– Ну и что же?

– А вот что! Свозили туда учёных, пробыли они на месте недели три, что-то откопали и тоже давай про кресты выспрашивать. Дед был смелым, плюнул на все запреты и предрассудки, повёз начальника экспедиции – показывать. К вечеру добрались. Темнело быстро. Ну, они раскинули палатку, перекусили, маленько спиртику дерябнули для согрева – и на боковую. И что ты думаешь? Среди ночи дед просыпается от подозрительного шороха: вроде, кто-то тихонько стучит по брезенту. Постучит-постучит, отойдёт, вздохнёт и снова: тук-тук-тук! Ва-а! Дед тихонечко ружьецо цап да спрашивает: кто, мол, тут? Начальник проснулся, тоже услыхал звуки, испугался. А тут вдруг кто-то как захохочет да бряк о палатку – и тишина наступила, аж в ушах зазвенело. Дед возьми да осторожненько и выгляни. Смотрит: по реке вроде как женщина идёт, вся белая, будто из тумана. Так и ушла, ни разу не обернулась. Мужики едва-едва дождались утра и дунули с того места. На что уж учёный человек был тот начальник, а отважился после к крестам идти.

– Лёша, но ведь есть люди, которые на самом деле видели НЛО. Вполне здоровые, честные люди. Они наблюдали НЛО так же отчётливо, как твой дед – ту женщину-привидение. Но значит ли это, что на самом деле они видели то, что видели? Ученые считают, что, допустим, в различных зонах атмосферы накапливаются особые вещества. Они вступают друг с другом в реакцию – образуются скопления, которые ведут себя по-разному: то неподвижно зависают над землёй, то начинают двигаться за самолётом, повторяют его траекторию, а то вдруг делают скачки в сторону. А на самом деле – ничего нет, иллюзия, обман! Всё вполне объяснимо. А людям кажется: они видят НЛО, а не скопления каких-то веществ, или оптические блики, или падающий болид…

– Ну, я про это и сам в газетах читал – грамотный, – обиделся Лёша. – Белая женщина – не НЛО. Дед-то, между прочим, зорким был…

– Да верю я, верю, что они действительно что-то такое видели, но – пойми! – твой дед вместе с тем учёным настроился на что-то необыкновенное, их психика была возбуждена, – принялся я за объяснения. – Вполне возможно, над рекой шёл клубок тумана особой формы – они и приняли его за «женщину». А стучать по палатке и хохотать мог обыкновенный филин, ты и сам это понимаешь…

– Ваа! Разложил по полочкам! Что ты меня убеждаешь? Я сам грамотный, – насупился Лёша. – Одно меня смущает: дед не из робкого десятка, и если уж он перепугался – значит, неспроста. Вот мне и хочется понять: что же там такое…

– Кресты! И вполне объяснимые. Возьми карту Сибири и на ней найдёшь немало сёл: Нижние Кресты, Верхние Кресты, Средние Кресты… И просто – Кресты. Не понимаешь? Видишь ли, когда-то по этим местам шли первопроходцы. На стоянках и переправах они воздвигали деревянные кресты. Чтобы землю застолбить. А ещё – чтобы те, кто следом пойдут, знали, где можно, например, реки переплыть…

– Может, оно и так, – кивнул Лёша. – Ты не думай, я не пугаюсь того места. Боюсь только: если мы к крестам свернём, то не успеем вернуться к Каменному в срок. Вэ И будет ругаться…

Я понял, к чему Лёша клонит: не стоит говорить шефу об изменении маршрута, лучше всё сделать по-тихому, а там – пропадай, головушка! А если поставить Вэ И в известность, он, конечно, засомневается и никуда нас не пустит.

– Ладно, – засмеялся я. – Семь бед – один ответ!

Вечером, после работы, мы с Лёшей долго копались в моторе, прикидывали, чего и сколько возьмём с собой в дорогу, намечали кратчайший маршрут. А над нами малиново полыхали небеса – стояла белая ночь. Высоко в небе караваном чудесных птиц тянулись облака. Где-то тихо-тихо пел ручей, перескакивая с камешка на камешек, и этот звук отчего-то тревожил сердце. Чу! Вскрикнула неподалёку дикая утка, и тут же забили по воде крылья: это стайка чирков, испугавшись чего-то, стремительно взлетела над заливчиком.

