– Хоуп. – Пожалуй, он в первый раз произнес ее имя так, спокойно и мягко, но сейчас они оба этого не заметили. – Этот тип – записной придурок, слепой как крот. И тебя он не получит.

– Да – придурок, и нет – не получит. Я унизила его, поцеловавшись с тобой у него на глазах. Пусть думает, что ты – мой мужчина.

– Ты не в челюсть ему двинула, а по яйцам.

– Точно. – Хоуп коротко вздохнула. – И спасибо, что подыграл.

– Не стоит благодарности.

– Серьезно, огромное спасибо. Джонатан чертовски уязвил мое самолюбие. Сегодня я смогла ответить ему, и для меня это очень важно. Я перед тобой в долгу.

– Ага, ты уже говорила.

Короткое, пронзительное мгновение они смотрели друг другу в глаза, безотчетно предчувствуя что-то волнующее и интересное.

– Хорошо, назови свою цену.

Райдеру на ум пришла масса интересных и волнующих идей. Конечно, чего-то подобного она и ожидает, чего-нибудь эдакого в полумраке. Насколько он изучил Хоуп, эта женщина привыкла получать именно то, на что рассчитывает.

– Обожаю пироги.

– Что?

– Сладкие пироги. Я их очень люблю. Сейчас – самый сезон для пирога с вишней. Ладно, мне пора. – Райдер поднялся на ноги; то же самое сделал и Балбес. – Знаешь, иногда люди получают по заслугам, а иногда – нет, одного пинка по яйцам порой бывает достаточно.

Возможно, он прав, думала Хоуп, глядя вслед Райдеру, но тогда почему же она не чувствует удовлетворения?

Теперь, когда ее гнев угас и она осталась одна, все связанное с Джонатаном выглядело пустым и фальшивым. Годы, которые она посвятила семейному бизнесу Уикхэмов и Джонатану, ее старания быть идеальным работником, хозяйкой отеля и просто женщиной – все это больше ничего не значило. На душе у Хоуп было невыносимо тяжело.

Она отдала Уикхэмам себя, и, что хуже всего, в итоге ее усилия оказались бесплодны. Нет, хуже всего другое: они использовали ее. Несомненно, родители Джонатана обо всем знали. Они принимали ее в гостях как… девушку их сына, встречались с родителями Хоуп. Они ее предали. Одурачили.

Стоп. Хоуп резко встала, поставила бокалы на поднос. Нет, не нужно никого винить. Она и только она несет ответственность за свои поступки и решения, так же как и за свое счастье.

Она отнесла поднос на кухню, спокойно вылила остатки чая в мойку. Да, ярость утихла, осознала Хоуп, загружая бокалы в посудомоечную машину. Осталась только печаль, печаль и стыд. В глазах защипало, и она не стала сдерживать слез. К чему? Она ведь здесь одна.

Следуя своим обязанностям, Хоуп спустилась в подвал и принесла оттуда бутылки с водой и прохладительными напитками. Загрузила холодильник, в изнеможении прислонилась лбом к дверному косяку и вдруг ощутила сладкий аромат жимолости. Невидимая рука провела по ее волосам. Хоуп крепко зажмурилась. Значит, все-таки не одна.

– У меня все будет хорошо. Сейчас только немножко поплачу, а потом возьму себя в руки.

– Не плачь о нем.

Хоуп не поняла, то ли действительно услышала эти слова, то ли сознание сыграло с ней шутку.

– Я не плачу. То есть плачу не о нем, не из-за Джонатана. Я жалею себя. Три года я отдавала себя ему, веря, что у нас все по-настоящему. На самом деле я для него ничего не значила. Трудно смириться с этой мыслью, принять, что он считал меня вещью, которую можно купить, попользоваться, убрать с глаз долой и, самое гадкое, взять снова, как только захочется. – Хоуп выдохнула. – Теперь с этим покончено. С меня хватит. – Она медленно обернулась, однако никого не обнаружила. – Наверное, ты пока не готова к тому, чтобы я тебя увидела. Возможно, я тоже пока к этому не готова. Но, знаешь, мне легче от того, что рядом есть женщина, с которой можно поделиться проблемами.

Немного повеселев, Хоуп пошла в свой кабинет за косметичкой. В кабинете она поправила макияж и составила список покупок – ей ведь предстоит испечь пирог. В коридоре стукнула дверь. Очевидно, это вернулись постоялицы, решила Хоуп и встала из-за стола, а в следующую секунду услышала голос Эйвери.

