– А я думаю, вопрос в том, как ты оказался в бассейне с плавательной командой, которая пытается тебя утопить? – спрашивает Трейси.

– Ой, я тебя умоляю. Я видел на YouTube видео с твоим посвящением в прошлом году, как ты притворялась Бейонсе – в одном лифчике, на морозе после встречи выпускников. Мне не стоит объяснять тебе всю эту хреновину.

Трейси не понимает, что происходит. Конрад дает ей достойный отпор, а она к такому не привыкла.

– Танцевать на парковке и чуть не быть убитым своей командой – немного разные вещи, не думаешь? – спрашиваю я.

– Быть натуралом в Юнион и быть мной в Юнион – немного разные вещи, не думаешь? – передразнивает он высоким девчачьим голосом, совсем непохожим на мой. Потом он вздыхает – скорее раздраженно, чем расстроенно. – Твой бывший сделал со мной все возможное, потому что при мысли о том, что я увижу его голым в раздевалке, с него штаны от страха слетают. Боже, что за чертов штамп.

Трейси не реагирует. И я тоже. Мисс Масо не одобрила бы нашу неспособность поддержать человека, который только что сказал нам о своей ориентации. Даже, если он сделал это таким тщательно отработанным способом, чтобы мы почувствовали себя предельно глупо.

Конрад неверно истолковывает наше молчание.

– Я гей, – с раздражением говорит он.

– Мы знаем, – отвечает Трейси ледяным голосом.

– Хочешь сказать, что у кого-то в Юнион есть гей–радар? Я в шоке, – ворчит Конрад. – Хотя если он у кого-то и есть, то это у девочки с архивом выпусков GQ и Vogue в багажнике ее Prius'а. Как же в Юнион все банально. – Конрад наклоняется вперед, упираясь коленями в мое сиденье сзади. – Итак, Роуз – тебя ведь так зовут? – вы с Джейми вместе, или он как всегда мрачный-и-задумчивый, «вот-он-я, а-вот-меня-нет», когда он время от времени показывается у тебя на пороге и делает что–то сексуальное, чтобы убедиться, что ты все еще в полной готовности и ждешь его?

Мы с Трейси потрясенно молчим, но причины у нас разные. Я уверена, что ее не удивляет моя неспособность справиться с Конрадом, но Трейси очень редко не может дать хороший отпор. А еще я восхищена умением Конрада находить больное место и вонзать в него нож. Это дар. Должно быть, передается по наследству.

Я вдруг начинаю злиться. Уверена, что Конрад действительно был унижен перед половиной Юнион Хай, но он не имеет права отыгрываться на мне, особенно, после того, как я одетая бросилась за ним в бассейн. Ну ладно, меня толкнули. Но суть в том, что я была достаточно близко к краю, потому что собиралась нырнуть.

Мне еще не приходит в голову готовый саркастичный ответ, но глубоко внутри уже что–то зарождается. Я делаю вдох и произношу это.

– Я понятия не имею, что происходит с Джейми, потому что мы не общались с тех пор, как твоя сестрица с прибабахом отправила его в тюрьму за совершение просто ужасающего преступления – попытки пойти на выпускной с кем-то вроде меня.

Трейси отрывается от дороги и смотрит на меня. Она даже останавливается, чтобы показать мне поднятые большие пальцы. Чувствую, как колени Конрада снова упираются мне в спину.

– Так Джейми ни разу за все лето тебе не позвонил? После того, как кинул тебя с выпускным? – Он опять издает злобный смешок, который больше подошел бы взрослому человеку. – Ого, как равнодушно. Ну, он был занят – гонялся за Гиной на летних курсах. – Конрад делает паузу, хорошо понимая, что такой информации у меня не было. – Она, конечно, тоже была занята – вешалась на этого тупоголового Энтони, чтобы побесить Джейми. И это сработало. В итоге он хочет ее вернуть. «Не ведаем, какую сеть себе плетем». Это Шекспир? Думаю, Шекспир.

– Сэр Вальтер Скотт, – поправляю я, стараясь, чтобы это звучало невозмутимо, хотя у меня в голове все перепуталось.

Значит, Джейми все лето избегал меня и тусовался с Региной. Чудесно. Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, почему он не хочет иметь со мной ничего общего. Видимо, путь к сердцу Джейми лежит через отправку его в тюрьму. Надо запомнить.

Но как насчет Энтони Паррина? Если Регина хочет, чтобы Джейми вернулся, а теперь и Джейми хочет ее вернуть, что она делает с Энтони?

Все это настолько выше моего понимания, что даже не смешно.

– Куда мне ехать? – нетерпеливо спрашивает Трейси у Конрада.

– Заезжай на Холм Барри и поворачивай налево. Мой дом в середине квартала. Рядом с Форта, – специально добавляет Конрад.

Мы замолкаем – какое облегчение. Выезжаем из элитного района Юнион, где стоят огромные дома с идеально подстриженными ярко–зелеными газонами, и попадаем в соседний квартал, где дома гораздо меньше – некоторые симпатичные, некоторые – не очень. Проезжаем мимо дома с темной металлической обшивкой, американским флагом над входной дверью и плакатом «Поддержим наши войска», приделанным под окнами и практически сияющим в темноте из-за направленных на него прожекторов. Если бы не Конрад, я бы попросила Трейси остановиться, чтобы сделать фото для Вики, которая выкладывает на мемориальном сайте ее сына фотографии плакатов в поддержку армии со всей страны.

Кэтлин ненавидит, когда я так говорю, но Вики – моя подруга. Ее сын, сержант Трэвис Рамос, был одним из тех, кто погиб с моим папой, когда взорвалась их автоколонна. Я нашла мемориальный сайт Трэвиса прошлой осенью, и он вдохновил меня – через некоторое время – начать создавать сайт для папы. Однажды ночью, когда я не могла уснуть, я написала комментарий на сайте Трэвиса, объяснила, кто я, и спросила, каким образом – и стоит ли – создать свой сайт. Так я познакомилась с Вики.

Она ответила мне по электронной почте, привела множество причин, почему мемориальный сайт – отличный способ почтить память человека. Именно Вики предложила запустить сайт на первую годовщину взрыва, и именно Вики сделала рассылку по всем своим контактам о том, что открыт сайт, посвященный Альфонсо Царелли – таким образом, я получила сотни комментариев в годовщину. Оттуда я узнала, что папа принял решение остаться в Ираке на год, а мне он обещал вернуться домой через полгода.

Несколько дней я была немного зациклена на этих комментариях, но мы с Вики много переписывались, и она помогла мне. Она понимала, через что я прохожу.

На следующий день после годовщины мама зашла в мою комнату и устроила сцену из-за Вики, заявляя, что я не должна расходовать свои «эмоциональные ресурсы» на взрослую скорбящую женщину. В тот момент я поняла, что мама читает мою электронную почту, ведь ей совсем несложно это сделать – когда я училась в средней школе, она создавала мой почтовый аккаунт, и я никогда не меняла пароль. Даже не думала, что это потребуется.

В тот день она устроила двойную психотерапевтическую сессию.

Честно говоря, я думаю, что мама ревнует – потерю папы я больше обсуждала с Вики, чем с ней. Возможно, я именно поэтому не поменяла пароль, как только обнаружила, что она читает мою почту. В некотором смысле, мне нравится, что она ревнует.

Просто иногда легче говорить с человеком, которого ты не знаешь в реальной жизни.

Когда мы остановились перед жилищем Деладдо, мне потребовалась ровно секунда, чтобы определить, в каком из домов живет Джейми. Дом слева от Деладдо идеально отремонтирован и разукрашен огнями, как на 4 Июля. Пока мы медленно ехали по улице, я разглядела телевизор на стене и собаку, прыгающую вверх–вниз по дивану, лающую и неистово извивающуюся.

Дом справа от Деладдо небольшой и обшарпанный. Газон выглядит неряшливо из-за проплешин, где не растет трава. Коричневые ставни уныло свисают с петель, а белая краска на доме отслаивается и падает на полумертвые кустарники, создавая эффект грязного снега. Водостоки набиты сухими листьями и ветками, которые словно растут из самого дома. Свет не горит – кажется, никого нет дома.

Вот где Джейми живет со своим папой.

Этим летом Джейми исполнилось восемнадцать. Теоретически он не обязан больше здесь жить. И учитывая, что сделал его отец, когда его арестовали, трудно поверить, что ему хочется здесь находиться. Но я готова поклясться, что Джейми не оставит папу одного, пока не будет вынужден это сделать.