Дорога круто спускалась под уклон, и, извиваясь змеевидной лентой, вновь пошла лесом. В том месте, где дорога загибалась почти под прямым углом, два дерева стояли ближе остальных к дороге. Старая сосна с усохшими сучьями, которые торчали, как обрубленные топором перекладины лестницы, а высоко в небе, будто гнезда аиста, колыхалась только светло-зеленая верхушка её с шишками, глядевшими вверх. Рядом с ней стояла молодая подруга её, чей ствол на высоте пяти метров раздваивался, исходящие ветви, очертив причудливыми изгибами сердечко, взмывали вверх. Лохмотья порыжевшего железа – остатки траурных венков – обнимали дерево у основания. Останки скал в виде обломков лежали вдоль дороги. Среди них – огромный серый валун, напоминавший могильный камень, а витиеватые трещины на нем – эпитафию на непонятном языке.

Ледники и вода, расчленявшие горы и углублявшие ущелья, не пощадили и этот камень. Разрушительный процесс не останавливается никогда. И еще не окончен спор о границах между представителями растительного мира и россыпями каменных глыб.

Вырвавшись из теснин, оставив позади лес, медленно стряхивавший с себя предрассветный туман, дорога побежала по равнине. На фоне неба четко выкраивалась линия ближних отрогов. Голодный ястреб в небесной синеве полоскал в лучах восхода упругие крылья. Постройки, недавно казавшиеся игрушечными, расплывавшимися в неясной полумгле, потянулись вдоль дороги. Впереди показалось море – серовато-голубые просторы, пронизанные золотисто-розовыми лучами.

Проехав поселком, «Линкольн» покатил вдоль побережья. Справа – вспененная полоса прибоя и бесконечно-мятежное море за ним. Слева замелькали ограды, палисадники, дома. Машина остановилась напротив двухэтажного особняка в стиле альпийского шале с каменным цоколем.

Мужчина в спортивном костюме вышел из автомобиля и, пройдя мимо стойки с рекламным щитом, – «Таверна «Берег мечты», – пересек небольшой дворик и вошел в дом. Просторный зал был пуст. В этой части здания второго этажа не было, а потолком являлась двускатная крыша, обшитая изнутри массивом древесины.

Сторож узнал посетителя и попросил подождать хозяина здесь, в этом зале. Мужчина кивнул и сел в плетеное кресло с зелеными подушками.

Вскоре появился и хозяин таверны – плотный усатый мужчина пятидесяти лет. Он зашел с улицы и приветствовал гостя такими словами:

– А я вышел на зарядку. Смотрю: ты остановил бег своего черного крокодила возле ворот. Пришлось вернуться.

Они поздоровались за руку. Хозяин проследовал вглубь зала, и через несколько минут вернулся, держа в руках поднос с двумя дымящимися чашками кофе:

– Угощайся.

– Благодарствую, барин.

Устроившись поудобнее, хозяин спросил, как бы продолжая прерванный минуту назад разговор:

– Как ты попал на этот рейс? Совсем некуда было поехать?

– Мы бросали в карту дротики. Получилось, как в сказке: судьба поджидала там, куда легла стрела.

– Так взяли бы, да перебросили. Съездили бы за границу.

– Мы бросали три раза. Первые два выпали на Сургут и Атырау.

– Уж лучше в Атырау, чем на ужин к шайтану, – заметил хозяин, приглаживая свои пышные усы. – Представляю это пекло. Все каналы только об этом и жужжат.

Он покачал головой и прибавил:

– Не понимаю этих чудачеств. Вы знакомы уже… лет шесть?

– Семь.

– Семь лет! Пускай не все время вы были вместе, но все равно – это большой срок. Как можно после семи лет знакомства с женщиной играть с ней в какие-то дротики?!

Сделав осторожный глоток, он продолжил:

– Сказал бы: вот билеты, вот путевки! Полдня на сборы! И никаких гвоздей.

И, словно подводя черту, провел в воздухе горизонтальную линию. Тут с улицы вбежал восьмилетний мальчик, вслед за ним появилась женщина средних лет. Оба в спортивных костюмах, раскрасневшиеся от утренней пробежки. Они поздоровались с гостем, а хозяин попросил женщину – свою супругу – принести с кухни сладости.

