— До Европы? — переспросила я, выгадывая пару секунд для вразумительного ответа.

— Но ты ведь не в Азию рванула с поддельным паспортом. Который, кстати, тоже не бесплатно приобрела.

— За те восемь лет, что мы не виделись, Паулина, я стала вполне зажиточной женщиной.

— Настолько, что даже имеешь счет в швейцарском банке?

— Я совершила еще одну измену по отношению к Соединенным Штатам?

— Ты совершаешь еще одну ошибку, пытаясь запудрить мне мозги, — спокойно ответила Паулина.

— Зачем вы спрашиваете, если знаете?

— Я знаю не все, — уточнила Паулина. — И меня это не устраивает.

— Разве Моссад не мог оплатить мои расходы, связанные с этим путешествием? Тем более, что проделала я его исключительно под их патронажем…

— Раньше Ниагара пересохнет, чем израильтянин раскошелится… — Паулина пристально смотрела мне в глаза. — Этот народ платит только в крайнем случае, когда другого выхода нет. А поскольку оптимизм в сочетании с лицемерием — национальная еврейская черта и в безвыходные ситуации они не верят, то можно сказать, что они вообще не способны платить — только получать. И вообще, скажи спасибо, что еще не получила от них счет за аренду комнаты в конспиративной квартире, изведенные продукты и телефонные переговоры с надбавкой на индекс подорожания…

— Да вы антисемитка, Паулина! — воскликнула я. — Классическая антисемитка!

— Я американка, — сухо уточнила Паулина. — А это не всегда одно и то же…

— Теперь я понимаю, почему вы меня забираете отсюда.

— Похоже, тебя это не огорчает? — улыбнулась Паулина. — Или мне показалось?

— Не показалось, — пробормотала я.

— Рим тебя устроит?

— Почему именно Рим?

— А почему бы и не Рим?

— Я там никогда не была.

— Тем более.

— Мне по-прежнему не надо знать больше того, что мне знать надо?

— Я обожаю твои вопросы, Валечка.

— А я — вашу манеру оставлять их без ответа.

— Не злись на меня, ладно?

— Что вообще происходит, Паулина?

— Много всякого разного, неоднозначного и непонятного. Поговорим об этом попозже… — Паулина встала и потянулась. — Господи, я не спала толком больше двух суток. Ты только посмотри, на кого я похожа!

— Прекратите кривляться! — Меня аж передернуло от ее демонстративного лицемерия. — Вы же прекрасно выглядите. Мне бы так в ва…

Я прикусила язык и с опаской взглянула на Паулину.

— Я выгляжу омерзительно! — без тени кокетства возразила Паулина и, повернувшись к зеркалу, стала внимательно себя рассматривать. — Вот завтра, когда мы как следует выспимся, попаримся в сауне, поплаваем в бассейне, позавтракаем с гренками и апельсиновым соком и проведем по паре часиков у приличного римского парикмахера, я буду выглядеть действительно прекрасно… — Она повернулась ко мне. — Такой план тебя устраивает, девочка?

— Хороший план, Паулина. Знать бы еще, что последует за визитом к парикмахеру…

— Все-таки ты русская! — Паулина вздохнула. — Даже несмотря на восемь лет жизни в Штатах. Это от привычки жить заботами страны, а не собственными проблемами. Давай доживем до завтра, а там видно будет. Так устраивает?

Я кивнула.

— Тогда собирайся! — Паулина сделала повелительный жест. — Постарайся сохранить свое новое лицо, поскольку до Рима ты летишь по британскому паспорту.

— В Риме будет организован торжественный ритуал прощания с Роми Шнайдер?

— И не только с ней.

— А Якоб нас выпустит?

— Ты имеешь в виду того носатого у дверей с выражением вечной скорби еврейского народа?

Я кивнула.

— Не просто выпустит, но еще и снесет наши вещи к машине и даже позаботится, чтобы ротозеи у входа не заглядывались на двух очаровательных дам…

Наиболее характерной особенностью профессионального шпиона является полное отсутствие у него характерных особенностей. Неразличимо слиться с толпой, ничем не выделяться и никак не выпячивать собственную индивидуальность и, тем более, значимость — это и есть приметы профессионального агента. С другой стороны, надо было хорошо знать Паулину, чтобы допустить даже гипотетическую возможность ее слияния с чем-либо вообще. Потому то, собственно, я нисколько не удивилась, когда наше такси гордо проплыло мимо зала вылетов парижского аэропорта Орли и, попетляв по двум или трем аэропортовским пандусам, припарковалось у входа в какое-то замысловатое строение, украшенное надписью на трех европейских языках: «Только для частных пассажиров. Вход по специальным пропускам».

