Вряд ли существовал другой такой цадик, в чьей душе сочеталось столько противоречивых свойств. Но если мы рассмотрим все их в совокупности, то должны будем признать, что они отнюдь не хаотичны или противоречивы, но, напротив, характеризуют живого и здравомыслящего человека. В мире хасидизма он был фигурой, нередкой среди интеллектуалов нашего времени: смесь иронии и страстных желаний, скептицизма и веры, честолюбия и смирения.
С юных лет он обожал шутки, и особенно язвительные, а также розыгрыши, причем некоторые из них были далеко не безобидными. В молодости он рассуждал о своих умственных способностях с величайшей гордостью, а в зрелые годы высказывал на этот счет сомнения, граничащие с отчаянием. Однажды он отметил, что его учитель, рабби Мендл из Риманова, был святым человеком, но не имел представления о том, что такое истинный ум, и присовокупил: «Так разве он в состоянии понять, что я собой представляю?» В другой раз, когда Провидец из Люблина, выведенный из терпения его бесконечными шутками, напомнил ему стих из Писания: «Непорочен будь пред Богом, Всесильным твоим»[4], добавив: «Сказано: непорочен будь – а не умничай», Нафтали ответил ему смело, но абсолютно вопреки фундаментальному принципу хасидизма: «Надо немало ума, чтобы быть непорочным пред Богом».
Но после того как он сам стал рабби, о нем уже рассказывают совсем другое. О переменах, происшедших и происходивших в его душе, свидетельствуют такие истории, включенные в эту книгу, как «Сторож», «Утренняя молитва», «Вождь и поколение» и особенно «Желание» – рассказ о том, как он пожелал в следующей жизни стать коровой.
На основе его разговора с рабби Меиром из Стопницы можно сделать вывод, пусть даже самого общего характера, к которому рабби Нафтали пришел, осмысливая свой жизненный опыт. Встретившись с рабби Меиром, своим бывшим соучеником, который в тот момент стал в некоторой степени наследником Провидца из Люблина, он сказал ему, что теперь хасидам следует сидеть дома и учиться, а не думать о статусе цадика. На это рабби Меир ответил: «Не беспокойся – Бог обо всем позаботится! Если мы окажемся не в состоянии возглавить общину, найдутся другие, более пригодные к тому люди». Заметим, однако, что последующие события показали необоснованность этого ответа.
Говоря о рабби Нафтали из Ропшиц, мы не можем не вспомнить его ученика, рабби Хаима из Цанза (ум. 1876), который – по-видимому, единственный из всех выдающихся знатоков Талмуда среди хасидов, – продолжал старую традицию занятий и, пользуясь его собственным своеобразным выражением, перелицовывал уже лицованную однажды одежку, да так, чтобы стала видна изначальная лицевая сторона. Не следует, однако, предполагать, что здесь имела место попытка синтеза, неоднократно испробованная на ранних этапах хасидского движения. Этот синтез, судя по всему, давно уже был отвергнут, поскольку хотя рабби Хаим и подчеркивал, что в конечном итоге учеба и «служение» – это одно и то же, но вместе с тем он и допускал, что, по его мнению, в учебе нет ничего, кроме Торы, а в молитвах – ничего, кроме служения.
Он был искусен как в талмудических дебатах, так и в экстатическом служении и не менее известен своими благими делами, равно как и глубоким познанием человеческой природы, но ему не хватало ряда свойств, необходимых для великого цадика, – в частности, цельности души, а также цельности тела и души.
О многих из числа великих в последующих поколениях говорилось, что они обладают всем, кроме единства основных своих свойств. Живым примером, опровергающим эту тенденцию, был рабби Йехезкель из Сенявы, сын рабби из Цанза. О нем говорилось, что он не желает основывать свои проповеди на всех текстах Писания, а ограничивается одной только Торой. Он говаривал про своего отца, что у рабби Хаима – душа Авеля, а о себе он говорил, что его душа содержит добрые элементы души Каина. Приведем еще одно из дошедших до нас высказываний рабби Йехезкеля: в числе приверженцев каждого цадика есть люди, более преданные его идеям, чем он сам, только эти люди сами об этом не знают.
