Все эти рассказы Риохаса не произвели большого впечатления на Джека Лоуна, недавно возглавившего отделение ФБР в Сан-Антонио. Ну и что, говорил он, что какие-то игроки и уголовники использовали номер в мотеле на побережье Мексиканского залива для игры по-крупному? Это еще не значило, что они причастны к убийству Вуда. Такие типы постоянно используют в этих целях курортные гостиницы и мотели, подобные "Си-ган", и Риохас должен был это знать. Он явно хотел выбраться из тюрьмы во что бы то ни стало. Именно поэтому, когда в день убийства Вуда к нему в камеру "случайно" заглянул защитник по назначению и сообщил ему эту новость, Риохас сразу же клюнул на приманку. За полтора года, прошедшие с тех пор, как Риохас впервые заговорил, он не только серьезно затруднил ход расследования убийства Вуда, но и подорвал репутацию целого ряда ни в чем не повинных и уважаемых людей. Один из рассказов Риохаса привел к отставке высокопоставленного чиновника в полицейском управлении Сан-Антонио, а другой послужил основанием для отсрочки вступления в должность одного федерального судьи. Но Джека Лоуна в тот момент больше всего интересовал другой человек, подозревавшийся в убийстве судьи. Этим человеком был Чарлз Харрелсон, которого только что арестовали после его безумств близ Вэн-Хорна и которому предстояло теперь держать в суде ответ по такому количеству обвинений, что многолетнее тюремное заключение было ему обеспечено.

Вскоре после ареста Чарлза Харрелсона в Вэн-Хорне один из его хьюстонских адвокатов предложил Джеми Бойду сделку: его клиент признает себя виновным в убийстве Вуда, но за это судебные власти должны будут выполнить некоторые условия. Во-первых, Харрелсон хотел получить гарантии, что предстанет не перед судом штата, а перед федеральным судом, поскольку законодательство штата предусматривало смертный приговор за убийство. Во-вторых, он не будет давать показаний против других и всю вину от начала и до конца примет на себя. В-третьих, он хотел, чтобы власти не приговаривали его к пожизненному заключению и чтобы наказание он отбывал в Ливенуортской тюрьме. Перси Формен заметил как-то, что самым счастливым для Харрелсона временем были годы, проведенные в Ливенуортской тюрьме. "Видимо, там он пользовался большим уважением, чем где бы то ни было, — сказал Формен. — Этот наемный убийца, наверное, испускает какие-то лучи, воздействующие на окружающих. Я уверен, что он действительно счастлив там, где чувствует свою принадлежность к высшей касте".

Если бы даже министерство юстиции и согласилось пойти на сделку с человеком, убившим федерального судью, Джеми Бойд все равно помешал бы этому, так как считал, что понял, что скрывается за этим компромиссным предложением. Во-первых, адвокат из Хьюстона, предложивший сделку от имени Харрелсона, хотел тем самым добиться кое-чего и для себя лично. В частности, он хотел, чтобы с него сняли судимость за незаконное хранение оружия, которая мешала ему заниматься адвокатской практикой в федеральном суде. Во-вторых, легко просматривалось, к чему стремился в данном случае сам Харрелсон. Если он предстанет перед окружными судами в Хьюстоне и Вэн-Хорне, то его могут приговорить к пожизненному заключению в окружной тюрьме. А этого как раз Харрелсон и пытался избежать всю свою жизнь, поскольку условия там были тяжелые и с заключенными обращались очень жестоко. К тому же Джеми Бойл вовсе не был уверен, что Харрелсон имеет прямое отношение к убийству Вуда, хотя и мог знать, кто это сделал. Прокурор все еще шел по окольному пути, указанному Робертом Риохасом.

Когда Харрелсон узнал, что его предложение отвергнуто, он дал знать федеральному прокурору, что ему известно нечто такое, что может быть известно лишь одному убийце, а именно: одна из шин фургона Вуда была проколота непосредственно перед убийством. В газетах было сказано, что одно колесо у фургона судьи было спущено. Но о том, что шина была кем-то проколота, было известно лишь следствию и, как он утверждал, убийце.

