В Ли стреляли один раз из пистолета малого калибра — возможно 22-го. Пуля, скорее всего, была полой, подпиленной с конца. Это обычно делается для того, чтобы при входе в тело она дробилась на мелкие части и разрывала внутренние органы. Судя по тому, под каким углом пуля вошла в тело, Ли, видно, поднял руки вверх. Около тела были найдены зажигалка и окровавленная сигарета. Ли вряд ли сопротивлялся бы грабителям. Убийца, видимо, просто неправильно истолковал какой-то его жест или движение. Возможно, Ли чуть повернулся, чтобы закурить сигарету, а убийца подумал, что тот хотел выхватить оружие. Пистолет 38-го калибра, который Ли хранил в левом верхнем ящике письменного стола, исчез, как и пистолет 22-го калибра, который он носил теперь с собой в визитке. Просто так Ли пистолет не носил бы. С другой стороны, если бы он действительно подозревал что-то неладное, то вряд ли открыл бы входную дверь. Вполне возможно, убийца был чем-то напуган в процессе ограбления и в панике выстрелил. Он сделал лишь один выстрел. И такой удачный. Или очень неудачный.

Можно было предположить и другое: убийца все давно продумал и пришел с единственной целью — убить Ли. Постепенно все склонялись к тому, что убийцу, кем бы он ни был, подослал кто-то другой — человек, знавший, что деньги находятся в конторе, и пользовавшийся доверием Ли. Либо этот человек сам хотел, чтобы Ли убили, либо судьба Ли была ему совершенно безразлична. Но кто этот человек? И почему он так поступил? Пэтси сказала: "Но почему Ли? Ведь он всем помогал. Он бы и так отдал деньги. Кому нужно было убивать именно его? Был бы это Джимми — куда ни шло. Но Ли… Почему он?" Возможно, это было связано с карточным или другим долгом. Но Ли годами жил с такими долгами. Все знали, что в этом отношении к нему трудно было придраться. К тому же игроков моральные принципы не интересуют. Их интересуют лишь деньги, а долги Ли отдавал всегда. Никто не был настолько глуп, чтобы предположить, что убийцей был ревнивый муж. Простой здравый смысл отвергал это. Ведь, если это было сделано из-за ревности, тут же возникал вопрос: почему нужно было делать это сейчас, а не раньше?

Средства массовой информации (а значит, и значительная часть публики) считали само собой разумеющимся, что убийство было связано с наркотиками и, по всей видимости, с мафией.

За день до похорон Ли Джимми и Джо Чагра случайно узнали о факте, который, казалось, наводил на верный след преступника. Они выяснили, что незадолго до убийства Ли его разыскивал какой-то сборщик долгов, которого все звали Индейцем. Джимми и Джо поручили братьям Джонни и Джимми Миллиорн — двум головорезам, отличавшимся чрезвычайной жестокостью, — во что бы то ни стало разыскать Индейца, и те вскоре нашли его. При нем был пистолет 22-го калибра, а на кожаном пиджаке остались следы крови. Братья Миллиорн доставили Индейца братьям Чагра, и те отвели его в гараж для допроса. Индеец клялся, что не имеет никакого отношения к убийству Ли, и предложил помочь отыскать настоящего убийцу. Что же касается крови на пиджаке, так это следы драки, которая произошла еще несколько недель назад. Ну а пистолетов 22-го калибра в Эль-Пасо десятки тысяч. Братья Чагра готовы были поверить ему, но все же решили передать на экспертизу в ФБР и пистолет, и пиджак с пятнами крови. Вскоре выяснилось, что обе улики не имеют отношения к убийству. Братья Чагра позже узнали, что федеральный прокурор Джеми Бойд хотел было предъявить им обвинение в похищении человека, но затем передумал, узнав, что Индеец наотрез отказался давать показания в суде.

В похоронах Ли Чагры как в капле воды отражались все те крайности, которые он так любил. Собор св. Патрика был переполнен. А напротив стояла машина ФБР, из которой агенты фотографировали всех, кто пришел проститься с покойным.