При всей обширности имеющегося в моем распоряжении материала, я все же не в состоянии нарисовать достаточно подробный (насколько мне хотелось бы) портрет рабби Шалома из Белз, известного цадика и основателя «династии». Однако некоторые из его свойств настолько замечательны, что я не могу не сказать о них хотя бы немного.
Упомянем в этой связи два аспекта. Один – это идея исповеди. Рабби Шалом настаивал на том, чтобы его хасиды рассказывали обо всех «странных мыслях», приходивших им в голову, то есть обо всех искушениях и фантазиях, отвлекавших их во время молитвы. Он слушал все их признания с неослабевающим вниманием, и это способствовало еще более полному воплощению идеи освобождения, свойственной хасидизму.
Другой аспект – это его отношение к браку. Общеизвестно, что в кругах набожных людей само по себе присутствие женщин, и даже законных жен, расценивалось как «отвлекающий» фактор. Это связывалось не с природой женщины как таковой, а с идеей первородного греха, неотъемлемо связанного с женщиной. Но похоже, что для рабби из Белз первородный грех был не страшен, поскольку его часто видели сидящим рядом с женой, как Адам и Ева в раю перед грехопадением, когда женщина все еще была «помощницей»[5]; исходное состояние после сотворения мира было восстановлено.
Новая и достаточно необычная ситуация сложилась в случае с рабби Ѓиршем из Жидачева, чьими учителями были Провидец из Люблина, а также рабби из Сасова и рабби из Козниц. Все братья и племянники рабби Ѓирша составляли большую семью, которая вместе с тем была общиной, главой которой рабби Ѓирш и являлся. Между братьями существовала очень тесная внутренняя связь, и когда, как гласит легенда, рабби Ѓирш, старший из братьев, очень серьезно заболел, то один из его младших братьев, объявив, что рабби Ѓирш «нужнее здесь, на земле», предложил небесам себя в замену, и его жертва была принята.
Рабби Ѓирш был самым истинным каббалистом из всех учеников Провидца из Люблина, в том числе и в своей повседневной жизни. Он не мог поднести стакан воды к губам без каваны, не сосредоточившись на каббалистическом значении действия в момент его совершения. Не будучи уверенным в себе, он опасался, даже в возрасте старше сорока лет, что может попасть под власть планеты Венера, в сфере которой перемешано добро и зло. Подозрения вызывало у него и то обстоятельство, что к нему в ученики шли так много хасидов – он опасался, не замешан ли тут Сатана. Сомнения терзали его потому, что он слишком серьезно относился ко всему на свете, включая и связь между внешней и внутренней помощью, которую он ощущал себя обязанным предоставлять каждому из своих хасидов. Ведь как же ему уделять личное внимание каждому из них в такой толпе?
Его неприятие верховенства в любой форме или каких бы то ни было притязаний – либо для себя, либо для другого цадика – имело непосредственную связь с его общими воззрениями. Он был твердо убежден, что хасид, считающий своего рабби единственным истинным рабби, на деле является идолопоклонником; все же, что нужно хасиду, это найти себе рабби, который соответствовал бы его потребностям и складу характера, такого рабби, который мог бы оказывать ему помощь сообразно его личным надобностям.
Рабби Йеѓуда-Цви из Роздола (ум. 1847), племянник рабби Ѓирша, развивал взгляды своего дяди относительно статуса цадика с учетом собственного неверия в свои силы. Он осознавал, что не обладает могуществом цадиков былых времен, которые были в состоянии изменять мир. Принципом, определяющим состояние его души, была уступка своего пространства, сдача своих позиций. Он определял свой принцип как «ничто», или «несущественность» и полагал, что его подход также необходим для существования этого мира.
Рабби Ицхак-Айзик из Жидачева (ум. 1873), также племянник рабби Ѓирша, не уделял особого внимания статусу цадика, но при этом подчеркивал положительный фактор взаимоотношений цадика со своими хасидами, которые, во-первых, основываются на принципе взаимных уступок и, во-вторых, должны интерпретироваться с учетом зачастую неверно понимаемого авторитета, которым цадик пользуется у хасидов и который не является независимым фактором, но обусловлен религиозными воздействиями, равно как и является составным элементом таких воздействий.
