На окаменевшем лице Марии Александровны отчетливо читалось: «Попробовал бы ты!» и, кажется, «Заткнись!». Вмешательство Кобзарева ей явно не нравилось.
— …однако нужна ли такая спешка? В данный момент кораблю ничто не угрожает, жизнеобеспечение в норме. Те из раненых, кому можно помочь, получают все необходимое лечение. Те, кому помочь нельзя, находятся в полной безопасности в гибернаторах. Если же предложенный вами план будет реализован, крейсеру опять понадобится новый командир. Кадровая свистопляска, тем более в наших обстоятельствах…
— Мы ограничены во времени, Арсений Павлович, — медленно, нехотя проговорила графиня Корсакова. — Есть веские основания полагать, что промедление может оказаться фатальным. Не хотелось бы всуе произносить слово «война», но горячих голов хватает как в Новограде, так и в Бэйцзине. И чем дольше его императорское высочество будет отсутствовать, тем выше вероятность того, что победят именно они. Мы не можем тратить время на дальнейшие поиски решения. «Москве» следует стартовать как можно быстрее.
— Но ведь, помимо вас, есть еще и мы! — не унимался кап-три.
— Устойчивый долговременный сигнал дает только имплант, возраст вживления которого не менее десяти лет. Таких на борту два: мой и господина О'Нила. Экипаж, которым я в данный момент имею честь командовать, вполне может обойтись без дополнительного руководства, но корабль не обойдется без дополнительного техника. Так что — я, больше некому.
Объяснение было понято и принято, но капитан ясно видел, что оно нисколько не удовлетворило ни Кобзарева, ни остальных.
Хлопнув себя по лбу, как будто вспомнил вдруг что-то очень важное, Даниил коротко извинился перед великим князем. Потом быстро прошагал к выходу из кают-компании, таким тоном бросив на ходу: «Капитан-лейтенант, на минуточку!», что тому и в голову не пришло ослушаться. А уже снаружи, стоило двери закрыться за их спинами, он схватил Бедретдинова за грудки, притиснул к стене, и тихо, но внушительно процедил:
— А теперь — выкладывай.
— Что выкладывать? — попытался тот высвободиться, но отставной десантник держал крепко.
— Не зли меня, каплей. Я должен знать, по какому поводу шухер. Работа такая. Ну и? Вы все переполошились. Почему? Маяк не сработает?
— Сработает, — парень уже начал приходить в себя и смотрел на Даниила почти дерзко. Только на самом дне прозрачно-зеленых глаз плавало что-то, показавшееся Терехову благоговейным ужасом. — Маяк сработает, и мы улетим, и долетим до места. А каперанг Корсакова умрет. Все просто.
— Умрет — почему? Давай не молчи! — Дан сознательно заторапливал молодого офицера, не предоставляя тому времени на обдумывание ответа.
— Ретранслятор запустит нейронные цепи мозга в полную силу, куда там боевому коктейлю! И процесс нельзя остановить, понимаете? Правда, проработает маяк достаточно долго, тариссит придержит распад. Но только придержит, не остановит и тем более не отменит. Через пару часов — овощ, через сутки — труп, — теперь Бедретдинов говорил быстро, почти захлебываясь словами, словно боялся, что ему не дадут закончить. — Бельтайнцы — психи, но и они ограничились экспериментами, потому что ни один подопытный не выжил, ясно вам?! Стопроцентная смертность даже для них дороговато… мы же знали о таком варианте, все знали, этому теперь учат и у нас тоже… но не знаю, как кому, а мне и в голову не пришло, что мы можем предложить Марии Александровне… командиру корабля!.. Это же убийство, понимаешь, мужик, убийство, все равно что пулю в лоб всадить!.. а она сама вызвалась… и ретранслятор уже готов…
У Константина создавалось впечатление, что ему морочат голову. В чем подвох, он, полковник-бронепех, сообразить не мог просто по недостатку специального образования, но в самом наличии подвоха не сомневался. Так что пока Рори О'Нил расписывал технические и медицинские подробности предстоящей процедуры, а Мария поясняла необходимость использования именно ее головы в качестве основы для «живого маяка», он внимательно наблюдал за собравшимися.
