— Много ты знаешь! — вздохнула Пафнутьевна.

— Да уж… Для того чтобы с жизнью расстаться — хватит!

— Вот что, бабонька! Давай-ка мало-помалу отседова выбираться.

— Я, собственно, с удовольствием. — Аня пожала плечами. — Не подскажете ли как?

— Это уж мое дело, — пообещала Елизавета Пафнутьевна. — Ты сумку свою, главное, хватай. И побегли отседова! Эвакуироваться будем.

Светлову не понадобилось долго уговаривать…

Она более чем шустро схватила свою небольшую сумку с вещами.

И еще раз, уже на бегу, взглянула в окно.

Ропщущая толпа граждан между тем, кажется, рассредоточилась. От нее понемногу отделялись отдельные индивидуумы… А рассредоточивались они, эти индивидуумы с вилами и кольями, натурально, вдоль плетня.

— Кажется, вы правы, Елизавета Пафнутьевна, — прокомментировала тактику врага Светлова. — Нас окружают.

— А то не права! — проворчала та.

В ответ на Анино предположение хозяйка ухватила Светлову за руку своей жесткой, твердой, как наждачная бумага, ладонью и потянула за собой на кухню.

"Командорское пожатие! — отметила про себя Анна. — А куда она, собственно говоря, меня тянет?

Если захочет сдать народу, вряд ли справлюсь! Ей-то что? Отдала — и отдыхай себе. Вот что значит воздух и молочные продукты. С такой «бабушкой» попробуй-ка потягаться, никакие приемы не помогут".

— У вас что там, подземный ход? Прямо в соседний лес прорыт? — не теряя присутствия духа, пробормотала Аня.

Но с кухоньки они шмыгнули не в подземный ход, а в сопредельное помещение, чем-то, особенно запахом, напоминающее хлев.

— Я сюда в морозы ягненка забираю, — объяснила Пафнутьевна.

Прямо из этого темного, без окон, закутка они выбрались в высокий бурьян, начинающийся сразу от его стены.

А уж из зарослей бурьяна — в покато спускающийся к берегу озера огород.

— Может, в баньке нам спрятаться? — пробормотала на бегу, пригибаясь, как боец под пулями, Пафнутьевна.

Но окружающие их по всем правилам военного искусства граждане были тоже не дураками: возле баньки наблюдалось какое-то оживление и заметное покачивание бурьяна.

— Ну, это вряд ли стоит.

Что-то Аня уже слышала о том, как ловко поджаривают в баньках тех, кто в них парится!

Елизавета Пафнутьевна резко потянула Анну в сторону.

Между подсолнухами, через дыру в плетне, они перебрались в чужой огород и опять по склону поползли к озеру.

— Судно захватывать будем! — шепотом пообещала Пафнутьевна.

— А у вас своей лодочки-то нету?

— Своя-то есть, — протянула «бабушка». — Дак у своей-то лодочки уже наверняка сторожат, говнюки!

«Вот это тактическое мышление! Вот это изощренный, подготовленный к военным действиям ум!» — восхитилась про себя Аня.

Жизнь в Ковде явно не давала ее хозяйке расслабиться и, на Анино счастье, поддерживала в Пафнутьевне необходимую боевую готовность.

Это была удача. На берегу озера, возле соседской лодки, никого не оказалось!

* * *

— Будем машину ждать попутную. Надо тебе до станции добраться, до людных мест. — Анина хозяйка набросала вкратце план действий, когда они залегли в высокой придорожной траве. — Только лежать надо тихо, не высовываться. Как машина появится, я погляжу, кто едет. Если не опасно, остановим — и отправишься.

— Хорошо, — кивнула Аня.

— Так кто там, на дереве-то, в роще висит, разрешите полюбопытствовать? — начала вкрадчиво Аня.

От былинок, тычинок и прочих пестиков щекотало в носу.

— Кто-кто… Дед…

— Да, да! Эту версию мы уже слышали: дед Пихто! И все-таки?

— Угадай с трех раз, — предложила Пафнутьевна.

— Николаев?

— Николаев! — довольно хмыкнула Елизавета, радуясь собственному остроумию.

— Это не ответ. У вас тут все Николаевы.

— Ну, извиняйте…

— Я хочу сказать: там висит тот самый Николаев?

— Какой тот самый?! — ухмыльнулась Елизавета.

— Тот самый, к которому я приехала.