Джек Лоун не был уверен, что шину действительно проколол убийца. Это противоречило здравому смыслу. Если убийца уже давно выслеживал Вуда, то ему, конечно, было хорошо известно, что судья всегда ездил на службу не в фургоне, а на "шевроле". Именно на этой машине был служебный судейский "стикер" — наклейка, дававшая ему право парковать машину в любом месте. Никто, кроме самого Вуда и его жены, не знал, что именно в то утро они решили, что она отгонит фургон на ремонт, и что Вуд собирался поехать за ней следом, чтобы затем посадить в "шевроле" и отвезти в центр.

Ознакомившись со всеми материалами по делу Чарлза Харрелсона, Джек Лоун пришел к выводу, что именно он и был убийцей. Не убийцей-фанатиком и не убийцей-психом, получавшим удовольствие от самого процесса, а убийцей, готовым сделать все, абсолютно все за деньги. И даже за скромные. Возможно, всего за одну-две тысячи, т. е. за сумму, которую тот брал еще десять лет назад.

К осени 1980 года Джек Лоун уже знал, что какая-то беременная женщина передала целую сумку денег молодой девушке из Техаса — возможно, одной из любовниц Харрелсона, возможно, даже его падчерице Терезе Старр Джеспар. ФБР не было известно, где именно были переданы деньги (одни называли Корпус-Кристи, другие — Браунсвилл), но полиция знала, что в сумке было примерно 250 000 долларов — сумма пустяковая по стандартам Джимми Чагры, но более чем достаточная по стандартам Чарлза Харрелсона.

В отличие от Джо Пэтти Чагра хорошо понимала, что они попали в отчаянное положение. Джо практически не разговаривал ни с ней, ни с другими, а если даже, одурманенный кокаином, и начинал что-то говорить, то скрипел, как заезженная пластинка. Последние недели он ночи напролет нюхал кокаин, а днем отсыпался. В те редкие минуты, когда его помутневшее сознание немного прояснялось, он все равно был озабоченным, растерянным и беспомощным. Адвокатскую работу он забросил почти целиком, если не считать дел Харрелсона и Джимми. Пэтти грозилась уйти. "Женщина, живущая с наркоманом, чувствует себя еще более одинокой, чем та, что живет без мужа", — говорила она. Но еще страшнее было другое — легкие деньги, пришедшие в семью в результате контрабандистских операций Джимми. Еще до убийства Ли Джо любил по ночам подсчитывать выручку и нюхать кокаин. На глазах у Пэтти эти деньги перевернули жизнь всей семьи. Драгоценности, дорогие автомобили, чванство и претенциозность — это все их результат. Все они когда-то были простыми, скромными людьми, строго соблюдали установившиеся правила и были верны традициям предков. Теперь же они вели себя, как какие-нибудь зарвавшиеся ливанские торгаши.

Пэтти стала понимать, что деньги были более опасным наркотиком, чем кокаин. Многие из дорогих "игрушек", приобретенных Джимми до того, как его посадили в тюрьму, перешли теперь к Джо, и тот уже не мог без них жить. На деньги Джимми он купил себе новейшую модель "мерседеса", якобы в счет будущего адвокатского "гонорара". Но не машина была ему нужна. Больше всего Джо нужен был символ, что-нибудь такое, что сразу же говорило бы всем, что он тоже один из братьев Чагра и что он тоже может держать марку. У Пэтти была более скромная модель "мерседеса", но и она была куплена на деньги Джимми. Помимо дома в Эль-Пасо и этих двух автомобилей, в их личной собственности была еще, пожалуй, лишь псарня в Аппер-Вэлли. В свое время для внесения первого взноса Пэтти одолжила деньги у матери и теперь с особой гордостью ухаживала за животными и дрессировала их. Она называла свою псарню "курортом для четвероногих друзей", и та действительно была лучшей в Эль-Пасо. В последнее время Джимми говорил, что надо где-то доставать деньги и что придется, видимо, продать теперь все подарки, которыми он в свое время осыпал родственников. Видимо, даже сидя в тюрьме, он кому-то крупно проигрался. Но псарню Пэтти ему не отдаст ни за что.