Зато Кирилл не мучился и не терзался сомнениями, как Катя. Ребенок просто радовался тому, что в его жизни появился "дядя Миша". Он не задумывался над тем, уйдет тот или не уйдет, забудет или не забудет - племянник жил и радовался жизни как никогда.

   Одно Катя понимала точно - так дальше продолжаться не может. Она и себя изведет, и Мишку доконает. У нее нет никаких прав от него ничего требовать. Он ни ей, ни Кириллу ничего не должен. Но что будет с ними, когда Миша успокоится и наиграется? Об этом она не могла не думать. Каждую минуту своей жизни.

***

   - Ты ничего не хочешь мне сказать?

   К моменту этого разговора они с Подольским жили вместе почти месяц. Он окончательно перебрался к ним, обустроился, и сейчас его бритвенные принадлежности занимали законное место в ванной, а черные новые тапки, которые Катя сама купила, стояли в коридоре под вешалкой.

   Миша зашел на кухню, прикрыл дверь, чтобы не разбудить мирно спящего малыша, и сел на стул. По всей позе, по напряжению и решимости во взгляде ей сразу стало понятно, что сегодня увильнуть не удастся, хотя потому что в этот раз мужчина отступать не намерен. И ей не предоставит такой возможности.

   - Ничего. Все хорошо, - она повернулась к нему спиной и засуетилась у плиты. - С чего ты взял?

   Она попыталась выйти с кухни, но Подольский ухватил ее за локоть и притянул назад, усаживая к себе на колени. Сил дергаться или протестовать не осталось. Девушка устало прислонилась спиной к его груди и обмякла. Миша ее держал, не давая пошевелиться или сдвинуться, но объятия были крепкими, надежными и нежными. И теплыми. Такими, что Кате не хотелось его отпускать. Никуда.

   - Я не экстрасенс, Катюш, - устало выдохнул Миша, носом утыкаясь ей в шею и опаляя горячим дыханием, - мысли я еще читать не научился. Давай начистоту.

   - Не бери в голову. Это мои...заморочки.

   - Ты...случайно не...Мы тогда не предохранялись. Появились...последствия?

   Вот что значит мужская логика. К чему он это - непонятно. Но спиной чувствовала, как он напрягся в ожидании ответа.

   - Случайно нет, - съязвила она в ответ.

   - Ты... - он сглотнул и взглядом заметался по тесной слабоосвещенной кухне. - Никаких...эээ...ну, последствий не будет? Точно?

   Забавно. Услышь она такой вопрос от кого-то другого, от того же Митьки, наверняка бы обиделась. Или почувствовала бы сожаление и стыд за свою...незавершенность. Или как Митькина мать однажды сказала - "неполноценность".

   - Не будет, расслабься.

   - Тогда что? Я не силен в этих заморочках, Катюш, - теплые широкие ладони легли ей на живот. - Я же вижу, что тебя что-то беспокоит, но понять до конца не могу. Из-за Кирилла? - наугад предположил Подольский и сразу же попал в цель, о чем понял по набежавшей тени на симпатичное лицо. - Ты из-за него так волнуешься?

   - Как я могу за него не волноваться? - она попробовала увильнуть в сторону. - Это мой ребенок, Миш, и я всегда буду за него переживать.

   - А я здесь причем?

   - Ты действительно не понимаешь?

   Он покачал головой.

   - Объясни.

   - Миш...

   - Что? Я же ничего такого не сделал. У тебя умный ребенок, он меня не боится...

   - Вот именно, - тихо буркнула Катя и дрожащей рукой потерла лоб. - Вот в этом вся проблема. Он тебя не боится, ни капли. Он к тебе...привязался. Не знаю как, почему, но Кирилл...У тебя дети есть? - даже ей собственный резкий, со злыми от бессилия нотками голос бил по барабанным перепонкам, заставляя едва ли не морщиться.

   Подольский снова забегал глазами по кухне, смотря куда угодно - на обои, плитку, холодильник или столешницу - но не на нее.

   - Ну нет. И что теперь?

   - А то. Он к тебе привязался. Он даже копирует за тобой все, как обезьянка. Кирилл не выдержит, если что-то пойдет не так.

   - Что пойдет не так?

   Да что угодно. Что будет, когда Подольский уйдет? Ладно Катя, она переживет, не маленькая уже. А Кирилл? И ведь не объяснишь Мишке так все с бухты-барахты. Не объяснишь всего того, что случилось с Кириллом, когда Надя так и не вернулась. И не позвонила.

