— Вероника, ты заболела? Как ты себя чувствуешь?

— С чего ты взяла? — удивилась я.

— Ты не пришла на работу. Серега сказал, ты осталась дома, видно приболела.

— О боги, я просто не выспалась и решила в контору не ходить! Все нормально, Лер, — успокоила я ее.

— Пожалуйста, зови меня Ли.

Вот черт, какая разница? А впрочем, она права, разница есть. Я дала ей понять, что мне понятна разница — поцеловала ее в уголок губ и кивнула. Ли стащила сапоги, бросила куртку на вешалку и пошла в кухню.

— Чаю хочешь? — спросила я, нажимая кнопку чайника.

— Да, спасибо, — улыбнулась Ли, усаживаясь за стол.

Я налила ей чаю и уселась напротив.

— Как твои дела? — задала я дежурный вопрос.

— Хорошо. Прости, что приехала только сегодня, я была занята.

Чем это? То каждую ночь тусит под моими окнами, а то вдруг занята? Я так и спросила:

— Чем занята?

Ли посмотрела на меня пристально:

— Ты правда хочешь знать?

Знать! Хочу ли я знать?! Вчерашний день показал мне, что знание — великая сила, особенно знание о человеке, который рядом. Да и шок, в котором я пребывала в ту ночь, когда ночной художник и Лерочка-Сахарок оказались одним человеком, тоже заставил меня о многом подумать. Мы живем в одной реальности, соприкасаемся локтями и совсем не знаем тех, кого видим ежедневно — вот какой вывод я сделала из всего случившегося в последние несколько дней. Но рассказывать об этом Ли я не стала, а просто кивнула.

— Я ездила в область за товаром, — сказала Ли.

— Ты чем-то торгуешь? Шмотками, конечно?

— Нет. Я торгую наркотиками, — просто ответила Ли. Мои глаза, видимо, были очень красноречивы, потому, что Ли кивнула и продолжила:

— Это долгая история. Но если ты хочешь, я тебе расскажу.

Я снова нарушила свое правило про «не курить в квартире» — поставила на стол пепельницу и прикурила. Потом села и взяла Ли за руку:

— Расскажи. Я хочу знать про тебя все!

И она рассказала…

Марина и Михаил Захарченко поженились в 1982 году. Он — аспирант, она — выпускница филфака. Большая любовь, нежные отношения, скоропалительный брак. Через полтора года родилась дочка, Валерия Михайловна. Счастье супругов Захарченко стало еще ярче. Девочка росла, хорошо училась, ходила в художественный кружок и подавала большие надежды.

Тем временем Страна рухнула, в жизнь семьи ворвались «лихие девяностые». НИИ, в котором работал Михаил, потихоньку загибалось. Зарплаты перестало хватать даже на проезд. И Михаил бросился в водоворот свободного предпринимательства в отчаянной попытке накормить семью. Кое-что у него получилось, быстрые и шальные деньги появились, а потом так же внезапно исчезли. А вместо денег появились долги. Лере было девять, когда ее отец покончил с собой. В предсмертной записке он написал, что не знает другого выхода, что выпутаться из ситуации, в которую попал, он не способен, что любит их с Мариной и просит их простить его.

Смерть отца подкосила мать. Квартиру пришлось продать за долги. Мать работала учительницей в школе, а по вечерам мыла подъезды. Для тонкой и чувствительной Марины такая жизнь была хуже смерти, но бросить дочь она не могла. Судьба сама освободила Марину — весной 1996 года у нее нашли лейкемию и… Новый 1997 год Лера встретила уже в детдоме.

Для хорошенькой домашней девочки Лерочки детдом стал страшной сказкой. Страх, боль, унижение, насилие — было все, о чем пишут в желтых газетках, но стыдливо молчат «благополучные» взрослые. За несколько месяцев Лера превратилась в забитого, вечно голодного зверька, покрытого синяками и шрамами. Потом…

— Потом меня заметила Лёха. Ее звали Алена, Лёха. Она была самой взрослой из нас, девочек средней группы, ей было почти пятнадцать. Лёха спасла меня. Она научила меня защищаться, научила драться, научила, как припугнуть «воспитателей», чтобы не лезли со своими вонючими, потными, мерзкими «нежностями». Благодаря ей я выжила там, только благодаря ей…

Алена выпустилась в 1999 году и исчезла. Лера прожила в детдоме еще год. Потом снова оказалась на свободе. В белый свет, как в копеечку, выпустило Леру родное государство. Без денег, без образования, без малейших перспектив. Всего имущества у Леры было — комната 12 метров в общежитии на Гарибальди. Как жить? Как хочешь!

Лера попробовала торговать собой. Но когда первый же клиент протянул к ней свои лапы, весь опыт ее детдомовской жизни воспротивился. Лера сломала мужику нос и сбежала.

Единственное, что Лера умела — рисовать. Она попробовала приторговывать своими рисунками на «аллее художников». Но местная «мафия» быстро дала ей понять, что даром тут никто не сидит, а отдавать им львиную долю скудных заработков не имело смысла — жить по-прежнему было не на что. Лера оказалась загнанной в угол.

— Тут меня снова спасла Алена. Или судьба, не знаю, кто там был первопричиной… Мы встретились случайно. Лёха выглядела прекрасно, ухоженная, и явно при деньгах. Она накормила меня обедом и выпытала все про мою жизнь. Пару дней спустя она приехала ко мне в общагу и предложила мне работу. Сначала я торговала по-мелочи, в клубах и на всяких молодежных тусовках. Потом вышла в бригадиры таких же мелких торговцев. Деньги теперь не были для меня проблемой. Я купила себе жилье, диплом и новую жизнь. Я стала Лерочкой-Сахарком.

— А Ли? Откуда взялась Ли? — спросила я.

— Ли? Ли родилась в детдоме, когда умерла Лера Захарченко... — грустно улыбнулась она, — А Ли и мотоцикл... Когда я только начинала торговать, то попала случайно со своим товаром в тусовку Энских байкеров. И мотоциклы меня приворожили, да… Я купила первый байк в долг, потом отдавала год. Но когда я купила байк, мне снова захотелось жить, Вероника. Я будто сбросила старую шкуру, будто родилась заново. Если бы не байк, я бы сделала большую карьеру в торговле наркотой. И закончила бы, как Лёха — с пулей в голове. А так… Так я просто шестеренка в этом механизме. И чем лучше идут дела у Лерочки-Сахарка, тем дальше я удаляюсь от всех этих стремных дел. Уверена, что смогу когда-нибудь бросить совсем.

Мы помолчали. Я была переполнена этим новым знанием, этой невероятной историей Лериной жизни. Я чувствовала, что заглянула благодаря ей на другую сторону реальности, туда, где у меня не было бы никаких шансов. Я поражалась тому, как сложно устроена изнанка мира. И мне было до слез жаль ее, ночную художницу Ли. И я восхищалась силой ее духа. И боялась за нее. Я так и сказала:

— Я боюсь за тебя, Ли.

— Главное, чтобы ты не боялась меня, — улыбнулась она и погладила мои пальцы, — А там… поглядим! Иди сюда, — Ли похлопала по своему колену, туго обтянутому черной джинсой. Я встала, чтобы нырнуть в ее объятия, но мне помешали — заиграл телефон. На экране высветилось: «Таир Агаларов». Я извинилась перед Ли и ушла на лоджию.

— Алло!

— Алло! Привет, ведьма! — промурлыкал Таир в трубке, — Ты там скучаешь без меня?

— Не особенно, — пожала я плечами.

— Почему? Я вот, например, скучаю ужасно, — перешел на шепот Таир, — я все думаю, какая ты горячая…

Это было бы очень возбуждающе, но совершенно не попало в мое настроение. Я снова пожала плечами:

— Налей себе чаю и окуни в него пальцы!

Таир засмеялся:

— Я не признаю Нико-заменителей, сладкая. Мне нужен оригинал и желательно поскорей.

Он явно собирался приехать после работы. А у меня тут Ли. И вечером репетиция! Вот навязались оба на мою голову!

— У меня репетиция, так что придется тебе обождать денек, — соврала я.

— Я могу заехать за тобой, посидим где-нибудь, — не сдавался Таир.

— Таир, не сегодня! — раздраженно сказала я. Он погрустнел:

— Тебе не понравилось, да?

Черт, эти мужики только и могут думать, что о своих постельных данных! Ведет себя, как ребенок, у которого отобрали конфетку!

— Мне очень понравилось, Птичка, ты был великолепен, просто я, правда, занята вечером допоздна, прости!

— Ну, хорошо. Скажи мне тогда что-нибудь приятное, и я пошел работать.