Проехав на плоской ленте эскалатора метров триста, мы вышли у зеркальных дверей с табличкой Swiss Air, где нас дожидался коренастый мужчина с седыми казацкими усами и в роскошном костюме-тройке преуспевающего брокера с Уолл-стрита. И вообще я обратила внимание — стоило только Паулине появится где-нибудь даже на минуту, как рядом, словно из-под земли, тут же вырастали роскошные мужики (Якоб, естественно, не в счет. Впрочем, рядом с Паулиной я его так и не увидела).

За спиной коренастого красавца я разглядела небольшой, ярко освещенный ангар для частных пассажиров. Увидев Паулину, мужчина ослепительно улыбнулся и выдал пару дежурных фраз относительно погоды и безукоризненной внешности моей опекунши. Судя по выговору, мужчина был стопроцентным американцем с атлантического побережья. Затем седоусый удостоил меня коротким, СКАНИРУЮЩИМ взглядом, после чего гостеприимно махнул рукой в сторону самолета — серебристой двухмоторной «Сессны», хвост которой украшал белый крест на алом фоне. И мы направились к самолету под контролем седоусого американца, чей цепкий взгляд я физически ощущала спиной.

— Паулина, чей это мужчина? — вполголоса спросила я, когда мы поднимались по трапу.

— Не мой.

— А самолет?

— Судя по кресту — швейцарский.

— Я серьезно спрашиваю.

— Тогда считай, что мой.

— Подарок сослуживцев перед уходом на пенсию?

— Не хами.

— И кто оплачивает наш полет?

— Не ты.

— Надеюсь, и не вы?

— Ты становишься меркантильной, Валечка.

— А вы желчной.

— У меня это от недосыпания.

— А у меня от голода. Нас там кормить будут?..

Вполне возможно, малюсенькая и максимально комфортабельная реактивная «Сессна» в самом деле принадлежала авиакомпании Swiss Air, что, кстати, навязчиво подтверждали кресты на пепельницах, салфетках, столовых приборах и прочих милых сердцу пассажира маленьких причиндалах. С другой стороны, даже я со своей врожденной наивностью была бы очень удивлена, если бы хвост «Сессны», а заодно и кокетливую красную шапочку стюардессы, украшала эмблема Центрального разведывательного управления США.

Салон самолетика вмешал в себя две пары широких кресел, расположенных друг против друга, полукруглый мягкий диван, обитый светло-коричневой натуральной кожей, журнальный столик, на котором в художественном беспорядке были разбросаны свежие парижские газеты и несколько иллюстрированных журналов, а также компактный бар с кофеваркой и набором бутылок с пестрыми этикетками.

Реактивные моторы «Сессны» жалобно взвыли, словно сетуя на свою беспокойную судьбу.

Убедившись, что мы с Паулиной — единственные пассажиры в самолете, я скинула туфли, забралась в кресло с ногами, потом пристегнула ремни, закрыла глаза и вздохнула.

— А почему так тяжело, Валечка?

Расположившись напротив, Паулина старалась приладить ремни безопасности так, чтобы не помять свой очередной французский пиджак — на сей раз, легкомысленного и совершенно дикого, если учесть ее РЕАЛЬНЫЙ возраст, розового цвета. Невеста, да и только! Сто лет в обед, а все туда же…

— Тяжелый вздох не стыкуется со счастливым выражением моего лица?

Паулина одарила меня внимательным, полным сочувствия, взглядом.

— У твоего мужа, Валечка, терпение ангела.

— Вы очень наблюдательны, Паулина… — Я изобразила вежливую улыбку. — Особенно, по части семейной жизни моего мужа, которого не видели восемь лет…

Молоденькая стюардесса — довольно-таки невзрачная для столь роскошного самолета — выглянула в салон, и, убедившись, что единственные пассажирки еще не задушили друг друга, ободряюще кивнула — мол, не расстраивайтесь, девушки, я еще вернусь.