Сидящие напротив нас сподвижники президента, представители силовых структур дружно закивали головами, одобряя «гениальный план» быстрого урегулирования конфликта, предложенный их шефом.

После того что мы увидели и узнали в Северной Осетии, было удивительно слышать о таком «простом» решении вопроса.

Борис Всеволодович, с присущим ему спокойствием и невозмутимостью, очень популярно объяснил президенту и его команде, что решение Южно-Осетинского конфликта лежит не в сфере военных действий, а имеет глубокие экономические и политические причины, не разрешив которые, невозможно разрядить ситуацию. Громов подробно остановился на возможных путях преодоления кризиса, продемонстрировав президенту Грузии глубокое понимание ситуации, привел конкретные примеры многочисленных нарушений договоренностей о прекращении актов насилия как с грузинской, так и с северо-осетинской сторон.

Доводы Громова были настолько убедительны, что Гамсахурдия ничего не оставалось, как согласиться и просить Бориса Всеволодовича проинформировать руководство России в таком ключе, чтобы Грузии была оказана помощь в разрешении конфликта.

По возвращении в Москву тут же были составлены информационные записки в адрес президента и правительства с изложением конкретных мер по урегулированию конфликта. Борис Всеволодович очень тщательно подходил к отработке этих документов, стараясь сделать их простыми и легко читаемыми, но вовсе не за счет «причесывания» и снятия остроты.

Предложения были одобрены и на их основании составлен план конкретных мероприятий для органов и подразделений МВД. Контроль за исполнением плана был возложен на генерала Громова.

Вот тут мы все и почувствовали армейскую, штабную хватку афганского генерала. Громов был неотступно требователен. Если в плане был указан срок исполнения мероприятия, то ни один руководитель, даже самого высокого ранга, не мог этот срок нарушить. Ну а если нарушал, то вынужден был держать ответ по всей форме, так что повторять подобное ни у кого больше желания не возникало. При этом в словах Громова, сколь бы суровы они ни были, не было ничего унижающего человеческое достоинство.

В дальнейшем мне пришлось сопровождать Бориса Всеволодовича во многих поездках и участвовать в его переговорах с руководителями Азербайджана, Нагорного Карабаха и Северной Осетии.

К сожалению, подготовленные им аналитические записки не всегда обращались в планы реальных действий. Но этому не приходится удивляться, так как отношения между бывшими республиками и субъектами СССР, да и внутри самой России, в то время были чрезвычайно запутанные и нестабильные.

Могу сказать одно. Все, о чем он предупреждал руководство страны, развивалось именно так, как он прогнозировал. Не сомневаюсь, что, если бы предложенные им меры были своевременно приняты, многие конфликты можно было бы разрешить или хотя бы снять их остроту, что спасло бы множество человеческих жизней.

Расскажу еще об одном, запомнившемся мне эпизоде, случившемся во время поездки в столицу Нагорного Карабаха город Степанокерт. Громов, как всегда оперативно, обсудил положение с руководством республики, а также с представителем Центра в Закавказье В. Поляничко. Предполагалось, что мы останемся ночевать в Степанокерте. Однако все, что нужно, было сделано, и, не желая терять времени, Громов вылетел в Баку, где ему предстояло встретиться с руководством Азербайджана.

Утром из газет мы узнали, что дом в Степанокерте, где мы с Борисом Всеволодовичем должны были ночевать, подвергся обстрелу из гранатометов. Реакция Бориса Всеволодовича на это событие была удивительно спокойной. Впрочем, удивляться не следует, в Афганистане и более опасные переделки бывали не раз.

Борис Всеволодович Громов запомнился мне как руководитель, способный решать самые сложные государственные задачи, оставаясь при этом человеком, уважающим чужое мнение и умеющим ценить людей. Сочетание этих качеств, к сожалению, очень редко отличает руководителей высокого уровня в нашей стране.

