Новое прививалось нелегко. В первом же бою под Изюмом сковывающая группа «Яков» Федорова ушла за облака и там осталась, а Покрышкину с Бережным, как прикрывающим, пришлось метаться с одного фланга на другой, отражая атаки «мессершмиттов» против наших «Су-2». Сколько с него сошло потов, пока, изловчившись, он, наконец, сбил ведущего немецкой группы, и остальные «мессеры» сразу отвалили.

Потом, на аэродроме, с эскадрильей состоялся жесткий разговор. «Неправильно оценил обстановку и принял неверное решение! – глядя в упор в глаза Аркадию Фадееву стальным, немигающим взглядом, выговаривал Покрышкин. – Вы не имели права отрываться от группы «Су-2». Теперь мне понятно, почему несут потери «Илы», когда вы их сопровождаете… Как командир эскадрильи, требую строгого выполнения поставленной мною задачи, быть в боевом порядке на своем месте… Если впредь кто-то уйдет со своего места прикрытия, я его расстреляю собственными руками. Отвечу за это, но расстреляю, как предателя! Понятно?»

Постепенно, в ходе налетов на Изюм, Сватово, Старобельск, «этажерка» прижилась, и весь полк начал применять этот боевой порядок. Как ни странно, легко и быстро его усваивали новички, гораздо труднее ветераны, привыкшие к своим приемам в бою. Потерь среди прикрываемых полком штурмовиков и бомбардировщиков практически не было.

«Что ж, завтра предстоит применить нашу испытанную в боях тактику, – продолжал размышлять он. – «Кобра» по мощности мотора и вооружения неплоха, но она все-таки тяжеловата. Следовательно, нужно рассчитывать на конструктивные недостатки «мессершмитта».

Память тут же услужливо подсказала – лето сорок второго. Иванов вырвал его из череды непрерывных, изматывающих до невозможности боевых вылетов и направил в группу генерала Науменко для изучения трофейных «мессершмиттов». Надеясь хоть немного отдохнуть, он охотно согласился. К тому же интересно было изучить машину, с которой постоянно встречаешься в боях.

И вот он в кабине немецкого истребителя. Сразу решил, что будет работать за двоих, – за себя и за немецкого пилота, нападающего на русского летчика или пытающегося ускользнуть от его атак.

«Мессершмитт» вел себя нормально, если не считать, что его заносило при взлете из-за очень близко расположенных друг к другу шасси. Набрав высоту, Саша начал перекладывать машину из одного виража в другой, делал боевые развороты, разгонял на горке, потом шел на восходящие спирали и бочки.

Один недостаток он выявил быстро – «мессер» плохо выходил из иммельмана. Но вот другой – чуть его не угробил.

Он ввел машину в вертикальное пикирование, набрал максимальную скорость. Через секунду решил – пора выводить. Резко налег на ручку управления. Никакой реакции! Машина продолжала нестись к земле. Высота стремительно таяла. Он продолжал со всех сил тянуть ручку на себя. Одна секунда, вторая… Наконец, нехотя, самолет стал задирать нос. От сердца отлегло. Вывести его в горизонтальный полет удалось буквально у самой земли.

После посадки Саша обстоятельно продумал свои действия. Получалось – все делал правильно, ошибок не совершал. С утра он опять ушел в зону и, набрав для предосторожности большую высоту, вновь повторил пикирование. И снова самолет вышел из него с трудом. И так еще несколько раз. Результат тот же.

«Мессершмитт» явно вел себя «дубово».

Вечером он разработал приемы для использования слабостей немецкого истребителя в воздушном бою.

«Все это, конечно, хорошо, но как воспримут мои предложения в новой дивизии? Что скажет командование? О Борманове говорят, как о новаторе, энтузиасте применения радиосвязи в авиации. Может, он поддержит?» – продолжал размышлять Александр.

Командир дивизии ему понравился: сразу видно, что разбирается в людях и ценит летчиков. Но поймет ли он его? Хотелось подойти к нему и просто поговорить по душам, рассказать о наболевшем и получить в ответ поддержку своим мыслям.

Покрышкин боялся показаться смешным и навязчивым со своими схемами. Скажут – что за птица? Какой-то капитан будет тут перестраивать тактику истребительной авиации, учить нас.

