— Думаю, да.
— Соответственно, тот человек, которому вы должны передать фотокассету, будет также подставлен?
— Не просто подставлен — физически уничтожен, — бесстрастно уточнил Серостанов. — Вместе со мной. В этом спектакле нам с ним отведена весьма незначительная, я бы даже сказал, эпизодическая роль…
— И ваши шефы в ГРУ идут на этот многосложный, труднопросчитываемый вариант, не имея толком даже пятидестипроцентной уверенности, что израильская разведка клюнет на этот крючок?
— А чем они, собственно, рисковали? — Серостанов посмотрел на израильтянина.
— Чем рисковали? — Проспер поджал губы. — Пожертвовать двумя своими агентами, один из которых работает под надежной крышей в Египте, а другой гонит в Москву стратегическую информацию — это, по-вашему, не риск? Неужели цель, которую они преследуют, оправдывает столь серьезные жертвы?
— Вы же сами сказали, что донесение агента, с которым меня взяли ваши люди, было не первым, верно?
— И что?..
Всякий раз, когда Николай упоминал об этом агенте, на лице Моти Проспера появлялось выражение, словно он только что принял таблетку аспирина и безуспешно ищет, чем бы ее запить.
— Следовательно, аналитики в ГРУ вполне могли составить общее, а возможно и детально представление о характере разработок в этом вашем… секретном центре. Опять-таки, если речь идет о средствах доставки, то это, вероятнее всего, либо чисто американская технология, либо совместная с США израильская разработка. Следовательно, дополнить эту информацию можно из других источников, не так ли? Благо, недостатка в таких возможностях не наблюдается. Мне, конечно, неизвестно, как долго работал этот агент, но в любом случае срок эффективного использования ему подобных не бесконечен — рано или поздно вы бы все равно его раскрыли…
— В чем вы пытаетесь меня убедить, господин Серостанов?
— В том, что жертва этого агент совершенно корректна.
— А как насчет вас, Серостанов? — язвительно хмыкнул Моти Проспер. — Вот так, спокойно, сплавить нелегала, успешно работавшего почти десять лет?
— Вначале надо узнать, почему обо мне забыли на два года…
— Тоже верно, — вздохнул Проспер и вернулся в свое кресло за письменным столом. — Попробуем подвести итоги, господин Серостанов… Знаете, что убеждает меня в искренности вашего желания разобраться в этой головоломке?
— Нет, не знаю.
— Если ваша версия верна — а я думаю, что, за исключением нескольких деталей, так оно и есть, — то вы, Серостанов, в любом случае остаетесь в чистом проигрыше. — Моти Проспер виновато развел руками. — Механизм тайной операции разгадан, резоны против вашего использования в качестве агента-двойника совершенно очевидны. Вам остается только то, что есть — примерно три-четыре года тюрьмы, учитывая ваше добровольное сотрудничество со следствием, а затем депортация на родину с непредсказуемыми последствиями. Что, впрочем, в любом случае приятнее, нежели физическая ликвидация в лагере «Хезболлах»…
— Очевидно, я настолько увлекся анализом, что просто не успел подумать о себе, — пробормотал Николай. — Хотя с другой стороны, впереди у меня вполне достаточно времени…
Какое-то время Моти Проспер молчал, сосредоточенно обдумывая какую-то мысль. Потом резко вскинул седую голову и спросил:
— Скажите, господин Серостанов: вы действительно уверены, что ГРУ вами пожертвовало?
— Какое это теперь имеет значение? — поморщился Николай. — И к чему вообще вся эти упражнения в практической психологии?..
— И все-таки, ответьте на мой вопрос.
— Я бы с радостью принял ваши возражения с убедительными доказательствами. То есть, я был бы рад ошибиться. Но, думаю, я прав. Хотя это как раз тот самый случай, когда особой радости от своей правоты я не испытываю…
— А что вы испытываете, господин Серостанов?
— А что бы вы испытывали на моем месте?
— Не представляю себя на вашем месте! — Проспер несколько раз энергично качнул головой. — Действительно не представляю…
— Надеюсь, вы не собираетесь доказывать, насколько гуманна ваша страна в сравнении с моей? — окрысился Николай. — Или вы в самом деле уверены, что никогда бы не оказались в моей ситуации?
