— Послушайте, сеньор…

— Только не открывай пасть, вонючка! — загремел Неделин. — И убирайся вон из моего номера вместе со своими дебилами! И запомни: только потому, что я — офицер и давал присягу, мое руководство ничего не узнает об этой мерзкой сцене. Мне поручено конкретное дело и я доведу его до конца. Хотя после общения с тобой хочется вымыть руки хлоркой. Ты сделаешь все, что от тебя потребуют. Все до последней мелочи! Через две недели к тебе явится человек. Я скажу своему начальству неправду. Я скажу, что ты — не трусливая крыса, прячущаяся в темноте, а крутой мужик с яйцами, который ничего не боится. А потому нашему человеку нет никакого смысла придерживаться правил конспирации — он может спокойно явиться в служебный кабинет столпа общества, всеми уважаемого сенатора Джанкарло Парини, активного и непримиримого борца с преступностью и коррупцией, ярого поборника западной демократии и гражданских прав личности… Он явится в твой кабинет без пароля и прочих глупостей, — напрямую. А ты сделаешь все, что он от тебя потребует, обливаясь потом от страха за свою поганую шкуру. Ты сам позаботишься о конспирации, о своей безопасности и о неприкосновенности нашего человека. Ты сделаешь все это, дрянь! Сделаешь по единственному в мире закону, с которым ты, ничтожество, действительно считаешься — по закону СИЛЫ. Тому самому закону силы, в соответствии с которым ты, сенатор Джанкарло Парини, сын поганого сутенера и у уличной проститутки — дешевка и дерьма кусок! Ты даже представить себе не можешь, ничтожество, с каким наслаждением я говорю тебе все это! А теперь fack out, ничтожество: вонь, которую ты издаешь, хуже сортирного смрада!..

После этой бесконечно длинной тирады Сергей Неделин, резко ощутивший звенящую, оглушительную пустоту внутри, в изнеможении рухнул на кровать и закрыл глаза. В течение нескольких мучительно тянувшихся секунд, содрогаясь от невыносимого запаха, который издавало его омертвевшее тело, Сергей ждал выстрела в упор или прикосновения чьих-то узловатых пальцев к горлу… И это ожидание было во сто крат хуже, страшнее и мучительнее самой изощренной пытки. Будучи человеком с уравновешенной психикой и абсолютно не склонным к истерическим всплескам, он лежал без движений с закрытыми глазами и отстраненно, словно все его внутренности навсегда утратили связь с телом, прокручивал в памяти жуткий диалог в темноте, пытаясь поставить себя на место Парини, стремясь предугадать его реакцию. Но сознание упорно отказывалось подчиниться, оно протестовала и требовало короткой передышки, паузы. Жуткое сочетание ярости и страха, которое только что, возможно, спасло ему жизнь, действовало в эти минуты на его психику как очень сильное снотворное. Ему нестерпимо, до потери сознания, хотелось отключиться, вырубиться, забыть обо всем… И только спустя какое-то время Сергей внезапно почувствовал, что остался в номере один…

Последнее, о чем подумал Неделин, тяжеленным камнем проваливаясь в глубокое забытье, была мысль о том, что он уже никогда не сможет засыпать в темноте…

— Президент очень встревожен, Генри… — Уильям Кейси произнес эту фразу без интонаций, буднично. — Есть какие-нибудь новости из Швейцарии?

— Есть, сэр, — кивнул Уолш. — Правда, я бы не торопился называть их утешительными.

— Что еще?

— Час назад мы получили данные спутниковой разведки. Вот они, сэр… — Уолш протянул директору ЦРУ несколько крупноформатных черно-белых фотографий. — Видите образования, помеченные цифрами… Наши эксперты полагают, что, судя по химическому составу металла и контурам отдельных обломков это, скорее всего, и есть все, что осталось от «Боинга-737», на котором летел Грег Трейси и сопровождение…

— Что значит «полагают» Генри?

— Это значит, сэр, что они не до конца уверены.

— А сколько времени им понадобится, чтобы быть уверенными до конца? — в голосе директора ЦРУ звучала плохо скрываемая враждебность.

— Примерно два с половиной месяца, сэр, — спокойно ответил Уолш.

