Попытки правительственных войск взять под контроль дорогу Гардез — Хост не увенчались успехом. Стратегическая трасса оставалась в руках мятежников. Ожесточенные бои в этом районе продолжались.

Юго-западнее Гардеза 59-й пехотный полк правительственных войск подвергся внезапному нападению моджахедов. До двух батальонов полка было рассеяно.

Напряженное положение сохранялось в провинции Пактия, где отмечена резкая активизация боевых отрядов мятежных племен джадран и мангал.

По сообщениям из правительства Афганистана, ситуация развивалась таким образом, что в ближайшем будущем грозила стать неконтролируемой…

Постепенно в Политбюро послышались голоса, предлагающие пересмотреть утвержденное решение Политбюро о нецелесообразности введения войск в Афганистан. Складывалось впечатление, что сам Л. И. Брежнев, под влиянием Устинова и Кириленко, склоняется к этому… Только А. Н. Косыгин по-прежнему открыто выступал против введения войск.

На основании устных указаний маршала Советского Союза Д. Ф. Устинова начиная с осени было отдано более тридцати директив, согласно которым на территории Среднеазиатского и Туркестанского военных округов было развернуто около 100 соединений, частей и учреждений. Из этого можно сделать вывод, что группировка сторонников ввода войск в Политбюро начала действовать, не дожидаясь официального пересмотра принятого решения.

Для обоих южных военных округов это было самое крупное мобилизационное развертывание за последние полвека.

Только 24 декабря на совещании руководящего состава Министерства обороны СССР было объявлено о принятии советским руководством решения о вводе войск в Афганистан.

Мысль о том, что мы можем потерять Афганистан, который тут же окажется под контролем США, перевесила все прочие доводы. Роковое решение было принято.

25 декабря в 15.00 советско-афганскую границу перешел отдельный разведывательный батальон 108-й мотострелковой дивизии. Одновременно с разведчиками границу пересекли самолеты военно-транспортной авиации с личным составом и боевой техникой 103-й воздушно-десантной дивизии. Десантники высадилась на кабульском аэродроме.

Основная масса войск вошла в Афганистан по двум направлениям. Первое: Термез — Кабул — Газни. Второе: Кушка — Герат — Кандагар. Перед ними была поставлена цель — взять под контроль основные дороги и опоясать охранным кольцом наиболее важные административные центры страны.

В январе встал вопрос, как называть советские войска в Афганистане. Просто 40-й армией было бы не совсем правомерно, поскольку в ее состав были включены соединения и части центрального подчинения.

По предложению министра обороны Д. Ф. Устинова было утверждено наименование: «Ограниченный контингент советских войск в Афганистане (ОКСВ)».

Почти сразу после ввода войск в Афганистан, в январе 1980 года, A. Л. Адамишин (в будущем заместитель министра иностранных дел России, Чрезвычайный и Полномочный посол) под впечатлением совещания у министра иностранных дел СССР А. А. Громыко записал в своем дневнике:

«Ввели мы войска в Афганистан. На редкость неудачное решение! О чем они думают? Видимо, друг перед другом упражняются в твердости. Мол, мускулы показываем. На деле же это — акт слабости, отчаяния. Гори он синим огнем, Афганистан, на кой хрен ввязываться в совершенно проигрышную ситуацию? Растрачиваем свой моральный капитал, перестанут нам верить совсем. Со времен Крымской войны прошлого века не были мы в такой замазке: все враги, союзники слабые и малонадежные. Если уж они сами не могут управлять своей страной, то не научим мы их ничему, с нашей дырявой экономикой, неумением вести политические дела, организовывать и т. д. Тем более что ввязываемся, судя по всему, в гражданскую войну, хотя и питаемую извне. Неужели урок Вьетнама ничему не научил? Ну куда нам играть роль мирового спасителя, определиться бы как следует, что мы все-таки хотим во внешних (как и внутренних) делах. Но страшно то, что вроде не этим заняты руководители. Их забота — удержаться у власти, внутренние комбинации, демонстрация идеологической принципиальности, в которой мы, кстати, тоже запутались… Акция с Афганистаном — квинтэссенция наших внутренних порядков. Экономические неурядицы, боязнь среднеазиатских республик, приближающийся съезд, привычка решать проблемы силой, догматизм в идеологии — какая там социалистическая революция, какие революционеры, темень та же, что и все. Какая им помощь! С королем-то было лучше всего, слушался».