   - Все, Миш, - признание получилось особенно проникновенным, едва ли не великой тайной. - Ты можешь понять, что он тебя уже...полюбил, наверное? И просто так не отпустит. Не поймет, почему Миша в один прекрасный день не появится. Для тебя это все игрушки, что-то новое, как ты сам сказал, а для него?

   Катя лучше многих знала, что забегает вперед, что безбожно торопится и вообще, ее признание в лоб сделает все только хуже. И Подольского она, конечно, понимала. В самом деле. Он не обязан ничего такого делать для нее или Кирилла, совсем нет, но если бы все так стремительно не развивалось, если бы Кирюша так бурно не реагировал, то она бы еще не скоро начала этот разговор, если вообще начала бы.

   Мишка сразу же выпрямился - и спина была неестественно прямой, такой, что становилось почти страшно.

   - Кто сказал, что я собрался уходить? Что для меня это игрушки? - он даже разозлился и потемнел лицом, сильнее сжав руки, но тут же сам заставил себя ослабить хватку. Катя глубоко вздохнула. - Зачем ты это придумываешь? У нас же все хорошо. Разве я неправ?

   - Ты прав, ты очень прав. Это-то и плохо.

   - Нет, погоди. Кто тебе сказал, что я играю чем-то? Или кем-то?

   - Ты сам сказал. Для тебя это все новое. Твои слова, а не мои! Только потом вот это все, - Катя нервным жестом обвела кухню, - новым для тебя быть перестанет. Давай сейчас поговорим, Миш, я очень тебя прошу. Пока не стало только хуже.

   Подольский почти спихнул ее со своих колен и рывком поднялся. Побелевшие кулаки сжаты, и без того хищные глаза как-то жутко сверкают, а его злость Катя и так каждой клеточкой тела чувствовала. А где спрятаться - не знала.

   - А зачем тебе со мной разговаривать? - язвительно искривил рот в ухмылке Миша. - Ты прекрасно все решила сама. И надумала, и решила. Давно решила, верно? Я тебе вообще зачем?

   - Пойми меня! И выслушай, пожалуйста, - она устало прикрыла глаза, которые почти болели. - Да, наверное, я не так сказала, но...Миш, тебе сорок лет.

   - И что?

   - Тебе семья нужна, понимаешь? Своя жена, свои дети, у тебя период такой.

   - Да что ты говоришь! - он всплеснул руками.

   - А мы просто...под руку попались, - она была уверена в своих суждениях. Столько времени размышлял, облекала мысли в слова - обидные, ранящие ее слова, но свято верила и надеялась, что так лучше будет. - Сам подумай. Тебе семья нужна. Своя, настоящая. Ты своих детей хочешь. И они у тебя будут, ты созрел для этого. А Кирилл чужой, и я тоже...

   Неожиданно Мишка налетел на нее, почти сбивая с ног, впечатал в стену, больно выбив весь воздух из легких, и навис, касаясь ее носа своим.

   - Не смей! - тихо, но от этого не менее пугающе рыкнул Подольский. - Никогда! Не смей! Решать за меня и говорить мне, что делать. И как себя вести. Тебе ясно?

   - Что ты делаешь?

   Он не стал ее слушать. Вдавил сильнее в стену, наваливаясь сверху, и продолжил:

   - Я хоть раз вас обидел чем-то? Задел?

   Катя часто заморгала.

   - Нет. Миш, отпусти, пожалуйста.

   - Позволь мне самому решать, как себя вести и с кем. И уж я точно разберусь сам, что мне в жизни нужно, а что нет. Ты думаешь, я дурак такой? Ничего не вижу и не понимаю? Почему, Катюш?

   Мягкий вопрос тихим голосом и угрожающая поза, не скрывающая всей силы и мощи, способных обрушиться на нее в одну секунду. Наверное, лучше было, если бы он накричал на нее, наорал, психанул, хлопнув дверью. А вот такое мнимое спокойствие, почти нежность, под которой скрывается неукротимая волна ярости, пугала до чертиков.

   - Почему ты так плохо обо мне думаешь, расскажи? - она полузадушено всхлипнула, почувствовав подступающие слезы, и зажмурилась, стараясь сдержать обжигающие соленые капельки. - Я повод такой дал? Считать меня последним уродом?