+ Мы уже бывали здесь раньше, + послал он снова. + Что–то поджидало нас тогда, и что–то ждет нас сейчас. +
+ Не знал, что у тебя душа поэта, + послал я в ответ и отвернулся.
Но он был прав. Там что–то ждало. Я чувствовал это — скорее всего, каждая душа на каждом корабле чувствовала это, пусть даже они не могли этого понять. Моя кожа стала липкой внутри доспехов, на языке появился сладковатый привкус блевотины. Не огради я себя множество раз во время приготовлений, то ощущения оказались бы намного хуже. С доспехов, словно перья, шелестя во время движения, свисали полоски выдубленной кожи с семьюстами двадцатью девятью начертанными кровью заклинаниями. Ради создания оберегов погиб смертный, но плата была небольшой. Без них я бы скорее всего чувствовал шелест насекомых внутри глаз или покалывание остриев клинков на языке. Есть и другие способы уберечься от касания потустороннего, но у меня были свои методы, и даже если Ариману они не нравились, он не стал против них возражать.
Мне стало любопытно, как справляется Астреос. Возможно, он и не справлялся. Возможно, поэтому он выглядел так, будто из последних сил старался не лопнуть. Я на это надеялся.
+ То, что он попросил… + начал Астреос.
+ То, что он приказал мне, + поправил я его. + Ариман не просит. Он повелитель, а повелители заставляют других подчиняться его воле. Они не просят. Если они просят, это значит только то, что они предпочитают бархатную нить цепи. +
+ То, что он попросил тебя сделать, + послал он, его недовольство явственно изливалось через ментальную связь, + это… жестоко. +
Я мог даже улыбнуться за выгнутой бронзовой личиной шлема.
+ Да, так и есть. Вот почему эта задача легла на меня. Ариман считает некоторые неизбежности слишком неприятными, чтобы поручать их другим, но не подумай, что это удержит его от использования любого средства ради достижения цели. Он никогда не колебался. Даже до того, как своими принципами убил наш легион, + я улыбнулся снова и позволил этому образу перетечь в разум Астреоса. + Ты ведь наверняка заметил это? Он идеалист, но в тени высокого путеводного света могут скрываться темные деяния души. +
+ Ты… +
+ Я удивлен, что ты считаешь мое искусство столь неприятным. Но что за шип и нить я вижу в твоей душе? + Он излучал шок, затемнявший его тень в варпе. Ощущать его было само удовольствие. + Скажи мне, ты приковал существо к себе, или ты также скован с ним? Первое — опасно, второе — умилительно идиотично. +
Он был очень, очень близок к тому, чтобы попробовать убить меня. Я видел внутри него пятно скверны.
+ Да, в тебе частичка его. Теперь я это вижу. Скажи, сколько твоей души он отнял? Пожалуйста, скажи, что знаешь ответ, + произнес я.
Его рука опустилась на меч. Разум с громогласным ревом разорвал свои оковы. Я пошатнулся. Астреос шагнул вперед, его воля напитала кромку клинка огнем. Признаюсь, я был удивлен, его разум оказался силен, сильнее, чем я подозревал, и мощь его походила на лавину ярости.
Идея кинетического щита сформировалась в моих мыслях и стала реальностью, но медленно — слишком, слишком медленно. Я — воин познаний, в основном познаний о существах, что плавают в глубинах варпа, существах, которых большинство называют демонами. Их призыв, сковывание и подчинение — вот мое оружие. Я способен разрушить целые цивилизации, дай мне время. Астреос был не столь изощренным убийцей, но молот вряд ли сочтет свою невзыскательность веской причиной не убивать тебя.
Меч коснулся кинетического щита и, прежде чем я успел изменить образ мыслей, я почувствовал, как барьер треснул.
+ Братья! +
Мысленный голос Аримана походил на физическое прикосновение в загустевшем от варпа воздухе. Укор, просьба и сожаление проявились в одном этом слове. Его было достаточно, чтобы лишить меня сосредоточенности и заставить отступить на шаг. Астреос застыл на месте, его ореол мощи исчез, словно погасший огонь. Он сделал шаг назад, и меч с мерцанием остыл.
Ариман прошел к нам через всю палубу ангарного отсека. За ним следовали воины Рубрики, два ряда сине-золотых доспехов, двигавшихся неотличимо друг от друга.
+ Ариман, + послал я, склонив голову. Как я уже говорил, слабость влечет рабство или предательство, а излишняя почтительность — вернейший способ ее показать.
Ариман не обратил внимания на мое приветствие. Он не обратил на меня внимания вовсе. Его можно было назвать по-разному, но только не слабым.
Астреос послал нечто, что я сумел ощутить, но не услышать. Мой взгляд привлекла другая фигура, шедшая подле Аримана.
Санахт посмотрел на меня в ответ. Его движения были расслабленными, но точно выверенными. Лицо воина скрывал шлем с серебряной личиной, который он носил еще со времен падения Просперо. Прямо под его руками висели парные мечи, навершие первого было сработано в виде шакальей головы, второго — ястребиной. За исключением Аримана он был единственным из наших братьев, которого я был менее чем рад увидеть в живых.
Он ничего не сказал. И по крайней мере за это я был ему благодарен.
+ Больше ты никого с собой не берешь? + спросил я.
+ Больше никто не требуется, + ответил Ариман.
+ Ты лжешь, брат, + послал я ему одному. + Эфир здесь разбух. Он готов лопнуть в любой момент. Твой ручной отступник прав. Что–то ждало здесь твоего возвращения. Ты не можешь не видеть этого. +
Он не ответил, но я чувствовал ход его мыслей. Он принял мои слова к сведению.
+ Ты же не слеп? +
Мы поднялись на корабль в молчании, и мир сузился до гула двигателей и красного освещения аварийных ламп. Ариман походил на неподвижную статую, его лицо скрывал высокий рогатый шлем, а мысли — неприступные стены воли.
+ Почему больше никто не требуется? + продолжил допытываться я. Мои мысли без устали кружили в голове, пока пальцы выбивали дробь по серебряной половине посоха. + Ты не хочешь, чтобы это видел кто–нибудь еще, да? Ты желаешь, чтобы наша работа здесь осталась секретом. +
Ариман обернулся ко мне. Сидевшие рядом с ним Астреос и Санахт напряглись, и корпус корабля слабо задрожал.
Он промолчал.
Тишина следовала за нами по луне. Туннель пронзал ее поверхность, уводя нас все глубже, хотя с каждым поворотом мы ощущали, будто удаляемся от центра. Мы шли от корабля, вокруг нас извивался туман, поглощая коридор позади и скрывая то, что ждало впереди. Глаза Рубрики горели зелеными ореолами, из воинов лились голоса, шептавшие на границе слышимости. Ариман оставался безмолвным, и Астреос следовал его примеру. Только Санахт отреагировал на безжизненность места. Он достал оба меча и шел вперед, легко сжимая их в руках.
+ Было ли здесь так же и прежде? + спросил я, и мой мысленный голос разнесся эхом, словно звук в тумане.
… так же и прежде?
… прежде?
Ариман полуобернулся.
— Нет, — произнес он настоящим голосом, который показался плоским и мертвым в неподвижном воздухе. — Прежде было не так же.
— Это не тревожит тебя? — я замер. Ариман не стал замедляться или снисходить до ответа. Спустя секунду я последовал за ним, мой посох глухо стучал по полу коридора.
— Что ж, это успокаивает, — пробормотал я самому себе.
Но не природа луны беспокоила меня. Я — существо, прожившее множество жизней смертных в царстве, пропитанном веществом воплощенного безумия. Я проходил одним шагом целые миры и видел города, единым жестом возведенные из ничего. Варп — юдоль кошмаров, это верно, но для меня в нем нет ужаса необычности. И, тем не менее, внутри мертвой стеклянной луны все инстинкты кричали мне развернуться и бежать, и неважно, заключил я пакт с Ариманом или нет.
Здесь ощущался варп — он облизывал воздух и отполированное стекло стен. Сама субстанция места гудела от материи невозможности. Меня тревожило то, как здесь тихо, спокойно и так же обезличенно, как поверхность глубокого неподвижного водоема. Варп — это жизнь. Он — бесконечное изменение и сила неограниченных возможностей, но тут он укрывал все, подобно тонкой пелене.
