* * * Я скепсисом съеден и дымом пропитан, забыта весна и растрачено лето, и бочка иллюзий пуста и разбита, а жизнь – наслаждение, полное света. * * * Я что-то говорю своей жене, прищурившись от солнечного глянца, а сын, поймав жука, бежит ко мне. Такие сны в тюрьме под утро снятся. * * * Вот и кости ломит в непогоду, хрипы в легких чаще и угарней; возвращаясь в мертвую природу, мы к живой добрей и благодарней. * * * Все, что пропустил и недоделал, все, чем по-дурацки пренебрег, в памяти всплывает и умело ночью прямо за душу берет. * * * Блажен, кто хлопотлив и озабочен и ночью видит сны, что снова день, и крутится с утра до поздней ночи, ловя свою вертящуюся тень. * * * Где крыша в роли небосвода — свой дух, свой быт, своя зима, своя печаль, своя свобода и даже есть своя тюрьма. * * * Мое безделье будет долгим, еще до края я не дожил, а те, кто жизнь считает долгом, пусть объяснят, кому я должен. * * * Наклонись, философ, ниже, не дрожи, здесь нету бесов, трюмы жизни пахнут жижей от общественных процессов. * * * Курилки, подоконники, подъезды, скамейки у акаций густолистых — все помощи там были безвозмездны, все мысли и советы бескорыстны. Теперь, когда я взвешиваю слово и всякая наивность неуместна, я часто вспоминаю это снова: курилки, подоконники, подъезды. * * * Чуть пожил – и нет меня на свете — как это диковинно, однако; воздух пахнет сыростью, и ветер воет над могилой, как собака. * * * Весной я думаю о смерти. Уже нигде. Уже никто. Как будто был в большом концерте и время брать внизу пальто. * * * По камере то вдоль, то поперек, обдумывая жизнь свою, шагаю и каждый возникающий упрек восторженно и жарко отвергаю. * * * В неволе я от сытости лечился, учился полувзгляды понимать, с достоинством проигрывать учился и выигрыш спокойно принимать. * * * Тюрьмой сегодня пахнет мир земной, тюрьма сочится в души и умы, и каждый, кто смиряется с тюрьмой, становится строителем тюрьмы. * * * Ветреник, бродяга, вертопрах, слушавшийся всех и никого, лишь перед неволей знал я страх, а теперь лишился и его. * * * В тюрьме, где ощутил свою ничтожность, вдруг чувствуешь, смятение тая, бессмысленность, бесцельность, безнадежность и дикое блаженство бытия. * * * Тюрьмою наградила напоследок меня отчизна-мать, спасибо ей, я с радостью и гордостью изведал судьбу ее не худших сыновей. * * * Когда, убогие калеки, мы устаем ловить туман, какое счастье знать, что реки впадут однажды в океан. * * * Здесь ни труда, ни алкоголя, а большинству беда втройне — еще и каторжная доля побыть с собой наедине. * * * Напрасны страх, тоска и ропот, когда судьба влечет во тьму; в беде всегда есть новый опыт, полезный духу и уму. * * * А часто в час беды, потерь и слез, когда несчастья рыщут во дворе, нам кажется, что это не всерьез, что вон уже кричат – конец игре. * * * Всю жизнь я больше созерцал, а утруждался очень мало, светильник мой, хотя мерцал, но сквозь бутыль и вполнакала. * * * Года промчатся быстрой ланью, укроет плоть суглинка пласт, и Бог-отец могучей дланью моей душе по жопе даст. * * * В тюрьму я брошен так давно, что сжился с ней, признаться честно; в подвалах жизни есть вино, какое воле неизвестно. * * * Какое это счастье: на свободе со злобой и обидой через грязь брести домой по мерзкой непогоде и чувствовать, что жизнь не удалась. * * * |