— Этот поганец хоть бы богов побоялся! Я ж ему вместо матери была, а теперь ишь как заговорил! — закончила свой рассказ моя клиентка, потрясая внушительным кулаком в сторону истца.

Судья не потрудилась задавать вопросы, предоставляя это представителю истца, который тут же насел на ответчицу.

— Так что же, для вас сестра была важнее мужа, раз вы его бросили и уехали? — патетично вопросил он.

Но мою клиентку было трудно сбить с толку.

— Сестра хворала, а муж здоровенький был! — заявила та, подбоченившись.

Сколько он не бился, иного ответа не получил и в конце концов отступился.

Выслушав взаимные претензии сторон, мы перешли к допросу свидетелей. Со стороны истца вызвали его невесту и соседку наследодателя.

Обе они почти слово в слово повторяли, как покинуто мыкался по дому Перальс Ранссон, как бессовестно его бросила жена. Правда, они несколько путались, когда именно он заболел, а соседка вообще перепутала, какая сторона тела у него отнялась.

Впрочем, судья старательно не обращала внимания на подозрительные неточности.

Нашими свидетелями были также соседи покойного.

Почтенная Аральда Паркиссон относилась к той благословенной категории старушек, которые все видят и все обо всех знают. Ее цепкий взгляд казалось, мог проникать сквозь предметы.

На мой вопрос, что ей известно о деле, она бойко сообщила.

— Жена у Перальса ей-ей святая, и дите его вырастила, и все его выкрутасы сносила. Он, бывалоча, Ральдину, женку свою, и поколачивал. Да и погуливал покойничек немало, особливо как женка к сестре ейной уехала. Соседка, Торина, привечала его ночами. Так что неча пенять, что Ральдина ему плохой женкой была. И ты, балбес молодой, — презрительно глянула она на истца, — Богов бы побоялся! Нешто Тюр[41] тебе такое спустит!

Надо думать, истца менее всего волновал гнев высших сил, значительно сильнее его тревожили материальные вопросы.

— А каково было состояние здоровья вашего соседа? — поинтересовалась я у свидетельницы.

— Да ну, нешто мужик к бабе на постой пойдет, коль он немощный совсем? Раз по бабам ходил, да молотом махал в кузне, то, стало быть, справный он был. — Прозаически ответила свидетельница.

Я спрятала улыбку. Да уж, интересная картинка вырисовывается.

Безусловно, бабуля могла бы многое порассказать, но основное она уже сообщила.

— Можете быть свободны. Пригласите следующего, — попросила судья.

В зал, покачивая бедрами, вплыла пухленькая молодая гномка.

— Скажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с господином Перальсом Ранссон? — Начала я с самого главного.

Свидетельница покраснела и принялась наматывать на палец высветленный локон.

— В близких отношениях. Очень близких. — Тихо проговорила она, явно стараясь не смотреть в сторону моей клиентки.

— Правильно ли я понимаю, что вы состояли в интимной связи? — уточнила я.

— Да, — подтвердила она, опуская глаза.

— Я протестую, ваша честь! — вскочил с места представитель истца. — Какое отношение это имеет к пренебрежению ответчицей своими обязанностями по уходу за супругом?

— Вы хотите сказать, что беспомощный инвалид мог бегать к любовнице, как только жена выходила за порог? — Язвительно парировала я. — Полагаю, в постели с любовницей он ни в какой помощи не нуждался.

— Ведите себя прилично, представитель ответчицы! — Тут же нахмурилась судья.

— Прошу прощения, ваша честь, но свидетельница, как весьма близкое к наследодателю лицо, может достоверно рассказать, был ли он так беспомощен, как утверждает истец. — Не сдавалась я.

— Хорошо, спрашивайте, только будьте корректны! — определилась судья.

В случае удовлетворения иска мы точно обжалуем данное решение, поэтому теперь Гул'дан по возможности скрупулезно соблюдала требования процесса, чтобы не давать лишних зацепок для апелляционной жалобы.

