Закончив, я немного поел и прилег на диван, расслабился.
Я тут же провалился сквозь тонкий покров реальности, ушел в вязкую трясину странных видений… Впрочем, странных только для Юрия Кириллова, для Александра Стила эти видения были его памятью. Но мне не хотелось вспоминать именно ЭТО, не хотелось. Я попытался вырваться в мир яви. Мне не удалось. Память засасывала в свое темное болото, не отпускала…
Пока за час с небольшим я не прожил вновь с утра до вечера тот давний осенний день в северной Франции, я не смог вырваться.
Глава 13
Утром на Энфийскую равнину пал туман, напомнивший Стилу такую же белесую мглу в день парада у стен замка Владык. Мгла эта преследовала армию и во время марша через Шартрский лес.
Герцог находился в шатре, когда голова внезапно налилась свинцовой тяжестью, в глазах потемнело. Стил услышал бесплотный шепот, похожий на шорох падающего на сухие листья журавлиного пера. Кто-то из Посвященных применил мощное заклятие связи, сейчас Великий имперский арбитр слышал измененный магией голос человека, находящегося на краю равнины, у самого Междуречного леса.
«Эары выходят на поле, герцог Александр, их армия строится в колонны. Через час может начаться атака, – голос Посвященного слабел, его перекрывал душераздирающий визг, похожий на звук скребущего по металлу сточенного напильника. – Ближняя от меня колонна в пятистах футах, там не только привычные нам твари, там…» – визг раздираемого металла заглушил слова, связь прервалась. Вблизи от Посвященного скопилось слишком много эаров – людская магия умерла. Но в стане армии людей она жила.
У стены шатра, на фоне гобелена, изображавшего коронацию первого из гелиархов – Генриха Объединителя, выстроились члены Большого Круга Пятидесяти. Их было двадцать четыре. Каждый держал в руках какой-либо предмет, потребный для усиления волшбы. Некоторые использовали драгоценные камни, оправленные благородным металлом, у других талисманом было оружие, а отшельник Бьорн держал простой деревянный посох. Стил обратился к Посвященным:
– Братья! Час пробил, армия нелюди выходит на равнину и готовится к атаке. Бейте тревогу, Посвященные!
Воздух в шатре, казалось, сгустился от волшбы – маги творили заклятия связи, и за много миль от холма Вечного Стража отзывались другие Посвященные. Пронеслась по равнине барабанная дробь… Минуты спустя из тумана вынырнули всадники дозора, мало что видели они во мгле, но одно ясно было – враг решился и быть сече.
Император смотрел с вершины вниз, но лишь смутно угадывались там очертания полков. Торренс I призвал на помощь диадему – Мозг Империи, взмыл вверх Наблюдатель, глазам которого нипочем туман.
Серое пятно выползало из леса, оно поглотило Энфи, затопило на полмили Энфийскую равнину, словно тяжелый дым лесного пожара. Ни на секунду не останавливалась граница серой тьмы – все ближе она к армии людей. Пять миль отделяет ее от передовых частей, от линии пушек и катапультных башен, вот уже четыре с половиной мили, а вот и еще меньше.
Подул долгожданный ветер, розовый от восходившего Солнца туман рвался в клочья, таял, все дальше и дальше видели воины.
В руках у пушкарей тлели фитили, пушки заряжены, в любую секунду они готовы выстрелить, послать вперед бомбы и картечь.
Великий князь Московии с боярами-воеводами стоял перед главным полком. Глядя на равнину, Михаил коснулся образка на груди, прошептал:
– Господи, Боже! Как на поле Куликовом.
Великий князь помнил летописи: перед той решающей битвой с Мамаем так же таял, поднимался вверх туман, так же стояли полки, как и тогда реяло над московским полком великокняжеское знамя с ликом Спасителя. Святое для русичей поле Куликово существовало и в этой реальности.
Гелиарх Торренс, облаченный в полный доспех, на белом коне помчался вниз по склону, последний раз перед битвой объехать полки.
Торжественным, грандиозным, но одновременно и тяжелым для людских душ был тот последний смотр. Белый конь императора мчался вдоль бесконечного строя воинов. Туман исчез, в мягких потоках света осеннего Солнца блистала диадема, светился жезл в руке, развевался пурпурный плащ. Следом за владыкой неслась кавалькада придворных, скакал на вороном жеребце Великий имперский арбитр. Их путь пролегал между строем имперских полков и рядом пушек, что первыми встретят нелюдь.
