Элис знала: мать нарочно сказала это достаточно громко, чтобы ее слова оказались услышаны. И вдруг осознала, что не будет скучать по таким вот чуть слышным замечаниям.

Будет ли она тосковать по родительскому дому?

Элис окинула взглядом свою крохотную спальню. Нет. Не будет. Ни по кровати, некогда принадлежавшей двоюродной бабке, ни по старым покрывалам, ни по лоскутному коврику. Она готова уйти из отцовского дома и начать новую жизнь. С Гестом.

При мысли о нем сердце чуть дрогнуло. Элис покачала головой. Не время думать о брачной ночи. Сейчас надо сосредоточиться на церемонии. Они с отцом как следует продумали ее обязательства по отношению к Гесту. Формулировки отшлифовывали несколько месяцев. Брачный контракт в Удачном составляют так же скрупулезно, как любой другой. И вот сегодня, в Зале Торговцев, перед семьями и гостями, условия этого контракта будут оглашены, прежде чем жених и невеста поставят под ним свои подписи. Все узнают об их с Гестом соглашении. Семья Финбок очень точно сформулировала свои требования, и некоторые заставили отца Элис хмуриться. Но в конце концов он посоветовал дочери принять их. Сегодня ей предстояло утвердить соглашение при свидетелях.

А потом, покончив с делами, новобрачные будут принимать поздравления.

И ночью скрепят свое соглашение.

Ею владели и радостное ожидание, и страх одновременно. Некоторые ее замужние подруги предупреждали, что расставаться с девственностью будет больно. Другие заговорщицки улыбались, шептали, что завидуют – ведь ей достался красивый жених, – дарили духи, лосьоны и кружевные ночные наряды. Было много разговоров о том, что Гест хорош собой, ловко танцует и что прекрасной фигурой он обязан верховой езде. Одна не слишком сдержанная подружка даже сказала: «Раз в одном седле хорош, то и в другом неплох!» – и захихикала. Так что, хотя во время ухаживания недоставало поцелуев украдкой и ласковых слов шепотом, Элис смела надеяться, что первая ночь разрушит сдержанность Геста и явит его скрытую страсть.

Элис обмахнула лицо небольшим кружевным веером. От веера шел тонкий аромат. Она последний раз глянула в зеркало.

Ее глаза сияли, на щеках играл румянец. Влюблена, как глупенькая девочка, подумала она и улыбнулась своему отражению. Какая женщина устояла бы перед чарами Геста? Он хорош собой, остроумен, приятен в беседе. Умеет выбирать подарки – они всегда оказывались очень уместными. Гест не только принял ее научные устремления – его свадебные подношения показывали, что в будущем он поддержит ее увлечение. Две превосходные ручки с серебряными перьями и тушь пяти цветов. Лупа, чтобы читать выцветшие строки старых рукописей. Шаль, расшитая змеями и драконами. Серьги из дымчатого стекла, по форме напоминавшие драконьи чешуйки. Каждая такая вещь приходилась как нельзя кстати. Элис подозревала, что подарки свидетельствуют о том, что он из-за своей сдержанности не облекает в слова. В ответ она тоже оставалась сдержанной и учтивой, но в душе все теплее относилась к нему. Дневная сдержанность лишь подпитывала ее ночные фантазии.

Даже самая домашняя девушка втайне мечтает, чтобы мужчина полюбил ее душу. Гест прямо сказал ей, что их брак заключается по расчету. Но должен ли он таковым оставаться, думала Элис. Если она отдала себя ему, не способна ли она на большее – ради них обоих? За месяцы, прошедшие после помолвки, Элис обращала на Геста все больше внимания. Когда он говорил, она изучала форму его губ, когда он брал чашку чая – рассматривала его изящные руки, восхищалась широкими плечами, обтянутыми жакетом. Она перестала задумываться о причине этого и задаваться вопросом, придет ли к ней любовь, – напротив, она радостно отдалась своей влюбленности.

Война разорила Удачный, так что, даже если бы ее родители и могли тратить деньги не считая, многого было просто не купить. И все равно этот день показался Элис сказочным. Ее не волновало, что свадебное платье перешито из бабушкиного, – это только придавало значительности событию. Цветы, которыми украсили Зал Торговцев, были не из теплиц и не из Дождевых чащоб, а из их собственного сада и от друзей. Две ее кузины будут петь, а отец – играть на скрипке. Все будет просто, честно и очень по-настоящему.

Брачную ночь Элис воображала на тысячу ладов. Она представляла Геста дерзким, а потом по-мальчишески стеснительным, нежным, восторженным или даже возмутительно непристойным, а то и требовательным. И каждый из этих вариантов подогревал ее желание и прогонял сон от ее постели. Что ж, всего через несколько часов она узнает. Элис поймала в зеркале свое отражение. Она улыбалась. Кто бы мог подумать, что Элис Кинкаррон будет улыбаться на собственной свадьбе?

– Элис? – В дверях стоял отец.

Она повернулась, и при виде мягкой печальной улыбки ее сердце дрогнуло.

– Дорогая, пора спускаться. Карета ждет.

Сварг стоял в крохотном камбузе. По кивку капитана он сел и положил большие грубые руки на край стола. Лефтрин со вздохом уселся напротив. День был длинный… нет, длинными были три последних месяца.

Дело требовало секретности, и от этого работы прибавилось втрое. Лефтрин не рискнул куда-либо перетаскивать диводрево. Сплавить его по реке в более подходящее для распила место тоже было нельзя. На любом проплывающем мимо судне могли догадаться, что это за находка. Так что распилить «бревно» на пригодные для использования части следовало на месте, среди берегового ила и кустов.

Сегодня все было закончено. «Бревна» диводрева больше не существовало, последние куски были уложены в трюмы Смоляного вместо подстилки под груз. На палубе веселилась команда. Лефтрин решил, что самое время всем им обновить свои обязательства перед Смоляным. И все уже подписали корабельные бумаги. Оставался только Сварг. Завтра они спустят Смоляного на воду, вернутся в Трехог и оставят там плотников, которых они, готовясь к делу, тщательно выбирали и которые отлично справились с работой. Потом Смоляной и его команда вернутся на свой обычный маршрут по реке. А пока пускай все празднуют. Большая работа была позади, и Лефтрин понял, что ни о чем не жалеет.

На столе стояли бутылка рома и несколько стеклянных стаканчиков. Два из них прижимали свиток, рядом были чернильница и перо. Еще одна подпись – и Смоляному ничто не грозит. Лефтрин внимательно разглядывал речника, сидевшего напротив. Простая рубаха рулевого была выпачкана илом и смолой. Под ногти набилась серебристая древесная пыль, а по щеке расползлось грязное пятно – видать, поскреб недавно.

Лефтрин мысленно улыбнулся. Он и сам, скорее всего, такой же грязный. Весь день пришлось заниматься работой, к которой никто из них не был привычен. Сварг проявил себя как нельзя лучше. Он по собственной воле примкнул к сговору и работал без жалоб, за что Лефтрин всегда его ценил. Настало время дать ему это понять.

– Ты не жалуешься. Ты не ноешь и не ищешь виноватого, когда что-то идет не так. Ты просто берешь и делаешь что можешь, чтобы все снова стало как надо. Ты верен и осмотрителен. Поэтому я и держу тебя на борту.

Сварг снова покосился на стаканчики, и Лефтрин уловил намек. Он открыл бутылку и плеснул обоим понемножку.

– Тебе лучше отмыть руки, а уж потом есть и пить, – посоветовал он рулевому. – Эта грязь может быть ядовита.

Сварг кивнул и тщательно вытер руки о рубашку. Они выпили, и Сварг наконец ответил:

– Навсегда. Я слышал, как другие об этом толковали. Ты просишь меня подписаться и навсегда остаться на Смоляном. До самой смерти.

– Верно, – сказал Лефтрин. – И я надеюсь, они упомянули, что твоя доля тоже станет больше. С новым корпусом нам уже не понадобится такая большая команда, как раньше. Но я не собираюсь урезать жалованье, и каждый матрос на борту будет получать равную долю. Как тебе это?

Сварг кивнул, но смотреть ему в глаза избегал.

– До конца жизни – это очень долго, кэп.

Лефтрин рассмеялся:

– Кровь Са! Сварг, ты десять лет со Смоляным. Для человека из Дождевых чащоб это уже половина вечности. Так почему подпись на пергаменте стала камнем преткновения? Это выгодно нам обоим. Я буду знать, что заполучил хорошего рулевого до тех пор, пока Смоляной на плаву. А ты будешь уверен, что никто не решит однажды, будто ты слишком стар для работы, и не оставит на берегу без гроша. Ставишь подпись здесь, и моего наследника это обязательство касается точно так же, как меня. Ты даешь мне слово, подписываешь вместе со мной бумаги, и я обещаю, что, пока ты жив, мы со Смоляным, о тебе позаботимся. Сварг, на что ты можешь рассчитывать, кроме этого корабля?