— Сколько?! — И без того вытянутое лицо Уильяма Кейси стало похоже на восклицательный знак с точкой на месте рта. — Сколько, вы сказали?

— «Боинг», если это действительно он, упал на восточный склон Альп, отметка 3200 метров над уровнем моря, — спокойно разъяснил шеф оперативного управления ЦРУ. — В это время года — места недоступные…

— Разве нельзя выбросить туда поисковую группу на вертолетах?

— Совершенно невозможно, сэр! — Уолш покачал головой. — Снежные бури, нулевая видимость… Альпинисты просто не доберутся, а любая попытка высадиться на вертолетах на склоне горы или в пределах реальной досягаемости до места катастрофы может привести лишь к дополнительным жертвам, сэр…

— Какой же выход?

— Ждать до конца марта — начала апреля… — Уолш виновато развел руками. — Другого варианта я не вижу…

— Это совершенно невозможно, Генри! — директор ЦРУ покачал головой. На его лице застыла гримаса горечи.

— Увы, сэр, это то, что мы имеем.

Кейси оттянул крахмальный манжет белой рубашки и посмотрел на наручные часы.

— Через сорок минут я должен быть у президента…

— Я понимаю, сэр, — сдержанно кивнул Уолш.

— Он ждет от меня конкретной, исчерпывающей информации…

— Да, сэр.

— Так что мне ему доложить?

— То, что известно, сэр.

— Боюсь, этого будет недостаточно… — Кейси положил правую руку на дорогой темно-коричневый бювар с такой торжественностью, словно подтверждал правдивость своих слов на Библии. — Рейгану необходимо знать, ЧТО ИМЕННО произошло с самолетом. Идет ли речь о трагической авиакатастрофе или была совершена диверсия? Это не праздное любопытство президента, Генри — тут начинается большая, очень большая политика…

— Я понимаю, сэр.

— Нет, дорогой Генри… — директор ЦРУ, не мигая, смотрел в глаза шефа оперативного управления. — Боюсь, даже вы понимаете не до конца… Через месяц президенту предстоит официальный визит в Москву. Понятно, что не может быть и речи о такой поездке, если Грег Трейси и другие наши люди стали жертвами диверсии. С другой стороны, не подтвержденный конкретными и максимально убедительными причинами отказ Рейгана от запланированного официального визита в Coветский Союз может вызывать самые негативные последствия в наших отношениях с русскими. Что, как вы понимаете, тоже крайне нежелательно…

— Конечно, сэр, — кивнул Уолш.

— Ладно… — Кейси вздохнул и убрал руку с бювара. — Попробуем подобраться к решению этой проблемы с другой стороны. Список советских официальных лиц, с которыми встречался Грег… Он у вас есть?

— Да, сэр

— Полный?

— Да, сэр.

— Ваши люди успели его проанализировать?

— Естественно, сэр.

— Их выводы?

— Ни один из контактов Грега Трейси в Москве нельзя отнести к разряду встреч, хоть на йоту выходящих за рамки его официальных полномочий шефа протокольного отдела госдепартамента. Обычные, предусмотренные процедурой беседы, сэр, на которых уточнялись детали визита президента…

— Эти переговоры записывались? — быстро спросил Кейси.

— Нет, сэр, — Уолш покачал головой. — Не записывались.

— Почему?

— Это Москва… — Уолш говорил медленно, тщательно подбирая каждое слово. — То есть, традиционно не наша площадка…

— Вы хотите сказать, что мы там вообще не пишем?

— Без особой, я бы даже сказал, без крайней необходимости — нет, сэр. Негативность последствий может перевесить любой результат. Мы вообще стараемся не раздражать местные власти чрезмерной активностью. Да и потом, повторю, сэр: Грег Трейси решал в России самые обычные, ПРОЦЕДУРНЫЕ вопросы. У нас не было серьезных оснований тайно записывать встречи высокопоставленного, многократно проверенного чиновника госдепартамента с тридцатилетним стажем… Добавьте к сказанному, сэр, что Грег проводит в служебных командировках за границей не меньше семи месяцев в году. За ним, как говорится, не угонишься. Да и не давал он никаких оснований браться за него так плотно…