Но перед ним был не кот, а дракон. С широко раскрытой алой пастью и острыми белыми зубами. Голодный. И хотя отец теперь казался крупнее, дракон не испугался. Тимара почувствовала его радостный интерес.

Мясо. Большой кусок. Еда!

Голод гнал дракона, заставляя ковылять за отступающим человеком.

– Это не мясо! – закричала Тимара. – Не еда! Папа, беги! Беги!

Два чуда случились одновременно. Молодой дракон услышал ее. Озадаченно повернул к ней свою тупоносую голову, потерял равновесие и по-дурацки затоптался по кругу. Тимара поняла, что` так смущало ее в его облике. Дракон был уродом – одна задняя лапа оказалась намного короче другой.

Не еда? – донеслось до Тимары. – Не еда? Не мясо?

Ей стало жаль красного. Не мясо. Только голод. На мгновение девочка и дракон стали одним целым, и Тимара ощутила и пустоту в его желудке, и его разочарование.

Второе чудо разорвало эту связь. Ее услышал и отец. Он опустил руки, развернулся и бросился бежать обратно к деревьям. Тимара видела, как отец уклонился от маленького синего дракона, который клацнул зубами ему вслед, добежал до дерева и взобрался на него с ловкостью, отшлифованной годами. Теперь он был в безопасности, драконы не могли добраться досюда – хотя синий с надеждой потопал следом и теперь стоял под деревом, сопел и нюхал ствол. Потом даже попробовал укусить дерево и отпрянул, мотая головой.

Это не еда! – решил он и поковылял прочь.

Из бревен диводрева выходило все больше драконов. Тимара не следила, куда пошел этот синий. Она встала на своей ветке и побежала к стволу. Встретив отца, девочка схватила его за руку и уткнулась ему в плечо. От него пахло страхом.

– Пап, ты о чем думал? – спросила она и сама испугалась гнева, прозвучавшего в голосе. И тут же поняла, что имеет на это право. – Если бы я так сделала, ты бы разозлился! Зачем ты туда спустился, чем ты мог ему помочь?

– Лезем выше, – выдохнул отец.

И Тимара полезла за ним вверх. Там была хорошая ветвь, толстая и почти горизонтальная. Они сели на ней бок о бок. Отец все еще не мог отдышаться – то ли от пережитого страха, то ли от бега, то ли от того и другого. Тимара вытащила из своего ранца фляжку с водой и протянула ему. Он с благодарностью взял и стал пить.

– Они могли убить тебя.

Отец оторвался от горлышка, закрыл фляжку и вернул ей.

– Они же еще детки. Неуклюжие детки. Я ведь убежал.

– Они не дети! Они не были детьми, когда закрывались в свои коконы, а теперь и вовсе драконы. Тинталья могла летать уже через несколько часов после того, как вылупилась. Летать и убивать!

В листве блеснуло серебро с голубым. Дракон нырнул вниз, и зелень разметало в стороны. Ветер, поднятый крыльями, достиг дерева и сидевших на нем жителей чащоб. Из драконьих когтей выпала еще одна оленья туша, глухо шлепнулась о глину – и тут же крылья снова взметнулись. Тинталья продолжала охоту. Поскуливающие птенцы сразу же направились к добыче. Они набросились на еду, отрывая куски мяса и глотая их.

– Они бы и с тобой обошлись как с этим оленем, – сказала Тимара. – Может, они и кажутся неуклюжими детенышами, но они хищники. Такие же умные, как мы. Только больше и убивают лучше.

Все очарование вылупившихся драконов исчезло. Восхищение сменилось смесью страха и отвращения. Один из них чуть не убил ее отца.

– Не все, – грустно заметил отец. – Посмотри вниз, Тимара, и скажи, что видишь.

С нового места ей лучше было видно площадку. Тимара подсчитала, что примерно из четверти коконов драконы никогда не вылупятся. Те, которые вылупились, уже вынюхивали бедолаг. И вот один красный зашипел на мертвый кокон. Мгновение спустя кокон задымился, испуская тонкие туманные струйки. Красный вонзил зубы в диводрево и оторвал длинную полосу. Тимара удивилась. Диводрево было очень твердым. Из него строили корабли. Но сейчас оно словно бы разлагалось на длинные волокнистые полосы, которые юные драконы отрывали и жадно поедали.

– Они убивают своих сородичей, – ответила Тимара, думая, что отец имел в виду именно это.

– Сомневаюсь. По-моему, драконы в этих коконах уже умерли. И другие драконы это знают. Наверное, нюхом чуют. А что-то в их слюне, видно, размягчает кокон, и он становится съедобным. От этого же кокон лопается, когда они проклевываются. А может, дело в солнечном свете. Нет, что-то я заговариваюсь…

Тимара снова посмотрела вниз. Драконы, спотыкаясь, бродили по глинистому берегу. Некоторые рискнули спуститься к воде. Другие собирались вокруг осевших коконов с невылупившимися драконами, рвали их и ели. От оленя, принесенного Тинтальей, и мертвого дракона остались лишь кровавые ошметки. Дракон с толстыми передними лапами обнюхивал песок в том месте, где лежали туши.

– Он урод. Почему среди них так много уродцев?

– Наверное… – начал отец.

Но тут сверху спрыгнул Рогон, с которым отец иногда охотился. Он хмурился.

– Джеруп! Так ты цел! Где была твоя голова? Я увидел тебя внизу, а эта тварь приближалась к тебе. А потом было не разглядеть, успел ты добежать до ствола или нет! Что ты пытался там сделать?

Отец посмотрел на приятеля с полуулыбкой, за которой угадывалось, что он рассержен:

– Я подумал, что могу защитить того, на которого напали. Я не понял, что он уже мертв.

Рогон покачал головой:

– А даже если он был еще жив, дело бессмысленное. Каждому дураку понятно, что этот дракон не жилец. Посмотри на них! Наверняка половина умрет сегодня же. Я слыхал, так говорил этот парень, Старший. Я сидел прямо над помостом, они там не знают, что делать. Сельден Вестрит явно раздосадован. Смотрит и не говорит ни слова. И музыка не играет, готов поспорить. Половина этих важных гостей мнут свитки с речами, которые они не будут произносить. Никогда не видел столько шишек, не знающих, что сказать. Ведь сегодня должен был быть праздник: драконы взлетают в небеса, соглашение с Тинтальей исполнено. А вместо этого – полный провал.

– Кто-нибудь знает, в чем причина? – словно нехотя спросил отец.

Приятель пожал широкими плечами:

– Вроде как они провели в коконах слишком мало времени и им не хватает слюны, чтобы выбраться. Увечные лапы, кривые спины. Смотри, вон тот даже не может голову поднять. Чем скорее другие прикончат его и съедят, тем лучше для него же.

– Они его не убьют, – уверенно ответил отец.

«Откуда он знает?» – удивилась Тимара.

– Драконы не убивают друг друга, разве что в брачных битвах. Сородичи съедают дракона только тогда, когда тот умирает. Но они не убивают друг друга себе в пищу.

Рогон сел на ветку рядом с отцом и лениво болтал голыми мозолистыми ногами.

– Ну, из любой неприятности хоть кому-то да бывает выгода. Вот о чем я хотел с тобой поговорить. Видел, как быстро они сожрали того оленя? – Рогон фыркнул. – Сами они охотиться явно не способны. И даже Тинталья не прокормит их. Так что, дружище, я вижу возможность заработать. Еще до вечера Совет сообразит, что кто-то должен кормить этих зверей. Нельзя же оставить стаю голодных дракончиков резвиться у самого города, особенно когда команды с раскопок все время ходят туда-сюда. И тут появляемся мы. Если уговорим Совет Дождевых чащоб нанять нас, чтобы добывать пищу драконам, у нас будет много работы. Всех их, конечно, не прокормить даже с помощью драконицы, но уж за то, что сумеем, нам должны неплохо заплатить. Какое-то время дела будут идти хорошо. – Рогон покачал головой и усмехнулся. – Не хочу и думать о том, что случится, когда еда для них кончится. Если они не едят друг друга, то, боюсь, их жертвой станем мы. Эти драконы – дурная сделка.

– Но мы же заключили договор с Тинтальей, – заговорила Тимара. – А слово торговца крепко. Мы сказали, что поможем Тинталье заботиться о них, если она отгонит корабли калсидийцев от наших берегов. И она это сделала.

Рогон не ответил. Как всегда. Он не обращался с ней плохо, как другие, но и никогда не смотрел на нее и не отвечал ей. Тимара к этому привыкла. Дело было не в ней лично. Она отвернулась от мужчин и вдруг заметила, что точит когти о дерево. У ее отца на руках и ногах черные когти. У Рогона тоже. А у нее когти как у ящерицы. Разница часто казалась ей совсем небольшой. Такое крохотное отличие – но от него зависят жизнь и смерть.