Моя подруга Мила, которая назначена свидетельницей невесты, любит шутить, что хотя бы раз в своей жизни надо отметиться в таком государственном учреждении, как ЗАГС. А если серьёзно, то я думаю, что каждая женщина немножечко Ассоль. Туманная мечта о сказочном дне свадьбы передаётся по наследству из поколения в поколение по женской линии. Каждая девочка с малых лет представляет себя принцессой в воздушном белом платье рядом со смелым принцем. Это так крепко сидит где-то на уровне подсознания и наверно является частью сложного физиологического фактора, называемого инстинктом продолжения рода. Вот так.

Мы сидим с мамой на кухне, пьём горячий душистый чай. Запахи мяты и смородинового листа колышутся над нашими чашками. В их мелодию проникает удивительная горьковато-пряная нота. Так может пахнуть только домашняя сладкая выпечка с черёмухой. Сдобные румяные плюшки горой лежат на большом блюде посреди стола. Тесто с утра ставила бабушка, а стряпали и пекли мы с мамой вдвоём.

За окном угасает морозный январский денёк. Суббота. На маленькой кухне тепло и покойно. Мне хочется вымолвить: «Остановись, мгновенье! Продлись! Дай лучше запомнить этот сумеречный час и эти запахи!». Так неповторимо может пахнуть только отчий дом.

Мы обсуждаем мой свадебный наряд.

– Может, из кручёного гипюра, с небольшой пелеринкой на плечах? – выдаёт идею мама.

– Нет, хочу что-то лёгкое, воздушное, – высказываю я свою неясную пока мысль и делаю пассы руками.

– Тогда пышный подол, по низу оборка, рукава – три четверти, по краю – воланы. Как? – живописует мама. – Фата в том же стиле. Романтично, на мой взгляд.

– Так я буду походить на купеческую дочку. Нет, мам, давай лучше из шифона. Без излишеств.

– Правильно! – подхватывает мама, прихлёбывая чай. – Но если шифон, то надо чехол.

– Да! Нежно-розовый атласный чехол, – озвучиваю я свои девичьи мечты. – И без фаты!

– А что же на голове? – удивляется мама. – Нет, что-то надо! Только не шляпа, я тебя умоляю! Как-то консервативно. В шляпе во второй брак уместно. Тьфу-тьфу, не дай бог!

– Нет, не шляпа! – восклицаю я.

– А что же? – не догадывается мама.

– Венок!

– Какой? Из чего? – мама опять удивляется.

– Из искусственных цветочков. Нежный, трогательный. Цветочки такие меленькие, едва-едва поблёскивают, – описываю я своё видение.

– И волосы слегка завить крупными локонами… Такая будешь душечка! – восторгается мама. Она уловила мою идею, и мы грезим уже вместе. – Только где мы такой венок возьмём?

– Пока не знаю, – отвечаю я. – Где-то.

– Талию подчеркнём широким поясом, – продолжает мама. – Платье белое, полупрозрачное. Чехол розовый, и пояс тоже розовый. Атласный!

Мой облик невесты постепенно прорисовывается. Мы переходим к более прозаичным вещам: прикидываем метраж тканей на платье и чехол; думаем, где заказать венок. Всё так непросто!

За дверью мягко ступает папа. Он боится нас тревожить, но его внутренние терзания распространяются упругими волнами и ощущаются на расстоянии.

– Девочки, – осторожно говорит он, заглядывая к нам. – Ирина Колесниченко звонит. Хочет заехать. Ей что-то надо срочно обсудить с вами.

– Пусть едет! – соглашается мама.

Ирина Колесниченко. Тётя Ира. Ирина Фёдоровна. Мамина приятельница и коллега по работе. Она моложе мамы лет на десять, но это не мешает дружить им, а мне обожать её. Породистая, красивая, ироничная, загадочная женщина. Высокая шатенка с огромными умными глазами. В ней всё крупное и броское. За ней тянется шлейф пересудов, потому что она не умеет быть незаметной. «Меня нельзя не заметить, но мне трудно соответствовать» – любит едко шутить Ирина Фёдоровна.

Она неизменно привлекает внимание. Некоторые мужчины делают попытки пройти по краешку её судьбы, потому что впустить в свою жизнь она может не каждого. Обжегшись однажды, она осторожничает. У большого человека и раны немаленькие – долго затягиваются.

Была у неё в студенчестве любовь – огромная и сильная, как морская стихия. Чувства переполняли так, что юная Ирина поднималась на крышу своего девятиэтажного дома и громко читала стихи проплывающим облакам. Она растворялась в любимом человеке без остатка, ожидая от него той же отдачи.

А через несколько лет случилось предательство – непостижимое, хлёсткое, жгучее. Вначале было очень больно, и не хотелось жить, но с ней остался белокурый большеголовый мальчик. Сын. Забота о нём вытянула молодую женщину из бездны отчаяния, но не примирила с изменой, с вероломством мужа.

Ирина Федоровна не заставила себя долго ждать. Папа подхватывает в прихожей её шубку, а она спешит к нам. От маминой подруги веет морозной свежестью, французскими духами и сильнее всего – женской тайной. Я замираю в предвкушении необычного вечера.

– Ах, как я люблю эти ваши домашние плюшечки! – качает головой Ирина Федоровна, беря длинными красивыми пальцами сладенькую завитушку. – Как у вас хорошо, девочки!

Я наливаю моей любимице чай и усаживаюсь к ней поближе. Я лащусь к ней, как кошка, касаясь щекой плеча.

– А Машенька у нас заневестилась, – мама сообщает нашу семейную новость.

– О-о, какое событие! – восклицает тётя Ира. – Я надеюсь, объект не поменялся? Это тот замечательный молодой человек, с которым ты меня, Маша, знакомила перед Новым Годом?

– Да, это он! – я киваю и счастливо улыбаюсь. Мне трудно сдержать рвущуюся радость, скрыть возбуждение.

– Поздравляю, деточка, поздравляю, милая, – радуется Ирина Фёдоровна. – Будем готовиться к свадьбе.

– Да, мы уже начали понемногу. Столько сразу хлопот, волнений, – делится мама.

– А мне, девочки, тоже есть, что вам сообщить, – загадочно начинает тётя Ира.

Мы с мамой замолкаем, обратившись в слух.

– Я прибежала посоветоваться, – продолжает Ирина Фёдоровна. – Помнишь, Валюша, я ездила летом в Ялту?

– Конечно, как не помнить, – мечтательно говорит мама, – Я тебе сарафанчик шила. Ткань такая славная была: по бордовому полю белый горох, а по низу чудный купон. Мы тогда не успели к нему блузон сделать.

– Да, точно. Я тогда замечательно отдохнула и познакомилась с приятным мужчиной. Когда он меня увидел впервые, я была именно в том сарафане. Лёгкая у тебя рука, Валя. Но не будем отвлекаться на детали. Слушайте дальше.

– Ира, ты до сих пор молчала! – укоряет мама. – Какая же ты скрытная оказывается!

– Валюша, ну что было зря болтать? Погуляли, позагорали, сходили в театр и всё. Даже полноценным курортным романом не назовёшь. Знаешь, как это обычно бывает…

– Ну, откуда же мне знать, – кокетливо возражает мама, косясь на закрытую дверь. – Я чаще всего с мужем езжу. Давай о тебе, Ирочка. Больше не отвлекаемся на пустяки!

Я подмечаю, как в глазах мамы блеснул отсвет тайны, элегантной недосказанности, и понимаю, что знаю о ней не всё. Мне мучительно хочется приобщиться к взрослым женским секретам, но я чувствую, что мое время ещё не подошло.

– Прости, Валя, – поправляется подруга. – В общем, я из Москвы, а он из Запорожья. Обменялись адресами. Он спросил, отвечу ли я, если он мне напишет. Я сказала ему, что лучше не загадывать и не давать опрометчивых обещаний. Пусть каждый вернётся к себе домой, к обычным делам, а там разлука покажет, захотим ли мы новой встречи.

– Благоразумно! – оценивает мама.

– Он довольно пылко обещал написать или позвонить, – продолжает Ирина Фёдоровна. – Я вернулась. Неделя, другая прошла. Ни звонка, ни письма. Осень пролетела, зима подступила. Я подумала, что Новый Год опять без мужчины в доме встречу. Запретила себе думать про него. И вот не далее, как вчера… Да, именно вчера…

– Что, что вчера, тётя Ира? – я заёрзала на месте.

– Звонит к нам в дверь почтальонша. Молоденькая такая девочка. Я, говорит, приношу свои извинения, потому что по моей вине вы не получили вовремя телеграмму. Оказалось, что в её огромной сумке протёрлась подкладка, и с десяток телеграмм провалились в эту злополучную дыру! Они пролежали там месяца четыре, пока эта дурёха их обнаружила. Девочка плачет, прощения просит. Я её утешаю, а сама читать боюсь.