– Вам уже рассказали, кто я такой? – спросил я Куракина.

– Так точно, Юрий Сергеевич. Только я в чудесные перемещения и воскрешения душ, извините, не верю.

– Верить или нет в существование души и Бога – личное дело каждого, – парировал я заявление полковника. – Только и Бог, и душа существуют независимо от нашей веры или неверия.

– Не будем пока спорить, – медленно и задумчиво проговорил Куракин. – Хотя, в будущем, я хотел бы побеседовать с вами на эту тему, а также о так называемой магии, которая практикуется на Земле реальности «Дельта».

– Заранее согласен на такую беседу, – сказал я. – Кстати, скажите, полковник, эшширы, как вы их назвали, похожи на двухметровых ящериц с коротким хвостом, вставших на задние лапы?

Куракин хмыкнул.

– Да, они похожи на ящериц, эшширы – раса разумных рептилоидов. Я в очередной раз поражаюсь вашей осведомленности. Вы, господин Кириллов, случайно не контактировали с эшширами?

– Нет, не довелось, хотя я знаю, как выглядят они, знаю и о их войне с рнайх. Но мне они известны под названием «оширы». По-моему, именно так на их языке звучит слово, обозначающее название этой расы.

– Я не ксенолингвист, – холодно произнес Куракин, – и дискутировать с вами на эту тему не собираюсь. Но для вашего удобства буду называть эту инопланетную расу оширами. Вернемся к основной теме моего рассказа. Так вот, оширы, узнав о происходящем в реальности «Гамма», то есть у вас, выдвинули странную гипотезу, объясняющую, с их точки зрения, почему рнайх пошли на контакт с людьми и что рнайх хотят получить от этого сотрудничества. Гипотеза действительно странная, но она, похоже, подтверждается. Сейчас я вам кое-что покажу!

Куракин поднялся, прошел в дальний от меня угол палаты, положил там на пол маленькую коробочку, вернулся на место. Полковник сделал несколько голосовых команд, состоящих из непонятного для меня набора букв и цифр.

Часть палаты визуально просто исчезла. В двух метрах от моей кровати возникло окно в другой мир, находящийся за сотни световых лет от Земли и совсем в иной реальности. Голографический проектор создавал потрясающий эффект присутствия.

Я увидел огромный зал, потолком которому служило звездное небо. Я не мог пока определить, было ли оно настоящим или иллюзорным, как в заклинательном зале внутри горы Магов. Небо было неземным, бархатный небосвод усыпали тысячи ярчайших разноцветных звезд – одни были желтыми, подобно Солнцу, другие пылали зеленым или голубым светом, а в зените замерла самая яркая и горячая ослепительно-белая звезда. Недалеко от нее плыла по небу большая планета, вокруг которой имелось радужное кольцо, подобное кольцу нашего Сатурна. Ниже, почти на самой линии горизонта, которую образовывали тут необычно изогнутые стены, на фоне неба я увидел странную конструкцию, похожую на вращающийся зеркальный многогранник, раскинувший в стороны золотые усики антенн. Мне казалось, что я нахожусь у одной из стен гигантского зала. Пол в нем был темно-вишневого цвета, в его полированной поверхности, как в зеркальной глади ночной реки, отражались светила. Фиолетово-серые стены выгибались, пересекались одна с другой под немыслимыми углами, казалось, что они чуть качаются, изредка на них появлялись яркие пятна цвета расплавленного металла, которые затем постепенно тускнели. Посреди колоссального помещения из пола вырастала изумрудная плита, размером, насколько я смог определить, примерно с пятиэтажный дом. По краям грань плиты, обращенную ко мне, украшал вычурный орнамент из переплетающихся, подобно лианам, линий разного цвета и разной толщины. В середине же грани были выбиты черные иероглифы-письмена. Они не шли ровными рядами, а были беспорядочно, с точки зрения человека, разбросаны по изумрудной поверхности. Внизу плиты, примерно на уровне человеческого роста, светились приятным для глаза золотистым теплым светом пять небольших точек, словно в плиту вкраплены были пять маленьких солнц. Рядом с ними, выделяясь темным пятном на изумрудном фоне, стояло существо. Оно вдруг начало двигаться к голографической камере, которая когда-то снимала этот фантастический зал. По мере приближения существа звезды на небе-потолке разгорались, в помещении светлело, вскоре без труда можно было различить, что приближался к иллюзорному окну в иной мир ошир, кожа которого потемнела от старости. Он вышагивал не спеша, торжественно, держа перед собой на вытянутых руках-лапах черный конус высотой около полуметра.