Похоронную процессию возглавил сенатор штата Тейти Сэнтистбен, знавший Ли Чагру большую часть своей жизни. Окружной прокурор, несколько окружных судей и бывший мэр стояли в одной компании с Моряком Робертсом, Амарильо Слимом и по меньшей мере дюжиной других матерых контрабандистов наркотиками. Джо-Энни с огромным самообладанием расхаживала среди всей этой разношерстной публики. Те, кто стоял ближе к гробу, даже чуть наклонились, пытаясь расслышать последние слова, которые Джо-Энни прошептала на ухо покойному мужу, но никто так ничего и не услышал.

Затем к гробу подошли четыре дочери Ли: Тереза-Линн, Тина-Мария, Лесли-Энн и Джо-Анна — и сын Ли Айюб-младший и хором пропели: "Я все отдам — только вернись". Тина сжимала в руках черную ковбойскую шляпу отца, а маленький Ли держал трость с золотым набалдашником — символ статуса отца. Члены семей Айюб, Абуд и Саломе с мрачными и сосредоточенными лицами оплакивали Ли — представителя семей Чагры и Абрахамов. Траурное шествие продолжалось двадцать минут.

В квартале от собора, на Норт-Миза-стрит, там, где кончалась деловая часть города, стоял опустевший новый офис Ли Чагры. Теперь он был закрыт навсегда. На фасаде висела огромная черная лента, на которой кривыми буквами было начертано: "Свобода". Семья Чагры назначила вознаграждение в 25 000 долларов за поимку убийцы и объявила, что черная чета будет снята со здания лишь тогда, когда будет арестован убийца и когда завершится суд над ним. Через год лента на фасаде все еще висела.

Когда близкие Ли возвращались с кладбища домой, Джимми догнал Вивиан и взял ее под руку.

— Я отвезу тебя, — сказал он тихо. — Хочу немного поговорить.

Джимми был так похож теперь на Ли, что Вивиан даже вздрогнула от испуга. Он отпустил такие же усы, а волосы, уже слегка тронутые сединой, были столь же пышными и чуть взлохмаченными — точь-в-точь как у Ли. Но больше всего ее поразила одежда Джимми: он появился на похоронах точно в таком же облачении, в каком ходил Ли, — в костюме "черного громилы". Смысл этого шага был ясен каждому: Джимми давал понять, что теперь он заменил старшего брата.

Они ехали молча, направляясь по шоссе на запад в сторону Месилла-Вэлли. С помощью Ли и Джимми Вивиан купила там себе старый фермерский дом у реки и теперь перестраивала его. Она молча смотрела на мелькавшие за окном гранитные скалы гор Орган и ждала, что скажет Джимми.

— Ты спала с Ли? — неожиданно спросил он.

— Что?

— В то утро, когда его убили. Мне сказали, ты заезжала к нему. Я слышал, вы были одни у него в спальне. А двери закрыли.

Прежде чем ответить, Вивиан успела подумать о многом. Все те годы, пока она жила в семье Чагры, она не переставала удивляться той странной любви, которая связывала братьев. Каждый готов был отдать другому все, что у него было, если только не думал, что ему это действительно нужно. Джимми мог бы умереть за Ли. Возможно, и Ли мог бы умереть за Джимми. И все же именно сейчас Джимми мучил лишь один вопрос — вопрос болезненно самовлюбленного человека: забиралась ли она в постель к Ли в то последнее утро? Страшно подумать; одно лживое слово могло привести в движение силы, которые побуждали бьг этого человека мстить всю свою жизнь. Слева от дороги в живописной долине показалась Ла-Туна — федеральная тюрьма, в которой уже побывали и Джек Стриклин, и многие другие друзья семьи Чагры. Высокие сторожевые вышки и стены с аркадами делали ее похожей на монастырь. Джимми должен был бы думать сейчас о тюрьме: ведь положение у него было и так тяжелым, а после смерти Ли оно могло оказаться и безнадежным. Но Джимми вновь выжидательно посмотрел на Вивиан. В глазах у него стояла мольба: он должен это знать.

— Нет, — проговорила она. — Я не спала с ним. Мы лишь поговорили немного, и он дал мне денег.

Джимми перестал судорожно сжимать руль, сразу же как-то обмяк и уселся поудобней. После паузы он сказал:

— Какой же он все-таки идиот! Я же говорил ему… Я же предупреждал, что это может случиться. Так оно и получилось. То, что должно было случиться, случилось. Если бы он только послушал меня…