— Мы хотели бы уехать, — сказал я, — так что если вы покончили со своими вопросами…

Он помолчал перед ответом и снова стал похож на человека, который знает, как делать свою работу.

— Я хотел бы попросить вас об одолжении, синьор Броадхед. Не могли бы вы на день-два дать нам ваш самолет? Для раненых, — объяснил он, — наша центральная больница, к несчастью, располагается непосредственно под петлей.

Должен со стыдом сказать, что я заколебался, но Эсси нет.

— Конечно, лейтенант, — сказала она. — Тем более что нам нужно заказать место на другой петле, прежде чем мы сможем улететь.

Он расцвел.

— Моя дорогая сеньора, мы организуем это через военные линии связи. Примите мою глубочайшую признательность за вашу щедрость!

Городские службы не действовали, но когда мы вернулись в номер, на столах стояли свежие цветы и корзина с фруктами и вином, всего этого раньше не было. Окна закрыли. Открыв их, я понял, почему. Озеро Тегигуальпа перестало быть озером. Предполагалось, что в случае катастрофы линия для охлаждения опустится в озеро; впрочем, никто не верил, что такое возможно. Теперь это произошло, и озеро выкипело вплоть до покрытого грязью дна. Пар закрывал саму петлю, пахло горячей грязью, и я тут же снова закрыл окна.

Мы проверили внутренние службы. Они действовали. Нам принесли хороший обед, извинились, что не могут прислать бармена, чтобы тот перелил наше вино из бутылки в графин — бармен состоит в «Гражданской республиканской службе чрезвычайных происшествий» и должен выполнять свои обязанности. И обычная горничная номера тоже, хотя нам пообещали, что дежурная по этажу придет через час и поможет нам распаковать багаж; тем временем он, нераспакованный, стоял у стены в фойе.

Я богат, конечно, но не избалован. Так я по крайней мере считаю. Но я люблю услуги, особенно услуги прекрасных компьютерных программ, которые написала для меня Эсси.

— Мне не хватает Альберта, — сказал я, глядя на туманную ночную сцену.

— Не знаешь, чем заняться, без своих игрушек? — усмехнулась Эсси, но, кажется, у нее что-то было на уме. Что ж. В этом отношении я тоже не избалован, потому что когда у Эсси что-то на уме, я часто заключаю, что она хочет заняться любовью, и тут же тоже хочу этого. Я часто напоминаю себе, что в истории человечества люди нашего возраста гораздо менее расположены к любви и изобретательны, но тем хуже для них. Такие мысли меня не удерживают. Особенно потому, что Эсси есть Эсси. Она не только Нобелевский лауреат. У нее есть и другие награды, включая появление в списке десяти самых изысканно одетых женщин. Нобелевская премия ею заслужена; а вот список десяти лучших, по-моему, фальшивка. Внешность С.Я. Броадхед не имеет ничего общего с тем, что на ней надето, но много общего с тем, что под одеждой. Теперь на ней облегающий светло-синий костюм, без всяких украшений; такой можно купить в магазине по сниженным ценам; но она и в нем попала бы в список.

— Иди сюда на минутку, — позвал я с большого длинного дивана.

— Сексуальный маньяк! Ха!

Но это «Ха!» звучало весьма терпимо.

— Просто я подумал, — сказал я, — что так как мы не можем вызвать Альберта и больше нам нечего делать…

— Ах, Робин, — сказала она, качая головой. Но она улыбалась. Поджала губы, размышляя. Потом сказала: — Вот что я тебе скажу. Принеси из фойе маленький дорожный саквояж. У меня там для тебя небольшой подарок. А потом посмотрим.

Из саквояжа появился ящичек, обернутый серебряной бумагой, а из него — большой молитвенный веер хичи. Впрочем, не хичи — размер не тот. Такие Эсси разработала для собственного использования.

— Ты ведь помнишь Мертвецов и «Здесь и После», — сказала она. — Прекрасные программы хичи, я решила их использовать. И преобразовала старую программу. В твоих руках гарантированный реальный Альберт Эйнштейн.

Я поворачивал веер в руках.

— Реальный Альберт Эйнштейн?

— О, Робин, не будь таким буквальным. Не реальный — реальный. Я не могу оживлять мертвецов, особенно умерших давно. Но личность реальна, со всеми воспоминаниями, мыслями — почти реальна. Я запрограммировала поиск исчерпывающей информации об Эйнштейне. Книги. Документы. Корреспонденция. Биографии. Интервью. Снимки. Все. Даже старый потрескавшийся экземпляр того, что называлось «Киноновости» — о прибытии корабля в Нью-Йорк в 1932 году. «Пате ньюс». Все вошло сюда, и теперь когда ты задаешь вопрос Альберту Эйнштейну, тебе отвечает Альберт Эйнштейн! — Она наклонилась и поцеловала меня в макушку. — Конечно, — похвасталась она, — я добавила кое-что, чего никогда не было у Эйнштейна. Полный курс пилотирования кораблей хичи. Все новое в науке и технологии с 1955 года, времени, когда умер подлинный Эйнштейн. Даже некоторые функции кулинарной, секретарской, юридической и медицинской программ. Для Зигфрида фон Психоаналитика места не нашлось, — извинилась она, — но ведь он тебе больше не нужен, а, Робин? Разве только в воспоминаниях.

Она смотрела на меня с выражением, которое я научился за эти десятилетия узнавать. Я прижал ее к себе.

— Хорошо, Эсси, давай.

Она уселась у меня на коленях и невинно спросила:

— Что давать, Робин? Ты опять говоришь о сексе?

— Давай сюда.

— О… Да это пустяк. Я уже дала тебе серебряный подарок.

— Что, программу? — И правда, она ее обернула серебряной бумагой — и тут до меня дошло. — О, мой Бог! Я пропустил нашу серебряную годовщину. Когда… — Но я тут же смолк.

— Когда она была? — закончила она за меня. — Теперь. Она все еще есть. Сегодня, Робин. Поздравляю, Робин, дорогой.

Я поцеловал ее, должен признаться, отчасти чтобы выиграть время, и она серьезно поцеловала меня. Я сказал, чувствуя себя презренным:

— Эсси, дорогая, прости. Когда вернемся, я тебе сделаю подарок, от которого у тебя волосы встанут дыбом, обещаю.

Но она прижалась носом к моим губам, чтобы я замолчал.

— Не нужно ничего обещать, дорогой Робин, — сказала она с уровня моего кадыка, — потому что ты ежедневно в течение двадцати пяти лет делал мне достойные подарки. Не считая тех лет, когда мы просто встречались. Конечно, — добавила она, поднимая голову, чтобы взглянуть на меня, — мы одни сейчас, только ты и я и кровать в соседней комнате, и так будет еще несколько часов. И если действительно хочешь, чтобы у меня волосы встали дыбом, начинай. Я, кстати, знаю, что у тебя кое-что для меня есть. Даже моего размера.

То, что я не захотел завтракать, сразу привело в действие всю тревожную сигнализацию Эсси, но я объяснил, что хочу поиграть со своей новой игрушкой. И это было правдой. Правда и то, что я довольно часто вообще не завтракаю, и эти две правды в конце концов отправили Эсси в обеденный зал без меня; но главное, конечно, заключалось в последней правде — мои внутренности чувствовали себя не очень хорошо.

И вот я вставил нового Альберта в процессор, появился розоватый мерцающий туман, и вот и он улыбается мне.

— Привет, Робин, — сказал он, — и поздравляю с годовщиной.

— Это было вчера, — слегка разочарованно ответил я. Я не думал, что поймаю нового Альберта на таких глупых ошибках.

Он потер кончиком трубки нос, глядя на меня из-под своих густых седых бровей.

— По гавайскому времени, — сказал он, — сейчас поглядим, — он сделал вид, что смотрит на электронные наручные часы, анахронически выглядывавшие из-под рукава пиджака, — сейчас сорок две минуты двенадцатого вечера, Робин, и ваша двадцать пятая годовщина будет длиться еще около двадцати минут. — Он наклонился, почесывая лодыжку. — У меня появилось несколько полезных новых свойств, — гордо сказал он, — включая полный контроль за местным временем; он действует независимо от того, есть я на дисплее или нет. Ваша жена — очень хороший программист.

Конечно, я знаю, что Альберт Эйнштейн — только компьютерная программа, но это все равно что встреча со старым другом.

— Ты отлично выглядишь, — сделал я ему комплимент. — Впрочем, не знаю, стоит ли тебе носить электронные цифровые часы. Мне кажется, у тебя до смерти не могло быть такой вещи. Тогда их просто еще не было.