— Хочу верить, — пробормотала я.

— Я не стану спорить с тобой сейчас. Во многом ты права, кое-чего все еще не понимаешь… Впрочем, важно сейчас не это, а то, что я тебе скажу: если ты поверишь мне окончательно, я постараюсь сделать все так, чтобы случившееся стало последним испытанием в твоей жизни. Последним, понимаешь? И я верю, что у меня это получится. Но только при одном условии: ты мне нужна, дорогая, в своей лучшей форме. Мне нужна твоя умная голова, твоя злость, твоя преданность своей семье, твоя способность анализировать и даже твое невыносимое, абсолютно хамское чувство юмора, к которому я никогда так и не смогу привыкнуть. Давай забудем о том, что ты сейчас говорила. В настоящий момент все это — прошлое. А жить исключительно прошлым могут позволить себе только глубоко несчастные люди. Но это же не про нас с тобой, верно, дорогая? Нам предстоит выкарабкаться из очень глубокой и грязной ямы. Это трудно, но, думаю, реально. Во всяком случае, я надеюсь, что это реально. Так давай вылезать вместе — ты и я. Согласна?

— Все ямы — мои, — пробормотала я.

— Что ты сказала?

— Это не я. Так Юджин говорил, когда я училась водить машину.

— Даже сегодня все ямы твои?

— Нет, я научилась их объезжать.

— Что совершенно естественно, — кивнула Паулина.

— Да поймите же вы, я научилась объезжать ямы, которые ВИЖУ… — Не знаю, заслуживала ли моя наставница столь уничтожающего взгляда — в тот момент мне было уже не до таких мелочей. — Нюанс настолько тонкий, что уловить его практически невозможно, да, всезнающая Паулина первая?

Она долго смотрела на меня, после чего удовлетворенно кивнула.

— Вы уже вынесли мне смертный приговор? — тихо спросила я, продолжая сморкаться.

— Еще нет, — улыбнулась Паулина. — Просто пыталась вспомнить одну мысль.

— Вспомнили?

— Да.

— И как она звучит?

— Хамство в постижении истины — могучее и эффективное оружие…

— Прекрасно сформулировано! — кивнула я, сглатывая слезы. — Кто автор? Вы?

— Один интеллигентный человек.

— Я опять сказала что-то не то, да?

— Много лет назад за мной ухаживал один мужчина… — Увидев, что табло над головой погасло, Паулина с наслаждением освободилась от ремня безопасности и бережно разгладила свой розовый пятисотдолларовый пиджачок. — Красивый до невозможности и в такой же степени обаятельный. Словно кто-то имплантировал в низ его живота магнит, к которому непреодолимо тянулись все мои побрякушки… Мы познакомились с ним случайно, на улице, в Нью-Йорке — в те годы я жила именно там. Понятно, что я не сказала, где работаю, и наши отношения развивались самым естественным образом: два раза поужинали в дорогом ресторане в Манхэттене, потом сходили на концерт в Карнеги-холл, затем — совершенно очаровательная прогулка по Гудзону в первом классе теплохода с шампанским и орхидеями… Короче, к концу второй недели я пригласила его к себе домой на ужин…

— Целых две недели? — Язвительно переспросила я. — Вот что значит женщина стойких моральных правил…

— Я бы сделала это на второй день, — Паулина даже не отреагировала на мое очевидное хамство. — Но, понимаешь, меня что-то останавливало, смущало… При всей его галантности и максимальной обходительности, я не чувствовала в нем МУЖСКОГО интереса, типичного для мужиков желания залезть в мою постель… Ты понимаешь, о чем я говорю?

— С моим-то богатым сексуальным опытом! — Меня аж всю передернуло. — Естественно, понимаю!..

— Да при чем здесь секс, дурная? — недовольно фыркнула Паулина. — Повторяю еще раз: будь проблема лишь в этом, я бы решила ее за пару дней. В конце концов, я уже тогда была не настолько молодой, чтобы так бездумно разбрасываться временем на треп о погоде, кулинарии и прочей ерунде. Меня интересовала ПРИРОДА его интереса ко мне. Я чувствовала, что ему от меня что-то было нужно. Но что именно, понять не могла…

— Наверное, он просто хотел вас, как женщину?

— Валечка, ты бесконечна примитивна!

— Так кем же он оказался на самом деле?

— Попробуй угадать сама.

— Брачным аферистом?

— Фу, как вульгарно, Валечка!

