Я уничтожил ее, будь я проклят за это...

Глава 16

Из темноты я возвращался медленно. Да и не очень-то и хотелось. Что меня тут ждет. Ее пустой взгляд и одиночество. Как же хочется уйти, но сначала надо ее отпустить. Несколько недель и все будет хорошо...

- Когда он проснется? - женский голос ворвался в темноту.

- Когда будет готов принять действительность. Это защита против стресса. Его душа не может пережить произошедшего и чувства вины, но он справится. Ведь только он может ей помочь. - знакомый мужской голос.

- Говорят ей совсем плохо, - тихий ответ.

- Да. Ничего не ест и только лежит, свернувшись в клубочек. Но он ее быстро на ноги поставит.

Джейни? Нет, так она не доживет. Надо вытаскивать ее из этого состояния, но как?

- А разве после всего, что он сделал, ей не станет хуже при виде его? - сомнение в голосе. Женщина будто мысли мои читает.

- Нет, дорогая моя, не станет. Я думаю даже наоборот. Именно ему подвластно вытащить ее из этого состояния. И пусть она не будет прежней, но будет жить. Это главное сейчас. - помолчал немного, а затем добавил - Увы, сердечные раны так быстро не затягиваются.

- Тут ты прав. Раны сердца никогда не затягиваются. Могут притупиться, покрыться кровавой корочкой, но затянутся, о нет, - язвительный ответ.

- Ты злишься? - удивление. А он чего ждал. Если я правильно понял, ребенка уже отдали. Джейни бы мне уже глаза выцарапала, а эта только выражает недовольство и он еще удивляется.

- Нет. Я злилась тогда, почти три года назад, когда на коленях молила отпустить меня ради ребенка, но ты этого не сделал!

- Я не мог! - виноватый голос.

- Конечно, не мог! Прикрылся легендой и счастлив! А мой сын...

Всхлип и тут же ругательство.

- Прости.

Звук удаляющихся шагов и тишина, прерываемая тяжелым дыханием.

- Просыпайся, малыш, ты нужен ей. Если она так еще с недельку поживет, боюсь ты ее не застанешь.

Слова бьют плетью. Джейни. Девочка моя. Пытаюсь открыть глаза, не получается. Звук шагов и на этот раз я понимаю, что один. Чего я хочу? Жить? Нет. Жизнь без нее мне не нужна, тогда чего? Чтобы жила она и была счастлива насколько это возможно? О да именно так. А это возможно, только если она будет есть и двигаться. А значит, пора просыпаться и действовать!

Снова пытаюсь открыть глаза, на этот раз получается. Медленно сажусь, затем встаю. Меня шатает, но это не важно. Надо идти к ней. На мне штаны и все. Уже хорошо. Можно не одеваться.

Придерживаясь за стену рукой, выхожу из комнаты, направляясь к выходу.

- И куда ты собрался, малыш? - голос Варда нарушает тишину.

- К ней, - делая очередной шаг, и даже не обернувшись, отвечаю я - Спасибо за приют.

- Сначала поешь.

- Нет.

- Сначала поешь, я сказал! - прикрикнул мужчина и я понял, что без этого меня не отпустят, а использовать магию не было сил. Да и монстр вел себя странно. Казалось, он забился в угол, поскуливая.

Пожал плечами и поплелся в сторону кухни.

- Помочь? - протянул ко мне руку.

- Сам дойду, - огрызнулся, не желая показывать слабость.

- Молодчина, - улыбнулся, чем удивил меня. Хотя какая разница. Меня волнует только она.

На кухне была его Мэвл. При виде меня она быстро накрыла стол:

- Ешь медленно. Ты несколько недель питался бульоном, который я тебе вливала в рот.

Посмотрел на нее. Пригляделся. Побледнела, осунулась, под красными от слез глазами залегли тени. Бедная. Ее дитя будто в аду, а помочь ему она не может.

- Спасибо, - искренне благодарю женщину. Ведь заботилась же даже сквозь свое горе.

- Не за что.

Ели мы в тишине. К моему удивлению Вард с Мэвл тоже решили поесть. Но звук скрежета ложек о посуду как-то успокаивал, давая надежду.

А потом. Я вдруг ощутил боль. Ее боль. И радость. Закрыв глаза, я сосредоточился на ней, впервые используя свою власть.

Ее глаза видели стены ванны. Заставил ее оглядеться и похолодел. Ее руки были в крови. И крови было очень много...

- Нет! - подскочил, отшвыривая от себя стул.

- Люк, в чем дело? - встревожено поднялся Вард.

- Она пытается покончить с собой! - кричу, выбегая из кухни вспоминая и используя заклятие скорости. Надо успеть. Господи, главное успеть. Умоляю, не дай ей умереть!