– Я тут, – отозвалась она, выходя из кабинета.

– Что стряслось? – строго вопросила Эйвери. – С тобой все в порядке?

– Да, а что?

– Райдер сказал, приезжал Джонатан и расстроил тебя.

– Так и сказал?

– Если воспроизвести его слова буквально, приперся тот засранец, твой бывший, и накрутил тебе нервы. Догадываюсь, что речь о Джонатане. Чего хотел от тебя этот гаденыш?

– Он… – Хлопнула парадная дверь, в вестибюле раздались голоса. – Сейчас некогда объяснять. – Хоуп подтолкнула Эйвери к задней двери. – Гости вернулись, потом все расскажу.

– Я освобожусь в пять, – затараторила Эйвери. – Зайду за Клэр и…

– Нет, нет, пока мои постоялицы здесь, ничего не получится. Эти дамочки любят повеселиться. – Нет, все-таки эсэмэской или письмом по электронной почте тут не обойдешься, подумала Хоуп. – Завтра, когда они съедут.

– Ну, хоть намекни, – не отставала Эйвери.

– Он решил, что я должна вернуться в Джорджтаун, занять прежнее место и быть его любовницей.

– Хрена с два ему!

– Как минимум. Все, больше не могу говорить. – Хоуп с опаской оглянулась через плечо.

– У тебя на завтра забронированы номера?

– Нет, вечером в гостинице никого не будет.

– Считай, что будет. Мы с Клэр придем к тебе с ночевкой. Я принесу продукты, и на ужин у нас будет праздничное блюдо: сморщенные жареные бубенцы Джонатана.

Скверное настроение Хоуп окончательно улетучилось, она порывисто обняла Эйвери.

– Это именно то, что мне нужно, да. Прости, я должна идти.

– Позвони, если понадоблюсь тебе до завтрашнего дня.

– Ладно, но мне уже намного лучше.

Женщина всегда может рассчитывать на поддержку подруг, с благодарностью подумала Хоуп, направляясь к парадной двери. Они никогда не подведут. Однако ей и в голову не приходило, что Райдер способен понимать такие вещи. Видимо, она его недооценивала.

Ночью, когда отель наконец погрузился в тишину (хотя, по мнению Хоуп, отголоски буйного веселья шести подвыпивших дамочек, решивших поиграть в рок-группу, еще долго будут гулять по коридорам гостиницы), она устроилась перед экраном ноутбука.

Завтра очередь Кароли готовить завтрак, так что можно поспать подольше, если захочется. Перед сном Хоуп намеревалась посвятить часок поискам сведений о Билли, загадочном приятеле Лиззи.

Она вспомнила ощущение легкой руки, погладившей ее по волосам, когда у нее было тяжело на душе. Подруги никогда не предадут, вновь подумала Хоуп. Пожалуй, она и Лиззи тоже некоторым образом подружились.

Хоуп открыла сайт школы Либерти-Хаус. Основательницей учебного заведения была ее пра-пра-прабабка, Кэтрин Дарби, которая, как выяснилось, приходилась сестрой Элизе Форд, то есть Лиззи. Хоуп тоже училась в этой школе, как и ее сестра, мать и бабушка. Возможно, эта связь принесет плоды в поисках.

Она нашла электронный адрес заведующей библиотекой и написала письмо. Может быть, интересовалась Хоуп, сохранились какие-нибудь документы – например, старые письма или что-нибудь еще? Она уже расспрашивала своих родственников, однако те утверждают, что все бумаги, связанные с Кэтрин Форд Дарби, давным-давно переданы в школьную библиотеку.

– Фамилия, – пробормотала себе под нос Хоуп, – нам нужна только фамилия.

Сестры Форд могли переписываться, когда Элиза уехала из Нью-Йорка в Мэриленд к своему Билли. Даже если это и не так, Кэтрин наверняка сообщала членам семьи или друзьям о сестре.

Другое письмо Хоуп написала своей дальней родственнице, с которой никогда не встречалась. По слухам, ходившим в семье, эта женщина занимается биографией Кэтрин Форд Дарби. Если это правда, родственница может послужить ценным источником информации. Едва ли в биографии Кэтрин не найдется упоминаний о сестре, умершей далеко от дома совсем молодой.

Отправив письма, Хоуп зашла на сайт со списками солдат, погибших во время Гражданской войны и захороненных на Национальном кладбище в Шарпсберге.