Политические последствия военной акции, которые предвидели и опасались многие члены Политбюро КПСС, появились буквально на следующий день. Советский Союз оказался в полной международной изоляции. С этого момента наша страна вынуждена была уйти в глухую оборону, которая продолжалась до весны 1989 года, когда был осуществлен вывод советских войск из Афганистана.

16 января 1980 года вечером Борису Всеволодовичу Громову позвонил командир корпуса и сообщил, что министром обороны подписан приказ, согласно которому он назначается начальником штаба дивизии, находящейся сейчас в Кабуле. Через четыре дня ему надлежит явиться в штаб Туркестанского военного округа и затем улететь в Афганистан. «Действуй. Успеха!» — добавил он сухо, и на том разговор окончился.

Вечером, вернувшись домой, Громов рассказал жене о командировке. Разговор получился невеселым. Ехать придется без семьи, и он не мог даже приблизительно сказать Наташе, насколько они расстаются.

Обычно офицер, которого планировали перевести на новое место службы, заранее узнавал об этом по различным каналам. Борис Громов был уверен, что в ближайшем будущем какие-либо перемещения его не ожидают. Несмотря на периодически возникавшие сложности, он вполне нормально двигался по служебной лестнице. Всего за восемь лет после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе ему удалось пройти путь от командира батальона до начальника штаба дивизии. Путь, который для большинства офицеров укладывается в целую жизнь. Карьера Громова выглядела настолько успешной, что даже разнеслась легенда о том, что он племянник одного из заместителей министра обороны.

Новое назначение выглядело довольно странно. Переводили на равноценную должность да еще Бог знает куда. Что это? Своеобразное обещание новых перспектив? Но каких? Или, на это похоже больше всего, ссылка. Но за что?

В штабе Туркестанского военного округа, в Ташкенте, Громова принял командующий генерал-полковник Юрий Павлович Максимов. Неторопливо и подробно генерал-полковник рассказал Громову о предстоящей службе в Афганистане. Здесь впервые не из путаных слухов и сообщений зарубежных радиостанций, а из уст крупного военного руководителя Громов узнал о том, что запланированная бескровная охранная операция превращается в настоящую войну. Что он должен готовиться к проведению боевых операций, которые в отличие от учений будут связаны с реальными, а не условными жертвами. Тогда же впервые услышал предположение, что война эта будет все больше ожесточаться и продолжится, возможно, не один год.

Встреча запомнилась откровенностью, но больше всего нескрываемой заботой и теплотой, которую достаточно редко случается встречать в среде высшего армейского командования. Как же важен такой разговор для человека, уходящего в неведомый, полный грозных опасностей, мир войны!..

Зато в других отделах штаба округа, где ему пришлось побывать, на Громова смотрели так, будто видели в последний раз. Чувствовалось, что тут ожидают потерь людей и техники. Значит, впереди действительно война.

Аэродром, с которого Громов вылетал в Кабул, находился неподалеку от Ташкента. На летном поле, ежась от утреннего морозца, стояли десятка два офицеров. Все с пистолетами и автоматами. Это были, как он понял, афганские «старослужащие», возвращавшиеся в свои части. Несколько человек, как и он, были без оружия и, видимо, тоже направлялись к новому месту службы. Однако на полевой форме ни у кого не было видно знаков различия, и только он был в форменной шинели с погонами и полковничьей папахе. Знали бы они, что в чемодане у него лежит еще и парадная форма!