком большим, Генри достал нож и разрезал его пополам. Откинув рамку, вложил в нее половину схемы, закрыл и нажал на кнопку. Зажужжало, желтоватый свет под схемой разгорелся ярче. С тихим хрустом завращался цилиндр, из отверстий, щелкая, стали выступать и вдвигаться обратно штыри.

– Кстати, внутри – электрический генератор переменного тока.

Я покачал головой:

– Не может такого быть.

– Почему же?

– Потому что никакой генератор, тем более переменного тока, там не поместится.

– Ну вот, поместился.

– Тогда для чего ты подключил аппарат к батареям радиоустановки?

– Потому что генератора хватает для работы копировальной части, а для радиопередачи на большое расстояние нужен источник посерьезней.

Я повел плечами, стащив с головы гоглы, сунул в карман. И высказал свое резюме:

– Это – чудо техники. Я не знал, понятия не имел, что в мире существует такое. Оно должно быть очень-очень засекречено. Транслятор передал тебе Мистер Икс?

– Ну да, он. Причем переслал его нам через очень необычного курьера.

– Поторопитесь, – сказала Джейн, стоящая сбоку от приоткрытой двери тамбура с револьвером в руках.

Раздался шелест, и я нагнулся над кофром, заглядывая с другой стороны. В торце была прорезь – как раз напротив латунного барабана, – из которой ползла широкая бумажная лента с дырочками и щелями. Я поглядел на мерно вращающийся барабан, на бумагу. Внутри кофра будто сработала маленькая гильотина, и с тихим клацаньем плотный прямоугольник, испещренный разномастными отверстиями, выпал на подставленную отцом ладонь.

– Это, как мне сообщили, называется перфокартой. На ней закодирована схема, считанная копировальным аппаратом. Вернее, – половина схемы. И сейчас то же самое мы проделаем со второй половиной.

– Фухх… – я осторожно взял перфокарту, оглядел и приказал своему рассудку, застывшему с разинутым ртом, не удивляться, а то он исчерпает запас этого чувства на годы вперед. – Генри, не знаю, понимаешь ли ты, что перед нами технология будущего. Такого… такого просто нет ни у кого. Этого, – я постучал костяшками пальцев по копировальному радиопередатчику, – не существует. Его нет. Перед нами пустая столешница.