Вытянув головки, как стрелы, пущенные из лука, птицы поднимались всё выше и выше. Они словно стремились к чуть бледнеющему созвездию Атага – Утячье гнездо. Так на Пенжине называют Плеяды.

Разошлись мы поздно, и в ту ночь я долго не мог уснуть. В голову лезли разные мысли. Всё больше, конечно, о предстоящем путешествии, о том, зачем нужен мне этот Старый посёлок и какие-то допотопные кресты. Ну, не странно ли это?

Начнём с того, что и фамилия у меня какая-то странная – Анкудинов. Вроде как не русская, хотя по паспорту значусь русским. Раньше я особо об этом не задумывался, да и над фамилиями других людей головы не ломал: был бы, как говорится, человек хороший. Но однажды девушка Лена, которая мне нравилась, сказала: «Ты не похож на бурята, а фамилия у тебя явно бурятская. Почему?»

Вроде, и вправду не похож: лицо обычное, может, только чуть-чуть скуластое (это от худобы, наверное), серые глаза с лёгким прищуром, вполне русский нос, волосы светлые… В общем, парень как парень, не высокий и не маленький, не качок какой-нибудь, но и не хилый – из тех, на кого женщины смотрят, не смущаясь, не заливаясь краской. Себя я оцениваю вполне трезво, и знаю, что не из породы красавчиков. Обычный. Разве что фамилия такая.

Та Лена училась в университете вместе со мной, была старостой группы. Старательная такая, аккуратная, симпатичная. Был я у неё «хвостиком»: она – в парк, и мне туда же надо, она – в музей, и меня следом несёт какая-то сила… Лена очень любила книги, и потому я тоже часто ходил в библиотеки. Следом за ней, конечно.

Хоть одно счастливое воспоминание осталось благодаря Лене: десятки прекрасных, умных книг я открыл именно там. А Лена? Как-то она призналась: выйдет замуж за хорошего, доброго человека, а в любовь не верит, всё это ерунда, потому что наши чувства – не что иное, как игра гормонов.

– Неправда, – ответил я. – «В твоих объятьях даже смерть желанна! Что честь и слава, что мне целый свет, когда моим томлениям в ответ твоя душа заговорит нежданно…»

– Не заговорит, – усмехнулась Лена. – Ты стихи Ронсара специально наизусть заучил? Чтобы поразить какую-нибудь неопытную девицу в самое сердце…

– Нет, не специально, – смутился я. – Разве можно объяснить чувства одной лишь химией тела?

Мы сидели, касаясь друг друга руками – не специально, просто так получилось: сиденье трамвая было узким, к тому же Лена поставила сбоку полиэтиленовый пакет с книгами, и места осталось совсем мало. Её маленькая ладонь была ни горячей, ни холодной, но её прикосновение заставляло меня сдерживать дыханье.

– А я вон там живу, в десятиэтажном доме с ротондой, видишь? – вдруг сказала она и показала рукой на помпезное здание. – Квартира номер сто сорок шесть. Сегодня родители уехали на дачу, и я осталась одна в трех комнатах, представляешь?

Я что-то такое угукнул в ответ, совершенно не понимая, на что она намекает. А трамвай как раз делал замысловатый крюк, проплывая мимо её дома, чтобы через минуту-другую остановиться чуть наискосок от него.

– Тебе не скучно в общежитии? – спросила Лена, вставая с сиденья. Пакет с книгами она почему-то не спешила подхватывать.

– Да нет, – ответил я. – Нормально!

– Может, поможешь мне? – она кивнула на пакет.

Я, всё ещё ничего не понимая, взял пакет, донёс его до дверей и, когда они распахнулись, сунул его в руки Лене:

– Пока!

– Анкудинов, ты что? – Лена удивлённо вскинула на меня глаза, пожала плечами и, засмеявшись, соскочила с подножки. – Совсем ничего не понимаешь?

Но двери уже закрылись, и мне пришлось проехать остановку, пересесть на трамвай, идущий в обратную сторону, выскочить на Лениной остановке и, сломя голову, броситься к подъезду её дома. Но сколько я ни давал на звонок квартиры номер сто сорок шесть, даже малейшего шороха за дверями не услышал.

– А! Это ты? – услышал я за спиной. – Я за хлебом и кефиром в гастроном заходила. Любишь кефир на ночь, Анкудинов?