— Целую гору, солнце мое. И еще пару особо вонючих балетных корсетов. Но все это — после спектакля. Так что еще минут двадцать можно не думать о грустном. Я вот решила пока пропустить стаканчик — собраться с духом перед грядущими испытаниями. Как вы, должно быть, заметили, я еще в спецодежде. — Она приподняла шнурок, который висел у нее на шее. На него были нанизаны булавки, пара маленьких ножниц и прочие атрибуты костюмерного ремесла.
— Как идет представление? — спросил Бобби.
— Да, в общем, неплохо. Зрители много смеются, что не может не радовать, потому что наша исполнительница главной роли всегда обижается и психует, если публика не в состоянии оценить ее искрометные комические таланты.
— На сцене никто не заткнулся? — спросил я, имея в виду, не забыл ли кто из актеров свою реплику.
— Да нет, все нормально. Похоже, мы все-таки покорили этот Эверест. Постановка достаточно сложная, номы ее сделали.
Мы обожаем эти театральные разговоры. Наше любимое развлечение — сокращать названия пьес, как это делают напыщенные заслуженные актеры, когда похваляются друг перед другом своим впечатляющим послужным списком. Так что «Сон в летнюю ночь» превращается просто в «Сон», «Все хорошо, что хорошо кончается» — во «Все хорошо», «Король Лир» — в «Лира». Разумеется, мы не могли без экстримов и сокращали и переделывали названия еще даже более радикально, чем это принято в театральных кругах. «Как вам это понравится» усекалось до «Как», «Стеклянный зверинец» становился «Зоопарком» и т. д., и т. п. Это была наша игра, не менее увлекательная, чем веселье по поводу «на хрустящем ложе из молодого латука» в ресторанном меню, и мы могли так развлекаться часами. Последняя пьеса, которую ставили в «Алмейде», называлась «Нельзя ее развратницей назвать», и мы, понятное дело, тут же переименовали ее просто в «Шлюшку».
Сейди отпила вина, пару секунд подержала его во рту, потом проглотила и сказала:
— В общем, все начиналось натужно, но кончили мы хорошо.
Мы рассмеялись.
— А были трагедии в костюмерной? — полюбопытствовал я.
— Была одна мелкая драма с участием примадонны, — усмехнулась Сейди. Примадонной Сейди называла ведущую актрису. На самом деле на примадонну она не тянула ни разу, но вела себя как настоящая примадонна, и если кто-то в ее присутствии отзывался похвально о каких-то других театральных актрисах, истинных звездах первой величины, ее лицо тут же мрачнело, и она разражалась пространной тирадой (при ограниченном наборе слов) в адрес всячески титулованных, а наделе паршивых актрис, причем от ее выражений покраснел бы и старый боцман. Да что там боцман?! Даже я покраснел — на банкете по поводу премьеры на прошлой неделе, — когда сдуру завел разговор о фильме, в котором играла одна из известных театральных актрис.
— Примадонна попросила меня постирать ее платье. Вообще-то это не входит в мои обязанности, поскольку платья, в которых ты ходишь «в миру», никак не относятся к театральным костюмам. Правильно?
— Вступление настораживает, — сказал Бобби. — Ты что, пытаешься оправдаться?
— Что-то типа того. Я забыла прочесть ярлычок с инструкцией по стирке, и как потом оказалось, платье было весьма деликатным. В точности как и владелица. В общем, когда я достала его из машины, это было уже не платье, а мятая тряпочка, не поддающаяся восстановлению. Герцогиня пришла в ярость. Да, она именно туда и пришла.
— И что она сказала?
Сейди очень старалась не рассмеяться.
— Выдала полный классический репертуар. Закатила глаза и трагически изрекла: «Человеку свойственно ошибаться, но нельзя ошибаться с изделием из натурального шелка, тем более с таким дорогим. Юная леди, вы либо беретесь за ум, либо гребите отсюда ушами!»
Тут мы все расхохотались.
— Либо беритесь за ум, либо гребите отсюда ушами! — повторил я, давясь смехом. — Прямо название для монументального живописного полотна «Примадонна, держащаяся за ум загребущими ушами».
Двери бара распахнулись, и внутрь повалила публика. Спектакль закончился, и, насытившись зрелищем, зрители жаждали каберне или пико. (В конце концов, это же Ислингтон, здесь не пьют ламбруско.) Сейди сказала, что ей пора: надо пройтись по гримеркам и собрать актерские шмотки для стирки.
— Смотри больше не ошибайся, — хихикнул я.
— И непременно надень резиновые перчатки, — посоветовал Бобби. — А то был один случай, когда на выступлении Чиппендейлов кто-то там подхватил мандавошек с суспензория кого-то из Чиппов.
Когда Сейди ушла, мы заказали себе еще выпить. Нас еще не совсем отпустило после всех выкуренных косяков. Мы сидели, болтали и прислушивались к разговорам вокруг. Бобби взял водку с клюквенным соком — алкогольный напиток, почему-то особо любимый геями. А я решил попробовать вино, спецпредложение сегодняшнего вечера, соблазнившись рекламной надписью белым мелом на черной доске у бара: «Семильон-Шардоне» — мягкое, насыщенное вино с терпким фруктовым привкусом и бархатным послевкусием«.
— «Бархатное послевкусие» звучит очень даже заманчиво, — сказал я молоденькой официантке, которая дернула верхней губой и приоткрыла один зуб сбоку. Видимо, па ее планете это считалось радушной улыбкой. — Мне, пожалуйста, большой бокал вашего спецпредложенческого вина, а папе сделайте водочки с клюквенным соком...
— А не пошел бы ты в жопу, сыночек... — пробурчал Бобби себе под нос.
— ...и стакан минеральной воды без газа и льда, чтобы я гарантированно оставался таким же цветущим и юным еще много лет.
Девочка наконец показала все свои зубки, но явно без всякой охоты. Я это принял как вызов и сразу завелся.
— Знаешь, Томми, мой мальчик, если ты не собираешься прекращать свою инфантильную практику сношать девочек, тебе, наверное, не стоит выходить в люди в компании бешеных пидоров типа меня, — сказал Бобби, когда официантка ушла.
— Экий ты самокритичный, — ответил я. — Но по мне так общаться с тобой — это все-таки прикольнее, чем трахать кого-нибудь типа нее. По большей части.
— Какой ты добрый, — фыркнул Бобби.
— И потом, я могу трахнуть ее и попозже, когда ты соберешься домой.
— Какой у меня замечательный мальчик.
Бар уже был переполнен. Нам принесли наши напитки. Я еще немного пофлиртовал с официанткой (мне даже удалось узнать, что ее звали Саша), а потом мы с Бобби принялись рассматривать посетителей. Мне вообще нравится наблюдать за людьми. Если бы вы собрались снимать фильм и выбрали бы местом действия театральный бар в Ислингтоне, а тех людей, что собрались в тот вечер в баре «Алмейды», можно было бы считать квинтэссенцией существующих типажей, вы были бы поражены, до какой степени отдельные группы людей соответствуют нашим банальным о них представлениям...
Ислингтонские типажи в баре при театре
Типаж номер 1: Средний класс, поистрепавшаяся старая гвардия. Они здесь были задолго до Тони Блэра, когда стараниями последнего этот район стал синонимом идеалов «новой Британии от новых лейбористов»; задолго до того, как старый добрый Ислингтон превратился в джентрификационный плавильный котел бедности и достатка, художников и кустарей, пиццы и традиционной яичницы с беконом. Местные поборники справедливости, учителя и работники социальной сферы, они жили в менее роскошных микрорайонах, и называли своих детей Джейками и Шафранами, и тосковали о тех временах, когда слово «социалист» еще не было бранным, и в то же время в их основной рацион входили такие продукты питания, как кускус и чиабатта. Когда я встречаю их в барах или на улицах, на меня сразу веет духом семидесятых, и мне хочется взять в руки плакат и скандировать: «Мэгги Тэтчер, зачем ты украла наше молоко?» Они очень хорошие, но на редкость занудные, и долго с ними не пообщаешься.
Типаж номер 2: Шикарные дамы и господа старой закалки. Радикально отличные от среднего класса из старой гвардии, как по мировоззрению, так и по финансовому положению, они тоже были здесь задолго до всяческих нововведений. Шикарные дамы и господа старой закалки — это особая порода людей, что выражается даже в своеобразных физических особенностях, свойственных некоторым представителям данного вида. К числу этих особенностей следует отнести маленький скошенный подбородок (к счастью, представленный в основном у мужских особей), губы, перманентно застывшие в полуулыбке (или в полуусмешке, в зависимости от общего выражения лица), и привычка злоупотреблять словом «роскошно». (Последнее свойственно в равной степени и мужчинам, и женщинам.) Это потомственная денежная аристократия. Высший свет как он есть. Обстановка у них в домах (если, конечно, вас пустят дальше прихожей — а мне пару раз довелось побывать в этих роскошных, хе-хе, жилищах, поскольку даже что ни на есть утонченные аристократы получают немалое удовольствие от общения с низменными маргиналами и скандалистами) напоминает интерьеры на фотографиях в доме короля Эдварда, когда он отрекся от престола и женился на миссис Симпсон, — скромная роскошь времен дворянских усадеб с конюшней и отдельным крылом для слуг, за тем исключением, что в настоящее время конюшни сдаются в аренду предприимчивым мастерам, которые делают красивую керамику и продают ее в фешенебельных универмагах типа «Харви Николз», а бывшие квартиры для слуг приберегают теперь для детей, которые учатся, разумеется, в самых престижных университетах, — на тот редкий случай, когда они приезжают домой на выходные.