— Агентом КГБ?

— Совсем сдурела!

— Господи, неужели педерастом?

— Ты расстраиваешь меня своей ограниченностью.

— Паулина, а вы меня нервируете! — огрызнулась я, испытывая огромное желание запустить в эту ухоженную голову что-нибудь тяжелое.

— Я тебя не нервирую, а тестирую, девочка, — уточнила она. — И заодно хочу очертить перед тобой контуры нашего поведения в создавшейся ситуации…

— Что-то я совсем запуталась… О чем вы говорите, Паулина?

— Ну-ка, давай, вспомни, ты ведь у нас девушка образованная и даже интеллектуальная. Во всяком случае, была таковой, пока не стала стопроцентной американкой и не решила все свои материальные проблемы. Так что, Валечка, говорят англичане о воспитании детей?

— При чем здесь англичане?

— Отвечай! — в голосе Паулины зазвучал металл хозяйки сторожевого пса, приказывающей несчастному животному: «Голос!»

— Да что угодно! — Мне все меньше нравилось это тестирование в самолете. — Это же вообще их любимая тема, Паулина!..

— Скажи первое, что тебе приходит на память?

— Не знаю!

— Напрягись, Валечка!

— Отстаньте от меня!

— Валентина!

— Ну, хорошо!.. — Я закрыла на секунду глаза. — Пожалеешь розгу — потеряешь ребенка.

— Умничка! — Гладкое лицо Паулина просияло, словно его вначале обтерли ароматической салфеткой, а потом опрыскали зеркальным лаком. — Но это теза. А антитеза?

— Насилуя меня подобным образом, вы все равно не компенсируете мне дефицит общения с мужчинами!..

Я смотрела на Паулину, силясь сообразить, куда клонит эта непредсказуемая женщина.

— Ну, хорошо, не напрягайся. А антитеза звучит примерно так: «Не родишь ребенка — не используешь розгу». Ты понимаешь, о чем я говорю, Валечка? Я выстроила все в один ряд: похищение Мишина, покушение на тебя, арест в Штатах двух агентов КГБ, высматривавших подходы к дому твоей свекрови, странную авиакатастрофу, в которой погибает Грег Трейси… Все это розги, Валечка, все это болезненные удары по попе… А где тот ребенок, которому они предназначались? В чем, собственно, идея, пафос этой странной экзекуции?..

— Почему вы спрашиваете об этом у меня?.. — Впервые за долгие годы никотинового воздержания мне вдруг захотелось курить. Я даже зажмурилась от удовольствия, представляя, как глубоко, до самых легких, втягиваю в себя ароматный, крепкий дым сигареты. — С чего вы взяли, что я могу стать вашей помощницей в разгадывании этих ребусов?

— Сможешь, дорогая! — взгляд Паулины был суров. — Еще как сможешь! Просто ты не хочешь настраиваться на эту волну. И совершенно, кстати, зря: кто знает, возможно, ты и есть тот самый безмолвный ящик, в который упрятан ответ на эту головоломку.

— За безмолвный ящик — персональное спасибо, — пробормотала я. — Вы хоть изредка вспоминайте, что я — одного пола с вами, мадам.

— Валя, соберись! — Я почувствовала, как огрел меня недобрый взгляд из-под насупленных тонких бровей. — Думай ВМЕСТЕ со мной, а не наперекор. Перестань склочничать и соберись! Ну!..

— Почему вы связываете эти факты, Паулина? Ну, я с Витяней, вроде бы, ясно. А при чем здесь этот ваш… Трейси? Что может быть общего между нами?

— В том-то и дело, что ничего общего между вами не было, нет и быть не могло!.. — Паулина радостно закивала, словно услышала от меня очередной комплимент по поводу своей безупречной внешности. — Эта вероятность уже неоднократно просчитана.

— Тогда я не понимаю, о чем вы толкуете?

— Это не может быть случайностью, совпадением, понимаешь, Валечка? — Взгляд Паулины, непривычно рассеянный, отстраненный, блуждал, не фиксируясь, с моего лица на пустующее кресло и обратно. — Просто так самолеты не разбиваются. Особенно, те, что летят из Москвы в Вашингтон с высокопоставленным сотрудником госдепартамента на борту. И чем больше я не вижу НИКАКОЙ связи между тобой, Мишиным и Грегом Трейси, тем беспокойнее становится у меня на душе. Трейси — лишний предмет в этой комнате, понимаешь?