— Ну…

Елизавета Пафнутьевна в великой задумчивости почесала репу, то бишь голову. Помолчала и, видно, решила сдаться.

— А к какому ты Николаеву приехала?

«Вопрос логичный…» — вздохнула еле слышно про себя Светлова. На самом деле ответа она на него дать не могла.

— Ну, скажем, — произнесла она вслух, — это тот единственный Николаев из всех Николаевых в вашей деревне, которого я не видела и с которым не разговаривала?

— Ладно! — вздохнула Елизавета Пафнутьевна. — Все равно ты уезжаешь и вряд ли вернешься.

«Это да! В этом предположении что-то есть!» — внутренне согласилась Аня, припоминая колья и вилы гостеприимных жителей Николаевки.

— Понимаешь, Анюта… Оська-то Николаев у нас вроде атеиста в Ковде был. Вся деревня верит в идолов, а Оська говорит: я этот.., как его.., материалист!

Вообще, когда Пафнутьевна решила быть искренней, она заговорила вполне грамотно и бегло, из чего стало понятно, что все ее «отседова» и «дак» не больше чем способ маскировки. Прием хитрой бабы, который она использовала, чтобы прикидываться темной неграмотной деревенщиной.

— Ему факты и аргументы приводят, а он ни в какую. Не верит — и все тут!

— Какие факты-то?

— Да вот, чем не факт. Вот у Николаевых из крайнего дома собака выла. Все ждали: кто помрет? А теща ихняя поросенка в рощу снесла. И все! Нет проблем! И не умер никто, и собака выть перестала…

— Сильная аргументация! — кивнула Светлова.

— Вот и мы о том же. А он все — нету и нет! Силы природы, говорит, стихия, случайности.

— А что, разве нет? — робко встала на защиту атеиста Николаева Аня.

— Вот тебе и случайности. Приезжает к нему этим летом баба из города. Жара, солнце палит. А она в капюшоне! На голову натянула — и не видно, кто.

Побыла недолго. В тот же день и уехала. А Оську как перекосило после этого.

— Как его конкретно перекосило-то? — попробовала уточнить Аня.

— Ну, сначала, вышел когда после ее отъезда, на улице я его тогда встретила. Взволнованный весь был, побледневший. А дня через два заболел! Да как! Сгорел за сутки. И врача из города, хоть он потребовал, позвать не успели.

— А вы позвали? — с сомнением в голосе поинтересовалась Аня…

— Дак не успели.

— Как не успели?!

— Дак…

— Лиза! — укоряюще заметила Светлова. — Может, хватит этих твоих «дак», говори нормально! Ну что ты заладила? Брось ты эти свои штучки! Не стесняйся: мы ведь с тобой после этих перебежек по огородам почти родными стали.

— Вот я и говорю! За сутки человек сгорел! Ты, Анюта, видела бы, что с ним было, не корила бы меня! Жар, потеет, а из пор вместо пота.., кровь! Я такой страсти и не видывала никогда раньше! Какой уж тут врач! У нас тут врачи неделю спустя, как человек помрет, приезжают.

Светлова передернула плечами.

— Ну, ясно дело! Мы все тогда и поняли сразу!

Ведьма приезжала! А ты когда после всего этого к нам пожаловала, мы, ясно дело, решили, что и ты… понятное дело.., из того же теста.

— И ты тоже так решила?

— Я — нет. Я-то вижу: ты живая.., не оборотень.

— Спасибо, — безо всякой иронии поблагодарила Светлова.

— А народ наш не разубедишь, ты уж извини.

— А на дереве все-таки почему он висит? Почему не похоронили по-человечески?

— Ну, ты не слушаешь, а я еще не все рассказала, не закончила. И не говорила бы ты тогда так обидно: «не по-человечески»!

— Ну скажи, скажи…

— Когда Оська понял, что конец ему, ну, он вроде как прозрел. И Николай Семенович настаивал…

— Какой Николай Семенович?

— Да Воробьев! Он у нас, знаешь, интеллигенция — все традиции возрождает. Это, говорит, древний обычай. Если не хочешь, чтобы демоны забрали в рабство.

— Какие демоны?

— Ну, те, которые после смерти похищают душу и вот мытарят ее, мучают….

— А, эти…

Лиза сообщила о демонах, как о чем-то само собой разумеющемся. И Светлова сделала вид, что тоже в курсе.