Тома клинило и от стыда, и от обиды, и от злости, и от безотчетной истерики, которая была сейчас в каждой клеточке его тела, заставляя его трепетать. Эта гремучая смесь была невыносима для его нервов. Внезапно Том понял, что целоваться с Биллом на глазах у сотни незнакомых людей в клубе и не бояться, что о нем подумают – это одно. А увидеть презрение и отвращение в глазах своего близкого друга – совсем другое. Второе вынести куда сложнее. Тому в этот момент хотелось сделать что угодно, лишь бы прекратилась эта пытка. И он не выдержал.
- Ты действительно меня держишь за пидора, Михей? Да, я видел, как ты на него смотришь все время! Скажешь, у тебя не встает на него? Чего глаза отводишь? Я прав, а? Да вот только это мне повезло, что я могу на него не только смотреть! Девка или парень, какая нахуй разница? Не меня ебут, а я! И я буду это делать, пока хочу! Ты думаешь, что из-за этого я стал гомиком? Ошибаешься! Я такой же, как был! Меня не интересуют другие мужики, как голубых, я просто хочу ЕГО и мне похуй, что он парень! Тебе парень когда-нибудь отсасывал, Михаэль? Нет? Так вот бля, я знаю, что ЭТО такое, понял? Знаю, как от этого крышу рвет, ни одна баба так не сумеет… Живем один раз, и я хочу испытать ВСЕ! Если ты меня не понимаешь, то это твои проблемы и твои комплексы!
- Ну, конечно! Мои, а то чьи же! А если ты влюбишься, Трюмпер? Не думал об этом? А ведь к этому все идет, Том!
«Бля… знал бы ты, Михаэль…»
- Если тебе с ним так в кайф, Том, может у вас и дальше зайдет? Будете жить вместе? Ты же с ним дни напролет проводишь! Сутками, бля, пропадаешь, все выходные! Тебя это не напрягает? Я не думаю, что вы только трахаетесь все время… Или я ошибаюсь?
- Не напрягает! Что ты несешь? Какая любовь? Я трахаю его, пока мне это в кайф. А время с ним проводил потому, что я его рисовал для курсовой, ясно? Если захочешь, покажу тебе потом…
«Пипец, что я несу?!!!»
Да, Тома несло, несло так, что он уже не мог себя остановить. Том слышал себя, будто со стороны, и ужасался.
«Почему я говорю не то, что думаю? Почему я не сказал ему правду? Теперь уже поздно…»
За каждое сказанное сейчас вслух слово он себя ненавидел. Все должно было быть по-другому, не так… Контроль над ситуацией он уже потерял и теперь хотел только одного - чтобы это поскорее закончилось.
- Так что, хорош меня лечить, понял? Я каким был, таким и остался! Мне вообще кажется, что это был бы секс на одну ночь, если бы он не сосал так классно! Чего ты из этого такую проблему раздуваешь? Нет никаких проблем, Михаэль, ни-ка-ких!
- Друг, ты вот сейчас кого успокоить пытаешься - меня или себя? Ты же прекрасно понимаешь, что я прав, хули ты на меня стрелки переводишь?
Это был очень странный диалог. Надрывным шепотом. И именно поэтому казалось, что это было громко.
- Я просто пытаюсь тебе объяснить, что в этом нет ничего серьезного!!! Нет, не было, и быть не может!
«Что же ты говоришь, ублюдок? ЧТО???»
Том заткнулся, глядя на чуть прищурившиеся глаза Михаэля, неподвижно смотрящего поверх его плеча.
Ухнуло сердце в пропасть.
Черную.
Непроглядную.
Том УЖЕ понял, что произошло непоправимое…
Исчез воздух…
Резко оглянувшись, он увидел одетого Уильяма, присевшего, чтобы надеть туфли.
- Билл! - вырвалось у Тома, и он рванулся из-за стола, пытаясь сделать вдох. – Билли…
- Мне пора, Том. Я пойду, – тихо и спокойно ответил Билл, останавливая Тома взглядом, улыбнулся и поднялся, поправляя куртку.
Он был спокоен. Убийственно спокоен. Холоден.
А еще он был ужасающе бледным…
- Спасибо за приют. Простите, что нарушил ваш покой. Так получилось, обычно, напившись, я не хожу по гостям, - он смотрел то на Тома, то на Михаэля.
- Билли, - Том это не сказал, он это простонал. – Я…
- Все окей, Том. Ты не переживай, я позвоню тебе вечером, – добавил он, посмотрев на Тома так, как будто тот был экспонатом в музее.
До Трюмпера не сразу дошло, почему именно так он воспринял этот взгляд Билла.
Он поймет это.
Но позже.
А сейчас, с остановившимся сердцем, он наверняка понял другое - только что, своими собственными руками, он поставил на их отношениях большой черный крест.
***
Том уставился на закрытую за Биллом дверь. А Михаэль с испугом смотрел на Тома.
Во всем этом было что-то неправильное, слишком надрывное…
- Нет! – выдох и хриплый шепот, и Том рванул за Биллом.
Он не сбегал по лестнице, он с нее просто слетел, нагоняя Билла на первом этаже, перед самым выходом.
- Билл! Стой! Пожалуйста! – он схватил его за плечо, останавливая, разворачивая к себе, но удар, полученный в лицо, не дал ему такой возможности.
Ошеломленный Том, не сразу почувствовав боль, даже не понял толком, что произошло, и почему он оказался задницей на ступеньках. Он только смотрел в прищуренные, влажные глаза, в которых полыхало столько ненависти и боли, что это просто пригвоздило его к месту приземления, после «встречи» с нехилым ударом в челюсть.
- Больше никогда… слышишь? Никогда не прикасайся ко мне…
Убийственно яростный шепот, проникающий в каждую клеточку мозга и почти остановившееся сердце.
Большего доказательства, что сейчас что-то предпринимать бесполезно, уже не требовалось.
И Тому только и осталось, что, молча, тяжело дыша, смотреть, как его парень встряхивает рукой, нанесшей удар, потом ощупывает ее, с облегчением понимая, что на ней нет перстней, снятых и засунутых в карман, перед тем как умыться, и которыми мог разодрать Тому скулу до кости. А потом выходит из подъезда, громко хлопнув дверями.
«Трюмпер… что ж ты, ублюдок, натворил? Господи… Билл, прости… Прости меня, малыш… Прости…»
Том вернулся в квартиру, остановился возле входа на кухню и медленно повернулся к Михаэлю.
И Михаэль вздрогнул.
Он никогда раньше не видел такого лица у Тома. Таких глаз, в которых стоял безмолвный крик бессилия и полной безнадеги.
- Он вернется. Я знаю….
Это было сказано так, что Михаэль почувствовал, как мурашки пошли от позвоночника в разные стороны.
Том ушел в комнату.
И он был таким же, как Билл несколько минут назад - бледный, потерянный, заледеневший.
Михаэль сглотнул, качая головой.
«Том, и ты еще утверждаешь, что у тебя к этому парню нет ничего, кроме стояка? Ну-ну, родной… Спустись на землю!»
***
Придя в бар утром, рассеянно поблагодарил Курта, не преминувшего стебануться над его синяком, но, быстро понявшего, что Том совершенно не в духе, и предусмотрительно заткнувшегося.
А Том переоделся, встал за стойку, и только потом отметил, что даже не помнит, как собирался перед работой. Не помнил, как умывался, как одевался, смутно помнил поездку в метро и как добрался до «Raven».
Было ощущение нереальности того, что произошло. Но боль, сжимающая душу, напоминала, что все слишком реально. Но кроме моральной боли была еще и физическая. Конечно же, скула очень болела, и вырисовался яркий синяк. У его хрупкого парня оказалась очень тяжелая рука.
Тому надо было попытаться отключить свое сознание от бушующих, режущих как лезвие чувств, скручивающих внутренности, чтобы была возможность как-то дотянуть до вечера, когда он решится позвонить Биллу.
«Все будет хорошо. Я верну его… Обязательно верну! Просто надо дать ему немного отойти от этого…»
С такими мыслями и надеждой, что все решится, Том дотянул до конца рабочего дня. Именно дотянул, пытаясь не впасть в панику, не позволить себе начать думать, что все потеряно, что он сам загубил их отношения. И, просто заставлял себя забыть о мобильном телефоне. В который так хотелось вцепиться - и позвонить ЕМУ. Но Том понимал, что нельзя...
Рано, еще очень рано. Из его сознания так и не уходил образ безумно красивых глаз с ненавистью и яростью в них…
«Пока не время. Пусть придет в себя, и тогда я попытаюсь все объяснить. Я скажу, какой я ублюдок, скажу, что нес ересь… Скажу, что сорвало тормоза, и говорил такое, о чем даже не думал никогда! Он же должен понять… Ведь, должен? Ведь, это правда!»