Стелла задрожала и отпрянула.

– Нет! Пожалуйста, не сейчас. Я сейчас не могу. Я должна отвести мальчиков домой.

– Я пойду с тобой. – Дайан со слезами на глазах протянула руку, коснулась волос Стеллы. – Хочешь, я пойду с тобой, останусь у тебя?

– Нет. Не сейчас. Мне нужны… мальчики.

– Я их приведу. Зайди в дом, Стелла.

Она отрицательно покачала головой.

– Хорошо. Они в гостиной. Я приведу их. Стелла, если я что-то, что угодно, могу для тебя сделать, ты только скажи, позвони. Мне жаль!.. Мне так жаль…

Стелла стояла в темноте, смотрела на освещенную прихожую и ждала.

Послышались возражения, жалобы, возня, шаги. И вот ее мальчики перед ней: Гэвин с отцовскими белокурыми волосами, Люк с отцовскими губами.

– Мы не хотим уходить! – возмущался Гэвин. – Мы играли. Почему мы не можем закончить?

– Не сейчас. Сейчас нам пора домой.

– Но я выигрывал! Это нечестно, и…

– Гэвин, мы должны уйти.

– Папочка дома?

Стелла посмотрела вниз – на Люка, на его счастливое личико – и чуть не сорвалась.

– Нет, – она наклонилась, подхватила его, прикоснулась губами к губам, так похожим на губы Кевина. – Идемте домой.

Она взяла Гэвина за руку и пошла назад, к своему пустому дому.

– Если бы папа был дома, он разрешил бы мне закончить! – По щекам Гэвина потекли злые слезы. – Я хочу папу.

– Я знаю. Я тоже хочу.

– А мы можем завести собаку? – вдруг спросил Люк и руками повернул ее голову к себе. – Можно, я спрошу папочку? Можно нам собачку, как у Джесси и Уайатта?

– Мы поговорим об этом позже.

– Я хочу папу! – Гэвин сорвался на крик.

«Он чувствует, – подумала Стелла. – Он чувствует что-то неправильное, что-то ужасно неправильное. Мне придется им сказать. Я должна сказать им сейчас».

– Присядем.

Она очень аккуратно, очень тщательно закрыла входную дверь, подошла к дивану и села, усадив Люка себе на колени. Свободной рукой она обняла за плечи Гэвина.

– Если бы у меня была собака, – очень серьезно сообщил ей Люк, – я бы о ней заботился. Когда приедет папочка?

– Он не приедет. Он не может.

– У него важные дела?

– Он…

«Господи, помоги мне! Господи, помоги мне!»

– Произошла катастрофа. Наш папа попал в катастрофу.

– Это как? Когда сталкиваются машины? – спросил Люк, а Гэвин ничего не сказал, совсем ничего, только прожигал взглядом ее лицо.

– Случилась очень страшная катастрофа. Папочке пришлось уйти на небо.

– Но потом он вернется домой.

– Он не может. Он больше не может вернуться домой. Ему теперь придется остаться на небе.

– Я не хочу, чтобы он там остался! – Гэвин попытался вывернуться, но Стелла держала его крепко. – Пусть он вернется домой сейчас.

– Милый, я тоже хочу, чтобы он вернулся. Но он не может вернуться к нам, как бы сильно мы этого ни хотели.

Губы Люка задрожали.

– Он на нас сердится?

– Нет, нет! Что ты, малыш. Нет, – Стелла прижалась лицом к его волосам. Ее снова затошнило, а то, что осталось от сердца, запульсировало, как глубокая рана. – Он на нас не сердится. Он любит нас. Он всегда будет нас любить.

– Он умер, – ярость зазвенела в голосе Гэвина, вспыхнула в глазах, и вдруг его лицо сморщилось. Он стал просто маленьким мальчиком, рыдающим в маминых объятиях.

Стелла обнимала плачущих сыновей, пока они не заснули, затем отнесла их в свою кровать, чтобы ни мальчики, ни она не проснулись в одиночестве. Как сотни раз прежде, она сняла с них кроссовки, подоткнула одеяло.

Не выключая свет, она обошла – ей казалось, будто она плывет в загустевшем воздухе – дом, запирая двери, проверяя окна. Убедившись в полной безопасности, она закрылась в ванной комнате и наполнила ванну такой горячей водой, что пар заполнил все помещение. И только погрузившись по подбородок в обжигающую воду, Стелла дала волю слезам. Она дрожала и рыдала, рыдала, рыдала…

Стелла держалась. Друзья предлагали ей успокоительные таблетки, но она не хотела ходить, оглушенная антидепрессантами. Ей нужно было заботиться о своих детях, и она желала сохранить ясную голову.

Церемония была простая. Стелла знала – Кевин хотел бы, чтобы все было просто. Она сама выбрала все необходимое для поминальной службы: музыку, цветы, фотографию. И серебряную урну для праха. Она решила развеять прах Кевина над озером. Чудесным летним днем он на этом озере во взятой напрокат лодке сделал ей предложение.

На похоронах она была в черном – вдова в тридцать один год с двумя маленькими сыновьями, ипотечным кредитом и разбитым сердцем. Стелла не удивилась бы, если острые осколки сердца резали ее душу до конца жизни.

Она ни на минуту не отпускала от себя детей. Стелла записала и себя, и мальчиков к психотерапевту, консультирующему родственников жертв катастроф.

Детали… С деталями она могла справиться. Пока она была занята, пока могла делать что-то определенное, она справлялась. Она могла быть сильной.

Приходили друзья. В их глазах стояли слезы. Друзья выражали ей сочувствие, приносили еду в тарелках, накрытых фольгой. Она была им благодарна, но не за сочувствие, а за то, что они ее отвлекали. Никакое сочувствие ей помочь не могло.

Из Мемфиса прилетел ее отец с женой – они и стали опорой Стеллы. Джолин, жена отца, ухаживала за ней, утешала и развлекала детей, а ее собственная мать возмущалась тем, что должна находиться в одном доме с этой женщиной.

Когда закончилась поминальная служба, когда друзья разошлись, а отец и Джолин уехали в аэропорт, Стелла с трудом поднялась в спальню и стянула с себя черное платье. И сунула его в пакет, чтобы потом отослать в приют для бедных. Она больше никогда не хотела видеть это платье.

Мать осталась. Стелла сама попросила ее побыть в доме несколько дней. К кому же еще обратиться после такой трагедии, если не к родной матери? Их отношения всегда были сложными, но что такое эти трения и конфликты по сравнению со смертью Кевина…

Когда Стелла вернулась на кухню, мать варила кофе.

«Господи, как хорошо, что не придется возиться самой!» – подумала Стелла и с благодарностью поцеловала мать в щеку.

– Спасибо, мама. Меня уже тошнит от чая.

– Не успевала я повернуться, как эта женщина снова заваривала чертов чай.

– Джолин старалась помочь. Тогда я и думать не могла о кофе.

Карла – худощавая женщина с коротко стриженными белокурыми волосами, сражающаяся с неумолимым временем с помощью регулярных визитов к пластическому хирургу, – обернулась. Манипуляции, призванные разгладить морщины, подтяжки и уколы… стерли несколько лет, но черты лица стали резче, черствее. Она смогла бы сойти за сорокалетнюю, однако счастливой не выглядела.

– Ты всегда ее защищаешь.

– Я не защищаю Джолин, мама.

Стелла устало опустилась на стул. Ей больше нечего было делать, не о чем думать. Как она сможет пережить эту ночь?

– Не понимаю, почему я должна была ее терпеть!

– Мне жаль, что ты чувствовала себя некомфортно, но Джолин очень помогла. Они с папой женаты… сколько?… лет двадцать пять. Тебе пора бы привыкнуть.

– Терпеть не могу, когда она мельтешит передо мной, ненавижу ее визгливый голос. Голодранка и шлюха!

Стелла хотела было возразить, но прикусила язык. Джолин никогда не была ни голодранкой, ни шлюхой, однако какой смысл говорить об этом матери? Или напоминать, что мать сама потребовала развода и разрушила семью. Также бессмысленно напоминать, что после того развода Карла еще дважды выходила замуж.

– Она уже уехала, мама.

– Могла бы вообще не приезжать!

Стелла глубоко вздохнула. Сил на споры у нее не было. Ее внутренности как будто сжимал огромный кулак, ненадолго отпускал и опять сжимал.

– Дети спят. Они так устали… Завтра… ну, завтра и подумаем, что делать. Наверное, теперь так и будет. Потихоньку. Шаг за шагом. – Стелла закрыла глаза. – Мне все кажется, что это ужасный сон, я вот-вот проснусь, и Кевин будет рядом. Я не… Я не могу представить свою жизнь без него… Я даже думать об этом не могу… – Слезы снова подступили к ее глазам. – Мама, я не знаю, что теперь делать.