— Боже упаси! — Моти Проспер тяжело вздохнул. — Я просто подумал, насколько паскудной порой может быть наша профессия…
— Спасибо за сочувствие, — Серостанов сдержанно кивнул. — Похоже, мы обсудили все вопросы, представлявшие взаимный интерес?
— Торопитесь в камеру?
— Хотите пригласить меня в бар?
— Хочу задать вам еще пару вопросов.
— О, господи! — вздохнул Николай. — Сколько же можно?!..
— Потерпите, — улыбнулся Проспер. — Мы с вами очень продуктивно и качественно работаем…
— Еще бы, — усмехнулся Николай. — Я вот, к примеру, скостил себе уже года два-три тюрьмы. Того и гляди, в конце разговора вовсе могу выйти на волю с чистой совестью…
— Давайте предположим, что вам каким-то фантастическим образом удалось сбежать из тюрьмы и покинуть Израиль… — Моти Проспер пристально смотрел на Серостанова. — Что бы вы стали делать, господин Серостанов?
— Не знаю… — Николай покачал головой.
— А вы подумайте как следует, это не праздный вопрос.
— Я действительно не знаю.
— Вернулись бы в Москву, к своим?
— Это совершенно невозможно.
— Поехали бы в Каир? В Лондон?..
— Нет, не думаю…
— Ну, куда-то же вы должны будете вернуться?
— Куда бы я не вернулся, моя песенка спета, — негромко произнес Серостанов. — Даже в том случае, если вы вдруг проявите благородство и отпустите меня на все четыре стороны. Доказывать своим, что я сидел у вас почти трое суток только потому, что не было мест в отеле, я, естественно, не стану. Меня найдут, выпотрошат, выяснят все, а потом… Даже не хочу думать, что будет потом…
— А если допустить на секунду, что не было таинственного фотолюбителя или кинооператора, который заснял на пленку сцену вашего ареста на автобусной станции? — продолжал допытываться Проспер. — То есть, допустить, что нет документальных подтверждений ваших контактов с израильской контрразведкой?
— Сплошная гипотетика! — Серостанов пожал плечами. — Если бы я вдруг очутился за границей… Если бы не было фотосъемки… Вы выглядите очень усталым, откуда у вас берутся силы на пустые разговоры?
— Знаете, господин Серостанов, у меня тоже возникла идея… — Моти Проспер выставил перед Серостановым указательный палец. — В конце концов, должен же и я хоть чем-то дополнить поток вашего аналитического сознания…
Серостанов молча смотрел на израильтянина. В этот момент он чувствовал себя полностью опустошенным.
— Давайте попробуем в последний раз обрисовать развитие событий по вашей версии… — Проспер убрал палец в сжатый кулак. — Итак, допустим, что Моссад клюнул на аппетитную наживку и пошел по тому самому пути, который, собственно, наметили авторы этого сложного сценария. Решив сыграть по их правилам, мы заключили с вами контракт о сотрудничестве, снабдили другой фотопленкой и отправили обратно…
— Я опоздал к месту встречи почти на трое суток, — перебил Николай. — Объяснение?
— А зачем объяснять? — Проспер пожал плечами. — Объяснять как раз-таки ничего и не надо! По вашей же версии, господин Серостанов, они прекрасно осведомлены, где именно вы были все это время. Главное, чтобы британский журналист Кеннет Салливан появился в лагере «Хезболлах» с фотопленкой. Верно?
Серостанов кивнул.
— Итак, вы возвращаетесь. Летите в Каир, договариваетесь со своим начальством о командировке в Сирию, после чего выходите на встречу с тем самым арабом. Встреча, естественно, подготовлена. И вас, после того, как пленка передается по назначению, ликвидируют? Пока все идет по вашему плану, так?
— К сожалению, так, — пробормотал Николай.
— А теперь, пожалуйста, повторите в точности инструкции, полученные вами от связного в Каире.
— Я ведь говорил уже! — воскликнул Серостанов. — Ну, сколько можно?!..
— Последний раз по моей личной просьбе, — устало улыбнулся Проспер. — Сделайте мне личное одолжение, господин Серостанов.