Как же хорошо. Никакого страха, боли и лишних эмоций. Пожалуй, ему надо сказать спасибо за то, что он сделал, ведь теперь я счастлива. Еще бы окружающие оставили меня в покое. Так хочется уснуть и погрузиться в темноту, а они не дают.

Ну вот, опять пришла... Вот не хочу разговаривать с ней, это лишняя трата энергии, да и просто лень, а она все приходит.

Говорит... говорит... говорит...

Надоело. Быстрее бы ушла!

УРА!

Как же хорошо в темноте. Ничего нет - только я и еще раз я. Вот чего я всегда хотела, чтобы меня оставили не трогали. Но жизнь бросала из одной неприятности в другую. Сначала тетка, потом бесконечный бег в никуда, а затем еще и рабство.

Я была рабыней. Его рабыней, но теперь я свободна и могу делать что захочу. Он ушел, оставив меня одну. Как же я этому рада...

И тут чужие чувства заполнили мозг. Тревога, вина, нежность и что-то еще.

Нет!

Не хочу! Мне нравится темнота! Уйди туда, где был! Оставь меня наконец!

Но он не уходит. А я и забыла уже как это быть его Мэвл. Как бы я не игнорировала это, но я всегда знала, что он чувствует. Иногда даже мысли читала. Вот последние его часы я буквально видела. Потом он исчез, и это мне нравилось. И вот снова вернулся.

Не желаю это проходить! Не хочу быть игрушкой. Ведь снова будет играть, делая, что хочет. Хочу тишины и свободы.

А ведь я знаю, что подарит мне эту тишину...

Открываю глаза, оглядываюсь. Спальня в доме Шона. Как это можно сделать?

Встаю, и ноги сами несут меня в ванну. Оглядываюсь и натыкаюсь взглядом на свою бритву. А дальше идея приходит сама. Хватаю бритву, вырывая из крепления острую основу, (призванную избавлять от ненужных волос) режа при этом пальцы до крови, но это неважно. Скоро я снова буду там. И будет хорошо. Он больше не будет мною играть. Не будет.

Чиркаю острым краем по руке. Больно до слез, но крови мало. Еще и еще. Рука слабеет. Нет, надо чтобы точно!

Непослушными пальцами беру бритвочку и режу вторую руку. Не сдерживаю вскрика.

Не важно, что больно, главное, что скоро все закончится. Быстрее бы.

Темнота накрывает, укутывая в свое покрывало, но и тут покоя нет.

- Нет! - меня трясут. - Не смей уходить!

Чужая энергия будто наполняет меня, и я чувствую, как прекращает вытекать кровь, а раны затягиваются.

- Нет! - отчаянный вскрик души.

- Ты не умрешь! Слышишь меня! - ну зачем он пришел. Оставь же меня в покое! - Я отпущу тебя через две недели и оставлю в покое. Еще четырнадцать дней, всего четырнадцать! Потерпи и сможешь делать все, что захочешь, только живи! Умоляю, живи!

Сил нет, но я заставляю себя открыть глаза. Он плачет. Я видела его плачущим только раз. Неужели я что-то большее, чем просто игрушка.

- Пожалуйста, - умоляет меня парень.

Хочется его обнять успокоить. Стоп, хочется? И тут плотина, скрывающая эмоции, лопнула. Меня захлестнуло всем и сразу.

Я разрыдалась, чувствуя, как меня прижимают к любимому и такому жестокому телу. Он предал меня, причинил боль.

- Ты не сдержал слова! - рыдая, всхлипывала я.

- Прости! - гладя волосы, отвечал мой Вард.

- Никогда, - отстраняюсь - Ты отпустишь меня и я уеду.

- Хорошо. Ты только живи, это все, что мне нужно.

Кивнула, уткнувшись в его грудь и тут же поняла, что, согласившись, лишила себя последней надежды на счастье. Отчего стало еще хуже.

Двенадцать дней спустя.

По ее просьбе я больше не приближался к Джейни. Мой зверь превратился в жалкого щенка, скулящего от отчаянья и тоски. Странно и страшно чувствовать этого монстра, когда Джейн рядом. Он весь сжимается, начинает вилять хвостиком (я и не знал, что у него он вообще есть) и смотрит на нее с мольбой и отчаяньем. Как же его эмоции пересекается с моими. Мы вместе не можем от нее оторвать взгляда. Это сроднило нас и это пугает еще сильнее. Но самое ужасное для нас, наблюдать за ней со стороны и понимать, что она больше никогда не будет рядом. Свою злость и отчаянье срываю на тех, кто смел просто попробовать к ней прицепиться. После третьего человека, попавшего в реанимацию, и поднятия вопроса о моем исключении и вообще ликвидации (дед замял, хотя я был бы рад, главное -сначала ее отпустить) ее больше не трогают, а жаль.