И Том, как будто это делал всю жизнь, потерся своим пахом об него, тоже донельзя возбужденного, неожиданно чувствуя, насколько все это естественно, так, словно все это уже было, но он просто об этом забыл. А вот сейчас начинает вспоминать.

Билл выгибался и тихонько постанывал, отвечая на каждое движение тела, и его ладонь скользнула между ними, пальцы забрались в проем расстегнутой ширинки Тома и нашли то, что стало чувствительным уже настолько, что возбуждение казалось болезненным. Том улыбнулся своим дурацким мыслям, и Билли, заметив это, вопросительно вскинул бровь, но Том смог только промычать что-то нечленораздельное, упершись лбом в его плечо, закрыв глаза от этой болезненной ласки. Но тело отвечало на нее, и он ничего уже с этим не мог поделать.

Билли повернул голову, касаясь губами уха Тома, прошелся горячим языком по нему, а Том даже не стонал, потому что на это уже не было сил. Он недоумевал, почему никогда раньше не было ТАК с девушками? С нежными, ласковыми, мягкими девушками…

«Почему вот так прет тебя, родной, от этих сплошных углов и костей? От выступающих, как у меня самого, ребер? От впалого живота, плоской груди и тех, снесших мою, уже пошатнувшуюся нафиг крышу, ямочек на пояснице? Почему мне хочется видеть его рядом с собой и днем, и ночью? Почему хочется бесконечно смотреть в его почти черные глаза? Дышать… Просто дышать… Хотя бы…»

Он остановил руку Билла на своем паху, понимая, что еще несколько прикосновений, и он взорвется. Посмотрел в его хитрющие глаза с мольбой, виновато улыбаясь:

«Не надо… Не могу больше, остановись…»

Билли улыбнулся, поняв его, и отпустил. А Том сел на пятки, между его раскинутых коленей и, дрожащими от нетерпения пальцами начал расстегивать на нем джинсы. Билл дышал ртом, нервно комкая плед, и было ясно, что он нервничает и боится не меньше, хотя и старается этого не показать. Том перестал расстегивать ширинку, а просто накрыл ладонью поверх, и стал тихонько гладить, в упор глядя на Билла.

Тому невыносимо хотелось, чтобы Билли сам что-то сказал или сделал… Что-то, что даст понять – он не хочет, чтобы Том останавливался. И Билли это сделал. Он положил свою руку на руку Тома и сжал ее, заставив этим стиснуть свой член. И даже через ткань боксеров Том почувствовал, как пульсирует желанием его плоть.

В его непроницаемо черных глазах читалось: «Хочу тебя!»

Он смотрел, как вздрагивает грудь Билла от неровного дыхания, потому что, нормально дышать он не мог, не только когда Том вот так его касался, а даже просто когда был рядом.

Невозможно было после этого не склониться к губам Билли, все так же лаская его рукой, а он притянул Тома за шею, взяв его лицо в ладони, упоенно целовал. Том вдруг вспомнил на долю секунды, как тогда в ванной, после того, как они слетели с байка, пытался рассмотреть ЕГО зрачки, вот так же держа лицо в ладонях, и умирал, понимая, что сердце может не выдержать напора сумасшедших эмоций, рожденных этой близостью.

– Билли, я… – и он замолк, в испуге понимая, ЧТО именно хочет сказать дальше. Нет, не просто сказать, а признаться…

Билл чуть отпустил его, растерянного, неожиданно замершего, и смотрел, тяжело сглатывая, не спрашивая ничего, просто всматриваясь в глаза Тома, пытаясь понять, есть ли там то, что он так хочет увидеть?

«Ептвою!!!» – взорвался мозг Тома, ведь в том, что чуть не слетело с его губ, он даже самому себе признаться не решался. Потому, что ЭТО невозможно или невозможно уже БЕЗ этого?

«Вот почему мне было так хреново… Когда я думал, что…»

Том усилием воли заставил себя забыть об этом, стиснув зубы до побелевших желваков, уткнувшись лицом в его влажную шею. А Билл, будто понимая, гладил его по затылку, успокаивая. Но разве можно успокоиться, если только что, прямо здесь, ты понял…

ЧТО ЛЮБИШЬ ПАРНЯ.

Дрожь в душе, дрожь в каждой клеточке тела – и кажется, что весь мир дрожит вместе с тобой, как в лихорадке.

«Я люблю тебя».

И стало кристально ясно – и ревность такая острая, и сумасшедшие ощущения рядом с ним, и безумная тоска без него. Как же все просто! КАК ВСЕ УБИЙСТВЕННО ПРОСТО!!!

Том оторвался от плеча Билли и заглянул в затуманенные удовольствием глаза, в которых читался немой вопрос.

«Он же чувствует все. Так же, как и я его… И мою растерянность почувствовал, как свою».

И от этого рушатся все барьеры, и рвутся со звоном нервы. Он хрипло прошептал в ответ, чувствуя, как сердце сбивается с ритма, когда Билл тихонько спросил: «Том, все окей?»

– Все окей, малыш… Я просто…

«Ебанулся я просто, а так все нормально».

– …немного нервничаю.

Поцеловал его, давая понять, что все в порядке, успокаивая этим Билла, но при этом, пытаясь успокоить себя.

«Был ли я вообще хоть минуту спокойным рядом с тобой, за все наше знакомство? Да нифига! И о каком спокойствии может идти речь, если мы оба знаем, на что идем?»

– Я тоже… – усмешка вскользь, и вздрогнувший кадык. – Забавно, да?

«Угу, забавнее не придумаешь».

Коротко кивнув в ответ, Том коснулся губами его щеки. А потом начал целовать ее, опускаясь все ниже, по скуле, шее, когда Билл откидывал голову, открываясь ему, сильно сжимая его плечи.

Пальцы Тома забрались под боксеры, и он уже чувствовал немного отросшие волосы на лобке Билли, улыбнулся неизвестно чему, а потом чуть задел член и замер на секунду, чувствуя, как Билл втянул воздух при этом. А Том уже ласкал языком напряженный сосок и нежно целовал тонкую кожу, сходя с ума от ее вкуса. Чуть глубже пальцы под боксеры, осторожно накрыл ими член и погладил. Вот так… А Билли еще сильнее развел бедра, отвечая на ласку его пальцев. И Том снова почувствовал себя так странно и, в тоже время, одуряющее восхитительно, от ощущения не своего члена в своей руке, и удивился этому. Потому, что еще пару недель назад он и подумать не мог, что это будет ему настолько необходимо.

Его рука скользнула еще ниже, и Том аккуратно подхватил прохладную мошонку и осторожно сжал, сводя брови, а в мозгу пульсировало: «Парень… мама дорогая…».

Он гладил влажный живот Билла свободной рукой, а потом сделал то, от чего одурел сам – от своей смелости, дерзости, оттого, что решился – пальцы Тома опустились еще ниже и коснулись упругого кольца мышц.

И сглатывая, поднял голову, глядя на реакцию Билла, хоть и непроизвольную – он сжался. Но, в то же время, сам приподнял бедра навстречу пальцам Тома, и выгнулся, зашипев, стиснув дрожащими пальцами его руку на своем животе.

«Все хорошо… Все хорошо, Билли…»

Нет, Том не говорил этого, он это думал, продолжая осторожно ласкать, чувствуя пальцами, как Билли постепенно расслабляется, вглядываясь в его напряженное лицо с капельками пота на лбу.

«Черт! Как же я хочу его!»

Билли стонал под ним, и Том, не выдержав, подтянулся к его лицу, придерживая за затылок свободной рукой, продолжая ласкать, расслаблять, гладить, там, внизу, еще не очень смело и не так уверенно, как следовало бы, но… Целовал мокрые виски, облизывая свои губы, чувствуя чуть солоноватый вкус пота, смешивающий с парфюмом. И не мог оторвать взгляда от лица Уильяма, от приоткрытых вздрагивающих губ, от этого выражения бесконечного наслаждения и какой-то безумно трогательной беспомощности, понимая, что эта беспомощность только потому, что с ним, Билли практически себя не контролирует. Не может…

«Он мой... Я волен делать с ним все, что угодно…»

Том уже давно понял, что это Билл имеет над ним необъяснимую власть. Что Уильям – хрупкий, тонкий и безумно красивый, оказался намного сильнее, чем он сам. Что он смог одним взмахом ресниц разрушить до основания весь привычный мир Тома. А то, что не разрушил, перевернул с ног на голову, и, несмотря на это, Тому хотелось, чтобы так оставалось всегда. Или, по крайней мере, очень и очень долго.

Эти сумасшедшие мысли рождали в нем такие невероятные вихри эмоций и, чего уж теперь скрывать от себя самого – любви, что это раздирало Тома изнутри, грозя вырваться наружу взрывом, который разнесет к чертям остатки сознания…