Удостоив мужа выразительным взглядом, она ответила, не останавливаясь:

– Они в красном холодильнике. Который в рабочей кухне.

И упругой походкой проследовала за сыном.

Досадливо поморщившись, хозяин поднялся с места и направился на кухню. Вскоре он вернулся с подносом пирожных. Гость нацелился было на медовик, но, передумав, откинулся на спинку кресла.

– А я не откажусь, – сказал хозяин.

Надкусив французское пирожное, он спросил:

– Удостой мой слух ответом – что за непреоборимое желание куда-то ездить? Ты до сих пор в федеральном розыске, не так ли? Самое лучшее для тебя – сидеть у себя в горах, и даже не ходить в поселок за покупками. Ты понимаешь, как ты рисковал? И все из-за глупой женской прихоти!

– Это не просто прихоть, – спокойно возразил гость.

– Тогда что?

– Ты же все знаешь – от начала до конца. Всю мою историю. Может, и осталась одна-единственная тайна, но вряд ли, даже такие старинные друзья, как мы, станут раскрывать друг другу карты до конца…

С этими словами он поднял вверх указательный палец правой руки, а лицо его сделалось таинственно-серьезным.

– Что еще за тайна? – насторожился хозяин.

– Большая такая тайна, – непринужденно улыбнулся гость, наблюдая за реакцией собеседника. – Кто где прячет в доме сладкое.

Какое-то мгновение лицо хозяина оставалось удивленным, затем он громко расхохотался.

– Какой же ты артист! Сколько тебя знаю, ты все время обводишь меня вокруг этого своего пальца!

Насмеявшись, он вернулся к прежним расспросам:

– Допустим, я все знаю. Но картинка почему-то не складывается. Чего-то не хватает. Какой-то незначительной детали, без которой ничего не понять.

Гость задумался. Через широкие панорамные окна вгляделся в безграничную синюю даль, словно пытаясь там найти ответ. Люди и события потянулись длинной вереницей на зов его воображения. Что-то, помимо воли, с неизбежностью стихии влияло на его решения. И где-то был простой ответ – что это такое?

Эта головоломка – дать простое, но всеобъемлющее объяснение сразу многим вещам – вдруг всецело завладела им.

«Что, если попробовать объяснить явление указанием на его истоки? – размышлял он. – Ведь начало имеет определяющую моделирующую функцию – оно не только свидетельство существования, но и замена более поздней категории причинности. Тогда другой вопрос начинается: как все началось?»

Тёплая волна прилила к сердцу.

Он вспомнил картину, хранящуюся в кладовке. На ней в полный рост изображена девушка. Обнаженная, она бежит к морю по вспененной полосе прибоя. Она беззаботно улыбается, и во всей её легкомысленной непринужденности читается жизнелюбие и влюбленность в собственное стройное тело. Жизнерадостная и веселая, она торопится навстречу своему счастью. Небо кажется пустым и как будто туманным, но это не пустота и не туман, а какой-то тихий неестественный свет. Ограниченная живопись произвела необъятное – на полотне фигура, казалось бы, стесненная в малом пространстве, и, несмотря на это, всё необъятно, всё неограниченно! Написано не для глаз, всё обнимающих во мгновенье и на мгновенье, но для души, которая, чем более ищет, тем более находит.

«Какую власть имеют воспоминания! – подумал он. – Сколько лет прошло, а я все помню. Человек может объехать много мест, встречать необычайных людей, пережить множество разнообразных ощущений, достичь высот, упасть с них, перерасти самого себя, и вдруг вспомнить одно событие и почувствовать, что все пережитое – мираж в пустыне, не стоящий внимания».

Июнь 1996 года

Волгоград

Светло-бежевая «шестерка» Жигули выехала из города и, оставив вправо от себя милицейский пост, а влево – дорогу на аэропорт, двинулась по московской трассе. Утренняя прохлада врывалась в открытые окна. Там, где небо сливалось с землёй, поднималось кроваво-красное солнце. День обещал быть жарким.

Сидевший на переднем сиденье неряшливо одетый худощавый блондин спросил: