– Огонь, – услышал он сдавленный шепот. – Я спрятал огонь в эти камни? – Раненый Тур пытался подняться. В глазах его чернел ужас. – Огонь бросается с неба. Огонь не боится мамонтов и носорогов. Огонь не боится пещерных львов…

– А чего ему бояться. – Витька ухмыльнулся великодушно. – И вы не бойтесь. Привыкнете. Все дикари так огонь добывали. Примитивно. – Он протянул камни Туру.

– Холодные, – прошептал Тур. – Как огонь туда влез?

– Никуда огонь не влезал. И нет там огня. От удара искры летят.

– Я говорит непонятно. Тур сам видел огонь.

Витька отобрал у него камни, ударил ими друг о друга. Тур отпрянул.

– Не бойсь, – Витька пошлепал воина по плечу, – сейчас мы костерчик запалим. – Ударил раз, ударил два. Искры сыпались из камней фейерверком, но мох не загорался.

– У Сереги со второго раза вспыхивало. – Витька ударил еще раз, еще раз пятнадцать. Наконец маленький красный жучок слабо зашевелился в траве. Витька принялся на него дуть легонько. Жучок превратился в змейку, свернулся в клубок и прянул. Трава занялась, затрещала.

– Это будет вроде бы подвиг открытия, – сказал Витька, обмякнув от самодовольства.

Раненый Тур, превозмогая боль, с искаженным от страха лицом уползал за камень. Витька схватил его за ногу.

– Ты куда?

– Огонь, – шептал Тур. – Огонь пожирает все на своем пути. – И он пополз дальше.

– А еще лучший воин!

– Против огня бессильны лучшие воины.

Витька тянул Тура за ногу.

– Стой! Замри!.. Не то превращу в головешку! И не вздумай убегать. Турка ла му… – Витька утер пот со лба. Подбросил в огонь хворосту.

Тур еще больше съежился. Лицо его, суровое, узловатое, как сплетенье корней, сейчас было растерянным и беспомощным. Когда огонь разгорелся по-настоящему, когда наполнил пещеру теплом, Тур сказал:

– Огонь не движется. Я приручил огонь. Я великий воин.

– А как же иначе. – Витька плечи расправил, принял подобающую случаю позу. – Кое-что проходили. – Витька прыгнул через огонь, подставил теплу грудь и живот. – Не боись, не боись, – говорил он. – Подползай.

Придерживая рану, Тур поклонился Витьке, потом бросил в огонь веточку. Радость вспыхнула на его лице.

– Огонь не трогает Тура. Огонь берет пищу из рук… Старики говорят, кому удастся приручить огонь, тот покорит все соседние племена. – Вдруг лицо его потускнело, словно покрылось ржавчиной. – Но однажды огонь выскочит и пожрет победителей. Люди исчезнут, звери исчезнут. Только гады в болотах останутся жить да рыба в глубокой воде… – Тур устал, он дышал тяжело и все опускался к земле.

В пещеру вошли Тых и Анука. Тых нес на плече косулю, Анука тащила большую связку плодов и кореньев. Увидев костер, Тых выронил свою ношу. Анука спряталась за него.

– Пусть Я выбросит огненные камни, – говорил Тур. – Будет большая война. Тур знает…

– Темнота! Огонь – начало цивилизации. Огонь будет согревать людей. Я научу вас варить пищу и обжигать горшки, – развалясь и посвистывая, объяснял ему Витька.

– А сколько будет смертей?

Витькина поза стала менее уверенной.

– Потому что друг другу не верят, – сказал он вдруг решительно и угрюмо.

Оправившись от первого потрясения, Тых и Анука приблизились, но все же остались стоять на почтительном от костра расстоянии.

– Привет! – сказал Витька. – Пока вы охотились, я тут вон чего сделал. – И он простер над костром руку.

Тых поклонился.

– Я великий воин. – Он положил перед Витькой косулю. – Пусть Я возьмет себе лучшую часть.

Анука протянула Витьке плоды и коренья.

Витька взял их великодушно.

– Ну что – сердце рыси, ноги оленя. Человеки тоже кое-что умеют. – Витька выхватил из костра головешку. Анука взвизгнула, бросилась на землю.

– То-то, – сказал Витька. – Проси прощения.

– Анука обидела Я. Анука больше не будет, – сказала Анука смиренным голосом.

Витька швырнул головешку в костер.

– И не воображай. Подумаешь, убила раненого леопарда. Он, может быть, сам издох.

Анука осторожно бросила в огонь веточку. Тых завистливо чмокнул.

– Дети быстрее привыкают к новому, – сказал он и, пересилив в себе что-то этакое, тоже принялся бросать ветки в костер. Он выбирал ветки поменьше и, когда бросал, всякий раз отскакивал и пыхтел. Витька навалил поверх огня хворосту. Костер загудел. Витька посмотрел на Ануку грустно и снисходительно, как, наверно, волшебник смотрит на фокусников.

«Я их вроде уже люблю, – подумал Витька. – Вот ведь дикари, а тоже славные ребятишки». Картины прогресса прорисовывались в его воображении с такой дивной силой, что на миг Витька задохся.

– Я, если захочу, я вам порох придумаю.

Анука смеялась. Махала над головой факелом.

– Анука научится зажигать костры! – кричала она.

Тых тоже взял головешку.

– Огонь не трогает Тыха! Тых держит в руках огонь? – вопил он.

Тых и Анука раскачивались, стоя на коленях. Так, раскачиваясь, они встали на ноги и пошли плясать вокруг костра, выкрикивая гортанные звуки.

– Пусть Я уничтожит огонь, – повторил раненый Тур. Его голос был слаб. Голос его был неслышен.

Наконец Тых и Анука отплясали свое. Швырнули ветки в костер. Отдышавшись немного, Тых разрубил каменным топором тушу, Анука схватила кусок пожирнее. По ее рукам текла кровь. Анука вгрызлась в грудинку до самых ушей, как в ломоть арбуза. Витька сморщился.

– Дикари. Зачем же я огонь разводил? – Тыховым топором Витька нарубил мелких кусочков помягче, наткнул их на ветку и принялся на костре жарить. По пещере пошел вкусный запах.

– Что делает Я? – Ноздри у Ануки раздулись. Она вдыхала запах и жмурилась.

– Мясо жарю… Соли бы еще. Знаешь, что такое соль?

– Белые прозрачные камни, которые люди любят лизать.

– Вот и давай мне соль. Только давай не облизанную.

Анука сунула руку за пазуху, вытащила матовый соляной кристалл. Подала Витьке. Тых тоже вытащил соль.

И когда мясо поджарилось и даже по рваным краям слегка подгорело, Витька понюхал его блаженно. Снял кусочек. Обжигая пальцы и дуя на них, побросал с руки на руку, чтобы остыло. Посыпал солью и запихал в рот.

– Вкуснотища!

Анука медленно, сдерживая нетерпение и не отводя глаз от Витькиного рта, начала приплясывать и колыхаться. Пещеру заполнил негромкий урчащий звук, это Анука запела голосом живота, почуявшего наслаждение.

Витька снял еще кусочек, остудил немного, посыпал солью и протянул Туру.

– Попробуйте… – Другой кусок Витька подал Тыху и лишь последний Ануке, как самой младшей.

Наверно, с минуту в пещере слышались изумленные вздохи.

– Еще не то будет, – говорил Витька, выпячивая грудь. – Котлет нажарим. Горшки научитесь обжигать. Металл плавить. Варенье варить…

Тых давно уже проглотил мясо. Но все еще не мог прийти в себя от восторга. Он облизывал пальцы, ловил ноздрями слабеющий запах. Потом вдруг вскочил, насадил на копье целый окорок – сунул его в огонь. От костра пошел густой запах кухни.

– Я вас еще злаки выращивать научу. Заводы построим. Будете трудиться все, как один. Труд сделал человека!

Анука повесила на Витьку свое ожерелье. Простерла руки кверху.

– Анука поняла: человеки – верхние люди!

Витька уселся на камень повыше.

– А что, если разобраться, то человеки, конечно, верхние люди.

Тур и Тых распростерлись внизу, задрожали почтительно.

– Расскажи, как живут человеки? Человеки всегда едят мясо с огня?

– Всегда. И котлеты жарят… Бабушка как нажарит котлет – по всему дому запах. Даже соседи слюнки пускают…

Встанешь утром – зарядку сделаешь, умоешься в ванной, зубы, конечно, почистишь, а на столе уже блины со сметаной, а хочешь – с вареньем. В школу придешь, поучишься, поучишься, а на большой перемене – в буфет. Из школы придешь – щей кислых, погуляешь, в футбол постукаешь – и снова – ужин. Я на ужин котлеты люблю, я вообще котлеты предпочитаю.

– У верхних людей в каждой пещере огонь, – сказала Анука.