— Скажите, в каком состоянии находился Перальс Ранссон в последние месяцы перед смертью? — Обратилась я к свидетельнице, ободряюще ей улыбаясь.

Кажется, она всерьез опасалась, что моя клиентка повыдерет ей косы за посягательство на покойного муженька, но согласилась явиться для дачи показаний! Чисто гномья сознательность.

— Да в обычном. — Пожала плечиками она, явно приободрившись. — Заходил дважды в неделю, на слабость не жаловался. Говорил, что рука левая немного немеет, еще шутил, что меня надо держать обеими руками, а то к молодому сбегу… Вот и все!

— Говорил ли он вам, что плохо себя чувствует, что сын ухаживает за ним? — уточнила я.

Она всплеснула пухлыми руками, унизанными кольцами.

— Да какой уход? Сын его раз в месяц приезжал — денег у отца попросить.

— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов. — Бодро сообщила я.

— У истца будут вопросы? — судья вопросительно взглянула на его представителя.

— Конечно, ваша честь. — Откликнулся тот и буквально засыпал свидетельницу вопросами. Впрочем, без особого успеха: если уж гном или гномка что-то решили, то их ни на миллиметр с места не сдвинешь.

— Говорил ли вам господин Перальс, что скоро разведется с женой и женится на вас? — Задал он провокационный вопрос.

Я напряглась: это ведь широко распространенная лапша, которую женатые мужчины всех рас развешивают на ушах влюбленных женщин. «Ах, дорогая, я скоро разведусь с женой, и мы будем так счастливы вместе». И неважно, что «скоро» понятие растяжимое и, как правило, никогда не наступает. Зато если свидетельница ответит утвердительно, это будет весомым доказательством, что наследодатель действительно собирался разводиться.

Но свидетельница тоже не лыком шита и самым наглым образом обманула этот хитрый расчет.

— Нет, — уверенно заявила она, — Перальс жениться никогда не обещал. Он мне так сразу и сказал, мол, жену люблю и она у меня золото. Только… темперамент у нее не тот. А он был мужчина-огонь!

Она мечтательно зажмурилась, видимо, вспоминая некоторые проявления этого самого огня. На мою клиентку было страшно смотреть: ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, хоть после смерти мужа она узнала, как он ее любил и ценил (жаль, обычно такие признания можно выдавить из мужчин только под пыткой!). А с другой, он ее за глаза называл практически фригидной…

Тем временем представитель истца судорожно искал, к чему бы придраться. Видимо, он не рассчитывал на такую патологическую честность покойного. Впрочем, среди гномов встречается и такое.

— Вопросов больше не имею. — Наконец кисло сообщил он.

Завершающая часть судебного рассмотрения промелькнула мгновенно. Судья огласила материалы дела, весьма флегматично выслушала дебаты и отбыла в совещательную комнату.

Через полчаса она огласила решение: требования истца удовлетворить, ответчице отказать. Жаль, что обоснования таких выводов не прозвучало. Судья вправе не печатать сразу весь текст, а лишь сообщить суть, а через пять дней изложить его полностью.

Мы вышли, стараясь не обращать внимания на буйное торжество истца, который крутил дули мачехе и нецензурно ее обзывал. Разумеется, дежурный милиционер куда-то отлучился (как всегда в нужный момент!), так что приструнить хулигана было некому.

Оставалось вполголоса объяснить клиентке порядок и сроки апелляционного обжалования и договориться, что через неделю она заглянет ко мне с готовым решением, а я к тому времени обдумаю аргументацию жалобы.

На этом мы попрощались и я побрела к выходу, чувствуя себя донельзя уставшей и расстроенной. Разумеется, исход дела можно было предвидеть заранее, но никто не любит проигрывать. Ладно, это еще не конец, посмотрим, чем все закончится.

С этой мыслью я вышла из здания и замерла, забыв отпустить дверную ручку.

Возле суда меня поджидал сюрприз: Шемитт, который нежился в солнечных лучах, опираясь на капот машины. Он радостно улыбнулся и шагнул вперед, явно не сомневаясь, что я встречу его с распростертыми объятиями.