Конус моментально приковал мое внимание, меня будто пронзило током. Я впился в него взглядом и глубиной души почувствовал – конус тот заключал в себе колоссальное средоточие сил и вселенских тайн! Я резко дернулся, подался всем телом вперед и содрогнулся от странного чувства, отдаленно похожего на благоговение, смешанное с неясным, появившимся из самых дальних уголков подсознания, страхом. К этим чувствам примешивался и восторг, подобный восторгу эстета у картины Леонардо.

Мне вдруг захотелось закрыть глаза и мысленно полететь куда-то, где ждет своего часа спящее совершенство.

Куракин недоуменно покосился на меня – он не понимал моей реакции, для него объемная картинка была просто объемной картинкой, а черный конус, который несло существо, – просто одним из инопланетных артефактов.

Ошир остановился. Казалось, что он стоит там, где в моей палате недавно находилось окно. Инопланетянин был стар, его дряблая морщинистая кожа во многих местах обвисла, собралась дряблыми складками. Трехгранная голова рептилоида с кожистыми гребнями мелко подрагивала, что делало ошира похожим на земного старика, пораженного болезнью Паркинсона. Большие тусклые глаза с прямоугольными, словно у осьминога зрачками смотрели в пространство, смотрели торжественно и спокойно. Всю одежду ошира составляла жесткая с виду набедренная повязка, украшенная тем же орнаментом, что и плита посреди зала.

Этот ошир внушал мне уважение, он воплощал мудрость и память своей расы. Память и мудрость, заключенные в оболочку из бренной плоти…

Месарь подался вперед почти так же, как я, он был заворожен зрелищем, его губы шевелились, он что-то неслышно шептал. Куракин, напротив, смотрел отстраненно-равнодушно. Неудивительно, человек из XXIII века мог повидать и не такое.

Между тем ошир, постояв минуту, изменил позу, поднял черный конус над головой. А потом инопланетянин скрипучим голосом произнес несколько фраз. Его речь была плавной, язык оширов по звучанию отдаленно напоминал латынь, а еще он напомнил мне тайный язык имперских Посвященных. Одну фразу существо повторило три раза, повторило торжественно, возвысив голос: «Нар орронт энциор таа, окронис миз нароно о фанрош керан ктар!»

Слова эти просто заворожили меня, как завораживали герцога Стила слова могучих заклятий. В них была сила и был глубокий смысл, я интуитивно чувствовал это. И еще я чувствовал, что слова эти имеют отношение ко мне.

Потом ошир повернулся и, по-прежнему держа конус над головой, направился к плите. Камера следовала за ним. Ошир остановился у огромной грани, там, где горели пять красных точек, вблизи оказавшихся похожими на светящиеся иллюминаторы корабля, медленно опустил конус, после вновь вытянул руки перед собой, поднес конус острием вперед к одному из «иллюминаторов», чуть подался вперед. «Иллюминаторы» оказались выемками в плите, светившимися изнутри. Черный конус вошел в одну из них, золотистый свет погас, теперь «иллюминатор» стал темным, черный конус закрыл его, как самая плотная штора.

Раздался звук, похожий на удар гонга, и изумрудная плита вдруг стала на несколько секунд золотой. Выбитые на ней иероглифы пришли в движение, группируясь по-новому. Затем плита приняла свой прежний вид. Старый ошир прикоснулся к основанию вставленного в углубление конуса, и тот, будто сам собой, оказался в его руках, а на изумрудной поверхности вновь засиял круг солнечного радостного света.

Инопланетянин осторожно поставил конус на пол и застыл подле него живой статуей.

Куракин отдал команду, изображение исчезло, палата приобрела свой обычный больнично-скучный вид. Полковник заговорил: