Я поплелся к Гоше. Мария Васильевна вид имела хитрый и довольный, словно только что попила чайку с моей шоколадкой.

– Где? – спросил я мрачно. Она, естественно, поняла, о ком я.

– У Ромки. «Уазик» чинят… Чего хмурый такой?

Я не ответил, махнул рукой и отправился к Роме.

Он вместе с Гошей снимал кривой карданный вал с Гошиного «танка». Матерились мастера ужасно.

– Нет! – вылез из ямы Рома. – Надо «вэдэшку». Или придется срубать болты. Хрен открутишь! Здорово, Андрюха! Мы вот машину делаем.

– Мне показалось, это она вас делает! Я вам сейчас «вэдэшки» принесу. Погоди болты рубить.

Признаться, я был рад, что появилось дело и можно отвлечься. Втроем мы быстро победили кардан. По «магазинной» улице проехал фургон-автозак.

– Наладчиков привезли, – определил Рома, мгновенно оценив ситуацию. Деревенский!

– Пойдем к нам чай пить, – пригласил Гоша. – Маманя пирогов напекла.

В сенях, стягивая галоши, я увидел корзину с грибами. Отборными, белыми.

– Ух ты! Это кто собрал?

– Таня принесла, – похвасталась Мария Васильевна. – Вчера за корзинами приходила, а сегодня с утра принесла. Одну в город повезла, другую – нам.

– Она… одна в лес ходила? – спросил я с плохо скрытой ревностью. – И не боится… медведей?

– Она ведь сибирячка.

– Из Новосибирска? – уточнил я. – Новосибирск больше Нижнего. Она, может, тайгу только по телевизору видела.

– Ну, там не видела – у нас насмотрится!

Пироги оказались вкуснейшими. Больше всего меня интересовало, когда вернется Татьяна? Сколько она пробудет в Нижнем?

Я взял ружье, опоясался патронташем и отправился в лес. Протопал до самой темноты, измотал себя на славу, дважды стрелял по глухарю, заблудился малость, но сумел выйти к Жилке и спуститься по ней к деревне.

Кое-как поужинав, я рухнул на кровать и уснул без задних ног. Среди ночи вдруг проснулся – бодрым, свежим, словно и не спал. Подойдя к окну, вдруг увидел какие-то всполохи. Пожар? Где? Далеко? Я вышел на улицу, постоял, и вот уже языки пламени стали взлетать кверху. И – близко! Они поднимались выше, выше, сливаясь в сплошное пламя. Я смотрел и все никак не мог поверить, что действительно вижу настоящий пожар, и он – в нашей деревне. Сомнений больше быть не могло. Пламя бушевало вовсю. У кого это, интересно? Над «магазинной» улицей закрутились мигалки. Пожарные подоспели, значит.

Я прошел вдоль нашей, Цветочной, улицы до дома Татьяны, пытаясь определить, где горит, но не смог. А дальше решил не ходить. Пожарные уже приехали, что там делать? Утром все узнаю…

Тук-тук-тук в окошко.

– Андрюха!!!

– Да иду-иду!!!

– Здорово! – Толик сиял, как самовар в престольный праздник. – У нас в деревне пожар!

Значит, это был не сон.

– А у кого? – деловито осведомился я.

– Молдавашки сгорели! – Кажется, Толик был жутко доволен. – Допились, сердешные! Обе сестры и Савроська вместе с ними.

– Что, погибли? – Теперь я окончательно проснулся.

– Ага! Три трупа. Пойдем смотреть?

– Нет, спасибо… А, впрочем, пошли.

Кроме двух пожарных машин, возле пепелища стояли «буханка», как у Пистона, только с красным крестом, и «Волга». Три тела уже упаковали в черные мешки, это спасло нас от душераздирающего зрелища. Народ кучковался в стороне.

– Вот так, Андрюха, – сказал мне Рома, которого я не сразу заметил за могучей фигурой его спутницы жизни, – догулялись девочки…

– И мальчики, – добавил Толик.

К нам подошли хмурые Гоша и Женька-Джо.

– Давно у нас никто не горел, – сообщил Гоша как будто специально для меня.

– Молдаванки всегда в избе курили, – заметил Джо.

Я хотел обратить внимание, что почему-то дотла сгорели двор и веранда, хотя погода безветренная, но промолчал. Мужик с чемоданчиком, видимо криминалист, ходивший вокруг дымящихся руин, выглядел настолько скверно, что я не смог оставить это без комментариев:

– Налил бы кто-нибудь стакан эксперту, а то у нас еще могут быть потери.

– Да! – усмехнулся Женька. – Мужики, видно, хорошо вчера погуляли.

– Посмотришь каждый день на трупы, тоже запьешь, – назидательно произнес Гоша.

– Сейчас Митя их полечит, – успокоил нас Рома. – Они всегда у него останавливаются.

Митя был здесь. В кожаной куртке, рыжие волосы аккуратно подстрижены, серьезная мина «надета» поверх хитрой физиономии. Типа власть.

У всех на устах было теперь поведение молдавашек, которое довело их до беды. Дамы эти являлись для меня героинями почти виртуальными, я видел их всего пару раз и лиц даже не помнил. Больше думалось про Савроську. Вроде бы все понятно, пил в последнее время, зависал у «ягодок». Я и сам видел его таким не далее как позавчера. Вот только вслед за сомнительной гибелью Спонсора уходит из жизни единственный свидетель несчастного случая – это как? Свидетель, а может быть, исполнитель?.. Самое паршивое, что вопросы, возникавшие в моей голове, не предполагали поспешности обсуждения их с братвой. Или мне кажется, или дело тут нечисто! Кому была выгодна гибель Спонсора? Флоре – раз. Братве – два. В какой-то мере оставшимся акционерам – селянам, но их много, а доля каждого – мизерна.

То, что мне теперь надо было настороженно относиться к Гоше и компании, наполнило душу гадливым чувством. Ладно, решил я. Чего я бегу впереди паровоза? Есть компетентные органы, пусть они выясняют.

Мой ближайший помощник по работе Сергей Никитин сразу взял трубку.

– Здорово, Серега! Как работается? Управляешься?

– Все нормально. В Иркутск оба контейнера ушли. Карбид приехал. На складе бригадир грузчиков запил, козел!

– А Валерик?

– Валерик тоже… не вышел еще. Я думал, он к тебе уехал.

Я промолчал. Позвонить бы, обматерить друга, да совесть не позволяет. Сам таким был.

– А отдыхается как? – спросил, в свою очередь, Никитин.

– На букву «х». Не подумай, что хорошо… Слушай, Серега, я чего звоню. Нам тут такой «калым» подсовывают! Я отбрыкивался как мог, но не вышло…

Разговоры о деле подтолкнули меня сходить к заводу, осмотреть «свое» хозяйство. Однако, увидев охрану, я понял, что без Флоры меня на территорию никто не пустит, а вызывать хозяйку было лень. И вообще там главный инженер сейчас действительно главный. Да еще Хустов, растратчик и пьяница. Вот ленточку перережут, тогда главным стану я. Приступлю к эксплуатации предприятия и трудового народа. У Флоры-дурочки появится наемный директор, Андрюха-дурачок.

Я вернулся к своему дому. Занятие нашлось само собой. Перед крыльцом у нас стоял деревянный ларь, когда-то брошенный в самом начале пути от сеней до свалки. Ему нашлось два применения. Во-первых, на нем медитировал Валерик, жмурясь на солнце, с дымящейся сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой. Во-вторых, этот ларь стал резервуаром для порожней стеклотары. В него собираются бутылки из-под водки, пива и крайне редко, в виде причуды, – из-под лимонада. Когда контейнер переполняется, тот из нас, в ком проснулось буйство, откладывает часть бутылок из ларя в пакет и уносит на змеиную кучу. Собственно, это я и решил теперь сделать. В стороне от основных куч мне вдруг бросилась в глаза… пустая полторашка из-под пива. Наша. Вне всяких сомнений. У нее этикетка была наполовину оборвана ровным треугольником. Только дело в том, что бутылки этой здесь быть не должно. Ей полагалось стоять первой в ряду у нас в сенях, там, где я ее поставил, когда проводил уборку в этот приезд. Но она здесь, лежит на траве!

Я поднял пластмассовый сосуд, свинтил пробку, понюхал. «Фу-у-у!» – в нос ударил запах вовсе не пива, а солярки!

Ай-ай-ай, ребята! Неаккуратно. Подобное надо прятать в подобном или просто прятать лучше! Камушек – среди камней на берегу, в крайнем случае за пазухой, иголку – в стоге сена, черную кошку – в темной комнате, а пивную бутылку – в куче, среди таких же. Там бы я ее точно не заметил. А то – в стороне, на виду! Я сунул находку в освобожденный пакет, еще раз проверил в сенях: точно, первой бутылки не хватало. Да я и так не сомневался, что это она, как только увидел этикетку.