— Работа в горячих точках, при всей ее огромной важности, все-таки только часть задач, которые должен решать первый заместитель министра МВД, — продолжает свои воспоминания Иван Федорович Шилов. — Следующий этап, который Громову предстояло пройти, — это работа непосредственно в самом аппарате министерства. Аппарат в МВД не простой, многоотраслевой, у министра девять заместителей! У каждого заместителя по четыре-пять служб. Правильно говорили, что МВД — это настоящий монстр.

Аппаратная работа и выстраивание взаимоотношений — один из самых сложных процессов в нормальном функционировании всей этой системы.

С приходом Бориса Всеволодовича появились четкость и систематичность в проведении коллегий и совещаний. Все выстраивалось конкретно и ясно. Вот поручение, вот исполнитель, вот сроки и контроль… и вот доклад о выполнении поставленной задачи.

Он сразу, как только начал у нас работать, ввел такую систему. Должен сказать, что этот новый для нас стиль был воспринят и подчиненными, и командным составом с одобрением.

Борис Всеволодович требовал точных формулировок, добивался, чтобы задание было понятно исполнителю. Мало поставить задачу, тут же обсуждалось, как ее лучше решить. Раньше, когда люди ехали в горячие точки, то ничего не планировали заранее, — разбирались на месте. Теперь люди отправлялись в командировку с четким планом действий. Все это, конечно, не мешало корректировать план с учетом меняющейся обстановки.

Новую организацию работы аппарата почувствовала и подхватила периферия. Областные управления тоже начали перестраиваться. Это было исключительно полезно для работы всей системы МВД.

Наступил август, время отпусков. Министр отправился отдохнуть в Крым. Борис Всеволодович наездился досыта по горячим точкам и тоже ушел в отпуск. Я оставался на хозяйстве.

Внезапно осложнилась ситуация в Нагорном Карабахе. Двадцать семь наших офицеров из внутренних войск были взяты в заложники. Переговоры результата не дали. Было принято решение проводить операцию прочесывания лесного массива, где, по нашим данным, скрывались боевики.

Несколько суток я практически не выходил из кабинета, контролируя ход операции. К счастью, все прошло удачно. Заложники были освобождены.

18 августа из отпуска вернулся министр. Борис Всеволодович должен был приехать через неделю.

Наступило 19 августа. День ГКЧП.

В тот же вечер Громов прилетел в Москву.

Честно скажу, с моих плеч точно гора свалилась. Теперь можно было в любой трудной ситуации зайти к Борису Всеволодовичу посоветоваться. А положение складывалось исключительно сложное. По сути, никто из нас ничего подобного не переживал и даже не мог предположить возможность такого раскола и безвластия в стране.

Громов казался очень спокойным. А ведь давление на него со всех сторон было колоссальное. Противоборствующие лагери стремились всеми силами перетащить на свою сторону МВД. Особенно трудно пришлось дивизии внутренних войск имени Дзержинского, расположенной в ближнем Подмосковье.

Куратором внутренних войск был именно Громов. Это он не позволил втянуть внутренние войска в боевые действия, что наверняка стало бы началом гражданской войны в распадающемся Советском Союзе. Повезло и в том, что начальником главка внутренних войск являлся бывший «афганец», преданный Громову человек.

Борис Всеволодович никому не позволил использовать в своих интересах МВД. Министр Б. К. Пуго, несмотря на то, что официально входил в состав ГКЧП, негласно поддерживал своего первого заместителя, понимая, что применение войск грозит самыми непредсказуемыми последствиями.

Шилов и Громов также были единомышленниками в этом вопросе и не выпускали из рук бразды правления. Прежде чем идти к министру, они всегда предварительно обсуждали все вопросы вдвоем.

Б. В. Громов:

— На моей памяти нет более трудного времени. Страна неотвратимо двигалась к развалу. Один за другим во всех концах вспыхивали межнациональные конфликты, гремели выстрелы и гибли люди. Советский Союз находился на грани гражданской войны. Именно милиции пришлось первой столкнуться с этой страшной бедой.