Смотрели на гелиарха венгерские конники, лучники Вольных Кантонов, закованные в тяжелую броню немецкие и чешские рыцари, полонийские пехотинцы и уральские мужики-мастеровые, ставшие пушкарями-воинами.
Имперский оркестр из тысячи музыкантов заиграл гимн, звуки музыки разнеслись по Энфийской равнине. Гелиарх не останавливался. Топот коней скачущей кавалькады заглушался тысячеголосым приветственным криком. Проскакав перед строем трехсоттысячной армии, Торренс поднялся на холм Вечного Стража. Умолк на время оркестр. Стало тихо. Эары остановились в двух милях от людей, их войско чего-то выжидало.
Благословляли на битву священники, службы были коротки и скромны… Полки стоят и ждут, тысячи рук нервно сжимают древки копий и рукоятки мечей, растягивают тетивы луков.
С холма хорошо видна армия эаров. Герцог Стил поразился количеству тварей – способности Посвященного Богу позволяли сосчитать их число. Оно было огромно, ужасно огромно. Напротив воинства Континентального Имперского Союза выстроились триста пятьдесят тысяч чудовищ, выстроились идеально ровными колоннами. Еще один их отряд застыл наготове возле селения Артанжан, готовый к броску на испанских воинов короля Хуана. Возможно, в это время король эаров тоже проводил свой смотр, но если это было и так, то повелитель нелюди или был невидим, или рассматривал собственную армию с большого расстояния…
Эары стояли без движения, даже отвратительные химерические твари, служившие им лошадями и собаками, застыли, подобно горгульям в стенных нишах католического собора. Но вот по их рядам прошла легкая рябь, прямоугольники эарских полков и эскадронов поплыли по вытоптанному полю, по булыжнику тракта Роланда.
Движение было неотвратимо, как неотвратима поднятая ураганом гигантская волна, бегущая по морю. Посвященные своими обостренными чувствами ощущали дрожь земли. Маршировали эары. Зловещие звуки их марша донеслись до катапультных башен, до подковообразных частоколов, за которыми скрывались пушки. Ближе, ближе и ближе.
Грянули литавры, барабаны и трубы, они играли по всему огромному полю. Мелодию марша подхватили все оркестры имперской армии.
Эары приближаются, вибрируют от мерного топота катапультные башни, потрескивают бревна частоколов. Прильнули к пушкам русичи-уральцы.
За линией пушек возникла стена из больших, по грудь воина, щитов, ощетинилась длинными копьями. Стояли в боевом строю пехотинцы – именно они первыми сойдутся в рукопашной с нелюдью. Дробный топот перекрывает звуки музыки. Кажется пехотинцам, конникам и пушкарям, что присутствуют они на параде в аду. Или что это лишь сон – разум не может представить такого наяву, самая изощренная фантазия поэтов и сказочников бледнеет перед зрелищем идущих строем эаров, сотен тысяч эаров.
До нелюдей осталось восемьсот ярдов. Торренс I видел, как махнул рукой пушкарь-наводчик у ближайшего к холму Вечного Стража орудия. Пали! Из ствола вырвался язык пламени, умчалась по высокой дуге бомба, клубы порохового дыма скрыли из виду орудийную прислугу. Тотчас ударили другие пушки, донесся до вершины холма рокот.
Посреди эарских колонн ринулись к небесам облачка разрывов, на землю Энфийской равнины хлынула первая кровь – разных цветов и оттенков кровь нелюдей. Пушки били беспрерывно, шипели в горячих стволах банники, кричали оглохшие от грохота русичи. Какая-то пушка разорвалась – видно, передержали в стволе горящую бомбу. Разлетелись куски металла, посекли людей, жарко пыхнули, взрываясь, картузы с порохом, упал частокол. Вечная память вам, уральцы!
Сотни и сотни эаров убиты, от смертоносных людских снарядов образуются проплешины в рядах чудовищ. Вот включились в бой катапульты, огромные камни давят эаров, как тараканов, падают бочки с жидким огнем, адские твари горят, но продолжают идти живыми факелами. Только когда плоть прогорает до костей, они падают, и следующие втаптывают их, еще шевелящихся, в землю.