«Ладно, – решил он, укладываясь на жестком соломенном матрасе. – Завтра в бою буду действовать, как решил, а там посмотрим». С этим и заснул.

День только начинался. От Кубани поднималась парная теплота. Поблескивала роса. Степь вокруг аэродрома казалась пышнее, нежели днем, во время зноя, когда листья начинают сворачиваться и от того кажутся острее.

Неспешно прохаживаясь перед летчиками, построившимися в шеренгу возле командного пункта, командир полка майор Исаев разъяснял, каким образом полку предстоит изучать район будущих боевых действий.

– Линия фронта проходит по рекам Курка, Кубань, Вторая Псиж, – толковал майор, – потом через балку Адамовича к Станичке и западным скатам Мысхако. Все эскадрильи должны совместной группой вылететь на облет переднего края, и поведет ее кто-то из командиров соседнего, сорок пятого полка, возможно, сам подполковник Дзусов.

Покрышкин тут же представил себе экскурсию, участники которой сгрудятся у переднего края и будут внимательно его изучать. И достаточно внезапно появиться паре «мессеров», как вся эта затея обернется потерями. «А не лучше ли летать четверками и шестерками? При встрече с противником они будут более маневренными и боеспособными», – чуть не сорвалось у него с языка, но наученный горьким опытом своих прошлых отношений с Исаевым, он промолчал. Ведь командир полка опять может расценить его замечание как подрыв своего авторитета.

Уяснив поставленную задачу, летчики уже начали расходиться по своим самолетам, когда Исаев вдруг окликнул Покрышкина. Тот подошел.

– Из штаба дивизии поступило срочное указание – выслать шестерку истребителей на прикрытие Крымской. К ней могут подойти «юнкерсы» с «мессершмиттами». Думаю отправить вашу эскадрилью.

– Есть!

– Справитесь? – Исаев имел в виду ориентировку над незнакомой местностью.

– Приказ будет выполнен, товарищ командир!

– Действуйте!

Направляясь к своим летчикам, Покрышкин подумал: «Исаев, наверное, не знает, что я до войны служил в Краснодаре и всю эту местность знаю, как свои пять пальцев. Ну и пусть не знает, может, это и к лучшему».

Пятерка летчиков из его эскадрильи уже догадалась, что им предстоит вылет на задание. Ожидая командира, они с серьезными лицами стояли в стороне от остальных.

– Значит, так: – Без лишних слов комэск начал предполетный инструктаж: – Получено срочное указание из штаба дивизии. Идем на прикрытие Крымской. Посмотрите на карту. – Летчики раскрыли планшеты и достали карты. Покрышкин указал на Крымскую: – Вот эта станица. К ней может подойти группа «юнкерсов» под прикрытием «мессершмиттов». Пойдем нашим строем: я с Голубевым внизу, Паскеев с Козловым над нами. Мы – атакующая четверка. Речкалов со Степановым связывают истребителей. Понятно? – острым, лучистым взглядом окинул он их лица.

– Понятно, – за всех ответил Голубев, здоровяк, уверенно чувствующий себя в стихии воздушного боя и уже начавший проявлять нетерпение от излишне подробного, как ему казалось, инструктажа.

Но Покрышкин не спешил. Короткими фразами, словно забивая гвозди, он продолжил:

– В воздухе соблюдать дистанцию… Четко выполнять мои команды… Помните, о чем мы говорили на занятиях… о вертикали. Понятно?

– Понятно, – опять ответил Голубев, а смешливый Гриша Речкалов едва сдержал улыбку.

– Вопросов нет? Тогда по машинам!

Все они прекрасно понимали, о чем идет речь. От «ножниц», приема, который полк начал применять в сорок втором над Каховкой, было решено отказаться. Теперь противника надо было уничтожать внезапными, стремительными атаками, и строй «ножницы» для этого не годился. Покрышкин решил использовать «этажерку».

Состояла она из пары истребителей, расположенных друг над другом с превышением в несколько сот метров, но, в отличие от применяемой под Ростовом, со смещением в сторону солнца. При таком строе и запасе высоты от четырех до шести тысяч метров летчики не опасались никаких неожиданностей. Они прекрасно видели друг друга, и каждый обязан был следить за своим товарищем, защищать его в случае нападения противника сзади.