Доклад О'Нила поверг навигаторов в шок — это он видел предельно ясно. С чего бы? Ретранслятор подключается к источнику сигнала, носитель маяка пребывает в эвакоботе, через маску подается кислород, через вены — питательные вещества… все достаточно логично. Вот только… если этот вариант так хорош, как расписывают эти двое, почему его не реализовали сразу после того, как подпространственный привод был доведен до ума? И почему Мария время от времени обводит кают-компанию явно предостерегающим взглядом? Нечисто дело, ох, нечисто! Где же зарыта собака? А ведь зарыта же, зарыта, чтоб ей пусто было, суке проклятущей!
И объяснять ему что-либо сверх сказанного, похоже, никто не собирается, он пассажир, служивший в войсках планетарного базирования. Для флотских — почти гражданский, тут титулом не покозыряешь. Будь ты хоть сто раз наследник престола, но пока-то еще не Верховный главнокомандующий, и против старшего по званию, тем более командира корабля, эти ребята не пойдут. Она же свою позицию обозначила исключительно четко.
Ну да ничего, Терехов тоже бдит, вон как помчался. И объект для блиц-допроса выбрал очень правильно, капитан-лейтенант по молодости лет звено слабоватое, авось, проговорится.
Сообщение… ага… что-о? Однако…
— Итак, господа. Положительные стороны предложенного решения мне ясны. Что же касается отрицательных — странно, что я узнаю о них не от вас. Нет! — он резко выставил вперед ладонь, обрывая возможные возражения. — С вашего позволения, я хотел бы переговорить с командиром корабля. Наедине. Благодарю.
Минуту спустя они остались в кают-компании вдвоем. О'Нил помедлил было в дверях, но тоже вышел. Дверь закрылась.
Графиня Корсакова стояла, скрестив руки на груди, с самым независимым видом. Только настороженный взгляд сузившихся глаз и сжатые в тонкую прямую линию губы выдавали беспокойство. Беспокойство — и готовность к драке.
— Значит, мозги в желе, — мягко произнес Константин. — Этак через пару часиков. И ангельские трубы спустя сутки. Ну-ну. Что ж ты такое удумала-то, душа моя? И почему напрямик не сказала, что к чему?
— Я, знаешь ли, тоже не в восторге, — желчно усмехнулась Мария. — А не сказала потому, что хотела избежать этого разговора. Слабость с моей стороны, признаю. Но мне, знаешь ли, и без того стресса хватает.
Она устало повела плечами. Видно было, что ей действительно не хочется говорить на заданную тему, но приходится, и это ее не то чтобы злит… скорее, раздражает.
— Тут ведь такая штука, Костя: какое решение ни прими — оно неправильное. И приходится выбирать то, которое будет наименее неправильным из всех. Время-то уходит. Признаться, я надеялась, что мы там же, где побывал мой пращур, и сумеем найти его маяк… но либо мы в другом месте, либо маяк разрушен. Либо — просто затерялся. А искать некогда. Ты оцениваешь ситуацию так же, как я, и понимаешь, что если не вернешься в самое ближайшее время, последствия…
— Последствия, да… — перебил он ее. — Ищи другой способ, Маруся. Если я вернусь такой ценой, последствия тоже будут не фонтан. Зарецкий (читай — СБ) мне не простит, это и к бабке не ходи. Да и флот тоже. И жить и править я буду трусом, спрятавшимся за женскую юбку и бросившим ее хозяйку умирать.
— Зарецкий в первую голову офицер, и только потом мой дядя. Он поймет. И флотские поймут. Я ведь тоже офицер. Как и ты, кстати. Костя, ты не принадлежишь себе, твоя первейшая и главная задача — вернуться, при чем тут трусость? Как тебе такое вообще в голову пришло?! Твой долг, как офицера, — вернуться, а мой долг, как офицера же, обеспечить твое возвращение. И где ты, кстати, видишь юбку?!
— Маруся… — начал Константин, но она не дала ему договорить:
— Мы оба знаем, что в существующих условиях другого выхода нет. И все, кого ты выставил из кают-компании, знают это не хуже. Согласись, объяснила я достаточно популярно.
Великий князь понимал, что она права. И наследник престола понимал. И полковник бронепехоты понимал тоже. Только мужчина еще сопротивлялся принятому решению, сопротивлялся отчаянно, безнадежно. И уже зная, что проиграл, все-таки спросил:
