– Замечательно! – внезапно рассвирепев, кричу я. – Ты шпионишь за мной!

– Вы знаете, я слежу за вашими внешними проявлениями, Робби, – укоризненно отвечает он. – В этом нет для вас никакого вреда. Это не более обидно, чем когда друг замечает, как вы краснеете, запинаетесь или начинаете барабанить пальцами.

– Это ты так говоришь.

– Да, я так говорю, Боб. Я говорю так, потому что хочу, чтобы вы знали: эти темы слишком эмоционально перегружены для вас. Хотите немного побеседовать о них, чтобы облегчить груз?

– Нет! Я хочу порассуждать о тебе, Зигфрид! Какие еще тайны ты от меня скрываешь? Может, ты считаешь мои эрекции? Подсовывашь мне в постель «жучков»? Подслушиваешь мой телефон?

– Нет, Боб. Ничего подобного я не делаю.

– Надеюсь, это правда, Зигфрид. У меня есть способ узнать, когда ты врешь.

– Мне кажется, я не понимаю, о чем вы говорите, Боб, – после небольшой паузы, в которой я ощущаю недоумение, отвечает Зигфрид.

– И не надо, – насмешливо произношу я. – Ты всего лишь машина, и обязан помнить об этом.

Сейчас мне достаточно собственного понимания, что происходит. Мне очень важно сохранить это в тайне от Зигфрида. В кармане у меня бумажка, которую ночью мне дала С. Я. Лаврова. Ночь была полна травки, вина и самого разнообразного секса. Однажды я достану этот заветный листок из кармана, и тогда мы посмотрим, кто из нас босс. Я наслаждаюсь соревнованием с Зигфридом. Он раздражает меня. А когда сердит, я забываю о своей душевной боли. А мне по-настоящему больно, и я не знаю, как от этого избавиться.

Через сорок шесть дней полета корабль снова вынырнул из гиперпространства на скорости, которая после сверхсветовой вообще не казалась нам скоростью. Мы явно находились на какой-то орбите, и все двигатели молчали.

Члены экипажа воняли как животные и невероятно устали от общества друг друга. И тем не менее, взявшись за руки, как верные любовники, все столпились у экрана. В нулевом тяготении пятеро старателей завороженно смотрели на солнце и какое-то время молчали.

Звезда, рядом с которой мы дрейфовали, была больше и ярче Солнца и находилась ближе астрономической единицы. Но наша орбита пролегала не вокруг светила. Центром ее оказалась гигантская газообразная планета с единственным спутником, размером в половину Луны.

Ни Клара, ни парни не кричали и не вопили от радости, поэтому я ждал, как мог долго, а потом спросил:

– В чем дело?

– Сомневаюсь, что мы сможем высадиться на этом газовом пузыре, – с отсутствующим видом ответила она. При этом Клара не выглядела разочарованной. Ей как будто было все равно.

Сэм Кахане выпустил в бороду долгий негромкий вздох и устало проговорил:

– Ну что ж. Прежде всего снимем спектр. Мы с Бобом сделаем это. Остальные начинают прочесывать окрестности в поисках подписей хичи.

– Отличный шанс, – вымолвил кто-то, но так негромко, что я не понял кто. Это могла быть даже Клара. Я хотел было спросить, почему они не радуются, но почувствовал, что, если задам этот вопрос, кто-нибудь обязательно ответит, и его ответ мне не понравится. Поэтому я удержался от вопроса и вслед за Сэмом протиснулся в шлюпку. Там, мешая друг другу, мы надели скафандры, проверили системы жизнеобеспечения, связи и закрылись. Затем Сэм знаком послал меня к шлюзу. Я услышал, как насосы всасывают воздух, потом шлюз открылся и легкий толчок выбросил меня в космическую пустоту.

В первое мгновение я ощутил невероятный ужас. Оказавшись один в центре пространства, где никогда не бывал человек, я так испугался, что даже забыл застегнуть привязной трос. Но можно было этого и не делать – магнитные замки сами защелкнулись, кабель развернулся на всю длину, меня резко дернуло, и я начал медленно возвращаться к кораблю.

Прежде чем я добрался до него, Сэм тоже оказался снаружи. Он летел ко мне, словно надувная кукла, и медленно поворачивался вокруг собственной оси.

Сэм ткнул пальцем куда-то между огромным, в форме блюдца, диском газового гиганта и болезненно ярким оранжевым солнцем. Мне пришлось прикрыть глаза перчатками, чтобы разглядеть, на что он показывает. Как потом объяснили, это оказалась М-31 Андромеды.

Конечно, с нашей точки никакого созвездия Андромеды не было видно. Не было ничего похожего на Андромеду, да и на любое другое созвездие тоже. Но М-31 так велика и так ослепительно сияет, что ее можно разглядеть даже с поверхности Земли, когда смог немного рассеивается. Это самая яркая из внешних галактик, и ее можно заметить почти с любого места, куда отправляются корабли хичи. При небольшом увеличении можно было легко разглядеть и ее спиральную форму, а для проверки – сориентироваться по другим, меньшим галактикам в том же направлении.

Пока я неуклюже нацеливал инструменты на М-31, Сэм то же самое делал с Магеллановыми Облаками, вернее, с тем, что считал Магеллановыми Облаками – он клялся, что распознал S Дорады. Мы начали делать снимки. Цель этой работы заключалась в том, чтобы ученые Корпорации могли с помощью триангуляции определить, где мы побывали. Вы можете спросить, зачем это им, но они как раз этим и занимаются, а вы никогда не получите научной премии, если не сделаете несколько серий снимков. Из этого как бы вытекает, что ученые могли бы определить место по снимкам, которые мы делаем в пути. Но это не так. По ним можно установить общее направление полета, но уже после первых нескольких световых лет становится все труднее и труднее идентифицировать звезды. К тому же еще не доказано, что полет проходит по прямой линии. Зато известно, что некоторые корабли следуют за причудливыми изгибами в конфигурации пространства.

Во всяком случае, яйцеголовые используют все, что могут, включая данные о том, как далеко и в каком направлении развернулись Магеллановы Облака. Знаете почему? Потому что так можно определить, на сколько световых лет вы от них удалены и как глубоко находитесь в Галактике. Период одного обращения Облаков составляет примерно восемьдесят миллионов лет. Тщательные измерения способны показать изменения, соответствующие двум-трем миллионам. Что примерно означает сто пятьдесят световых лет или около этого.

Посещая на Вратах группу Сэма, я очень всем этим заинтересовался. Теперь же, делая фотографии, я почти забыл о своем страхе, и хотя не совсем, но все же перестал думать о том, что это путешествие, потребовавшее такой смелости, оказалось пустым номером.

И все же оно оказалось не пустым номером.

Как только мы оказались в корабле, Мохамад выхватил ленты со снимками из рук Сэма и сунул их в сканер. Первой целью была самая большая планета. Во всех частях электромагнитного спектра ничего не говорило об искусственной радиации. Поэтому он начал искать другие, более перспективные планеты. Находить их трудно, даже с помощью автоматического сканера. За то время, пока там висели, мы смогли бы отыскать их с десяток. Правда, это не играло никакой роли. Планеты все равно были бы так далеко, что мы не смогли бы до них добраться.

Мохамад взял спектр центральной звезды и запрограммировал сканер на поиски отражения от него. Прибор определил пять объектов. Два из них оказались звездами с аналогичным спектром. Остальные в самом деле были планетами, но никаких следов искусственной радиации на них не нашли. Не говоря уже о том, что они были маленькими и далекими.

Оставался большой спутник газового гиганта.

– Проверь его, – приказал Сэм.

– Выглядит не очень перспективно, – проворчал Мохамад.

– Я в твоем мнении не нуждаюсь, – оборвал его Сэм. – Делай, что сказано. Проверяй.

– Вслух, пожалуйста, – сухо добавила Клара.

Мохамад удивленно взглянул на нее, должно быть, удивившись слову «пожалуйста», но послушался. Он нажал кнопку и сказал:

– Подписи кодированной электромагнитной радиации.

На экране сканера возникла медленно изгибающаяся синусоида. Она едва заметно дрогнула, потом превратилась в абсолютно неподвижную линию.