Многие цитаты оказались знакомыми, эти слова легко бы вспомнил любой человек, читавший Шекспира и поэтов времен Якова Первого и любивший размышлять над упоминаниями о смерти и ужасах пребывания на смертном одре в английской драме. Даже читая эти строки сейчас – в сокращенном варианте и в обрамлении ребяческих рисунков, – Корделия чувствовала их мощь и ностальгический настрой. Большинство цитат было из Шекспира, и автор, разумеется, не упустил самого очевидного. Пока самым длинным (ну разве отправитель мог перед этим устоять?) был мучительный монолог Клавдио из «Меры за меру»:
Но умереть, идти – куда не знаешь!
В недвижности немой лежать и гнить,
Где теплый, полный жизни, мой состав
Сожмется в ком, и восхищенный дух
Вдруг в огненные волны погрузится,
Иль вкруг себя увидит, цепенея,
Пустыни вечных льдов; быть заключенным
Среди незримых бурь и беспрерывно
Носиться вкруг летающей земли;
Иль худшим стать, чем худшие меж теми,
Которые свой помысл беззаконный
Лишь воем выражают. Ах! ужасно!
Тягчайшая, печальнейшая жизнь,
Болезни, старость, горе и темница,
Гнетущие людей – все это рай
Пред тем, что в смерти мы боимся![2]
Она с трудом представляла, как можно было истолковать этот известный отрывок в качестве страшного предостережения. Однако остальные цитаты больше походили на угрозы и, как ей показалось, содержали намеки на расплату за реальные или воображаемые злодеяния.
Тот, кто умирает, платит по всем долгам[3].
О, ты, чудно красивый цветок,
Издающий такое сладкое благоухание,
Как было бы хорошо, если бы ты никогда не родилась на свете[4].
Иллюстрации тоже были тщательно продуманы. Над строками из «Гамлета» красовался череп:
Так поди же, сбегай скорей в уборную к барыне и скажи ей, что, сколько бы она румян и белил ни накладывала, все же в конце концов лицо у нее будет точно такое же: рассмеши ее этим[5].
А также отрывок, который, по мнению Корделии, принадлежал перу Джона Уэбстера, хотя определить пьесу она не могла:
Чрезмерно тревожась о безопасности, вы не научились ни тому, как надо жить, ни тому, как надо умирать. Но у меня есть кое-что, что удивит вас и заставит понять, куда вы направляетесь.
Но даже при всей актерской чувствительности у человека должно быть воистину непоколебимое самомнение, чтобы выдернуть эти знакомые фразы из контекста и принять их на свой счет. Дело либо в этом, либо в страхе перед смертью, настолько сильном, что он вселял искренний ужас. Корделия вытащила записную книжку из ящика стола и спросила:
– Как их доставляют?
– Большинство приходит по почте в тех же самых конвертах, которые продаются вместе с бумагой, адрес напечатан на машинке. Моей жене не пришло в голову сохранить хоть один из конвертов. Несколько посланий было доставлено курьером в театр и нашу лондонскую квартиру. Один конверт подсунули под дверь гримерной во время показа «Макбета». Первую полудюжину писем мы уничтожили, и мне кажется, так следовало поступить и с остальными. Оставшиеся двадцать три письма – все, что у нас есть. Я пронумеровал их карандашом в порядке получения, насколько помнит моя жена, и подписал, когда и как каждое из них было получено.
– Спасибо. Это должно помочь. Ваша жена играла во многих постановках Шекспира?
– Она три года состояла в труппе театра города Малверна, после того как закончила театральное училище, и тогда много играла. В последнее время – меньше.
– Первое из писем, которое она выбросила, доставили, когда она исполняла роль леди Макбет. Что именно произошло?
– Первое послание расстроило ее, но она никому о нем не рассказывала. Она решила, что это ни с чем не связанное проявление злобы. Она утверждает, будто не помнит, что там говорилось, однако насчет изображения гроба у нее сомнений нет. Потом пришли третье и четвертое послания. В третью неделю сезона жена сильно нервничала, и ей требовался суфлер. В субботу она ушла со сцены во втором акте, и ее заменила дублерша. Все это связано с уверенностью в себе. Когда боишься, что текст вылетит из головы, так и будет. Она смогла вернуться к исполнению роли через неделю и с большим трудом продержалась еще шесть недель. После этого она должна была появиться в Брайтоне в очередной постановке по одному из детективов тридцатых годов, в которых наивную главную героиню зовут Банти, а героя – Клайв, все мужчины носят длинные теннисные фланелевые штаны и ходят туда-сюда через огромные французские окна. Любопытное произведение. Роли в нем не из тех, к которым она привыкла. Но она классическая актриса, а в театрах сейчас не так много предложений для женщины среднего возраста. Слишком много хороших актрис соревнуются за несколько ролей. И тут все повторилось. Очередное письмо доставили в то утро, когда в театре начали играть постановку, а потом они стали приходить постоянно. Постановку сняли через четыре недели, и, вероятно, это было связано с игрой моей жены. Она так решила. Я в этом не уверен. Сценарий был ужасен, я и сам не мог в нем разобраться. Больше Кларисса не играла, до тех пор пока не согласилась на роль в пьесе Уэбстера «Белый дьявол» в Ноттингеме. Виктория или что-то вроде того.
– Виттория Коромбона.
– Может, и так. Я уехал в Нью-Йорк на десять дней и ни о чем не знал. Но произошло то же самое. Первое послание пришло в день премьеры. На этот раз моя жена отправилась в полицию. Но без особых успехов. Они забрали записки, подумали над ними и принесли их назад. Посочувствовали, но ничего толком не сделали. Дали ей понять, что не воспринимают эти угрозы всерьез. Подчеркнули, что если люди серьезно настроены на убийство, то идут и убивают, а не сыплют угрозами. Должен признаться, я разделяю эту точку зрения. Однако кое-что они обнаружили. Письмо, которое пришло во время моего пребывания в Нью-Йорке, было напечатано на моей старой машинке «Ремингтон».
– Вы до сих пор не объяснили, чем я могу помочь, по вашему мнению, – заметила Корделия.
– Я подбираюсь к этому. В ближайшие выходные моя жена играет главную роль в любительской постановке по Уэбстеру «Герцогиня Амальфи». Актеры играют в викторианских костюмах, а сам театр находится на острове Корси, на расстоянии около двух миль от побережья Дорсета. Владелец острова, Эмброуз Горриндж, отреставрировал маленький викторианский театр, который построил еще его прадед. Я так понимаю, основатель рода Горринджей, который перестроил разрушенный средневековый замок, раньше развлекал принца Уэльского и его любовницу, актрису Лилли Ленгтри, и все гости смотрели там любительские постановки. Полагаю, нынешний владелец пытается вернуть театру былую славу. В одной из воскресных газет примерно год назад вышла статья с описанием острова, реставрации замка и театра. Возможно, вы ее видели.
Корделия ничего такого не помнила.
– И вы хотите, чтобы я отправилась на остров вместе с леди Ральстон?
– Я надеялся поехать с ней сам, но это невозможно: у меня назначена встреча в западной части страны, и я не могу ее пропустить. Я собираюсь поехать в Спимут с женой рано утром в пятницу и покинуть ее в день премьеры. Но ей нужно, чтобы кто-то был рядом. Выступление очень важно для нее. Весной пьесу будут вновь ставить в Чичестере, и если она вернет себе былую уверенность, то, вероятно, сможет принять участие. Более того, она считает, что угрозы достигнут апогея в эти выходные и кто-то попытается убить ее на острове Корси.
– У нее должна быть причина, раз она так думает.
– Она не может этого объяснить. Как не может убедить полицию в том, что существует реальная угроза. Возможно, это иррационально. Но у нее такое ощущение. Она попросила меня обратиться к вам.
