Молодой офицер замешкался, оглянулся на Кобзарева, даже приоткрыл рот с явным намерением поспорить. Неповиновение следовало пресечь в зародыше, поэтому Мэри сделала шаг вперед и слегка нависла над ложементом, загораживая спиной третьего помощника и лишая своего оппонента моральной поддержки.

— Каплей, ***, бегом подорвался, ***, ты мне тут еще, ***, *** будешь!!!

Мгновенный переход от безукоризненно вежливого тона к матерному ору сделал свое дело: капитан-лейтенанта как ветром сдуло, и Мэри рухнула в так кстати освободившийся ложемент — стоять уже не было никаких сил. Черт, неудобно-то как! Это тебе не «Джокер» и, тем более, не «Дестини», там все под тебя подгонялось, а это… спина моя, спина!.. ладно, переживем. Фиксаторы защелкнулись автоматически, фуражка отлетела в сторону, и ее место занял сдернутый с головы капитан-лейтенанта связной обруч. Пальцы левой руки легли на сенсоры выдвинувшейся к подлокотнику панели, правая вцепилась в РУПП.[13]

Краем глаза она отслеживала действия остальных офицеров. Расселись, пристегнулись намертво — красная схема это вам не зеленая. И даже не желтая.

— Рори, на тебе помимо привода движки, соберись, я возьму тебя на сцепку.

— Коман…

— Молчать. Готовность?

Заполонившие дисплей сообщения завершились кратким резюме: «Есть готовность!», смирившийся с неприятной необходимостью Рори покорно принял поводок, и теперь оставалось только ждать.

Корабль был болен, и болен серьезно. Его лихорадило, все бронированное тело ныло, как ноют к перемене погоды некачественно залеченные переломы. Отсутствующие отсеки правого борта время от времени взрывались вспышками фантомных болей. А еще кораблю было страшно. Это она ощущала даже лежа в лазарете. Теперь же, когда все нити управления сосредоточились в ее руках и сопротивлявшемся нагрузке контуженом мозгу, серьезность положения предстала во всей своей неприглядности.

Однако, больной или здоровый, крейсер демонстрировал готовность подчиняться. Более того, он был рад ей, он надеялся на нее, этот построенный так далеко от родного Бельтайна корабль.

Скажи Мэри об этом человеку, чья жизнь не принадлежит флоту — ее высмеяли бы или предложили посетить психиатра. Но любой пилот, неважно, где и когда он впервые «встал на крыло», знал: корабли — живые. Те, кто так не считал, пилотами попросту не становились, гробились еще в кадетской юности.

«Ты мне поможешь? — почти жалобно спросил крейсер. — Я постараюсь, правда, постараюсь, только помоги мне!»

«Конечно, я тебе помогу, — ответила она. — Не бойся, нас двое, вместе мы обязательно справимся!»

На самом деле их было трое: сцепка держалась идеально, Рори покорился злой судьбе (ну не приучен человек к поводку, что ж поделать) и теперь вписывался в общий поток без особых проблем.

— Маршевым двигателям — горячий ключ. Сканерам — детальный анализ сразу по прибытии. Канонирам — первая боевая.

Теплая волна разогнала начавшую было скапливаться в голове муть. Откуда-то изнутри поднималась уверенность, столь необходимая сейчас. Не торопиться, только не торопиться. Потерпи, малыш, пожалуйста, потерпи, нам никак нельзя спешить, я знаю, что ты устал, тебе страшно и больно, но все же потерпи, хороший мой… молодец… умница… красавец… да!

РУПП плавно пошел вперед, слегка задержался в точке, которую Мэри чувствовала сейчас всем своим естеством, секунда — и он встал на место с резким щелчком, ударившим по ушам и нервам.

Экраны внешних датчиков, скорбно черные в секторе правого борта, засветились, давая первое представление о точке прибытия. Слегка довернуться, дать возможность сканерам перекрыть мертвые зоны и экстраполировать картинку… явной опасности нет…

— Мать вашу за все доступные ноги, — отчетливо выговорила Мэри, встряхивая неизвестно когда успевшими закостенеть кистями рук. — И к какому же черту и на какие рога нас занесло? Не знаю, как вы, господа, но я эти звезды не узнаю. И кстати… это что еще такое, кто мне скажет?

2578 год, август.

…Эмансипация и феминизм — очень разные понятия, и путать их не рекомендуется. Эмансипация означает самостоятельность женщины, и это не только полезно, но и необходимо. Женщина должна иметь возможность выстоять без посторонней помощи и поддержки, что нереально, если она несамостоятельна. А вот феминизм… знаешь, сколько живу, так и не поняла, какая от него практическая польза. Я имею в виду — для женщин. Мужчины-то получили с феминизма изрядный гешефт, для чего, как мне кажется, и затевалась вся эта история. И то, сдается мне, получили они много больше, чем хотели, и не совсем то, на что рассчитывали. Или совсем не то. У тех, кто стоял у его истоков, уже не спросишь…

— Постой, — нахмурился Константин, когда Мэри сделала небольшую паузу, чтобы отпить глоток вина. — Ты что же, считаешь, что феминизм — процесс, искусственно спровоцированный мужчинами?

— Изначально — безусловно, — твердо ответила она. — Не мне тебя учить, что любое политическое безобразие имеет под собой экономическую подоплеку, а там и тогда, где и когда феминизм впервые выполз на общественную арену, политикой и экономикой рулили исключительно мужчины.

— Никогда не интересовался историей феминизма… — Константина, похоже, позабавила ее пылкая речь, но Мэри решила не обращать внимания на ироничный огонек в глазах собеседника.

Известие о том, что ее — ЕЕ!!! — имя хоть кто-то ассоциирует с феминизмом, привело Мэри в состояние с трудом контролируемой ярости, и она решила (раз уж с закусками покончено, а горячего пока не хочется) внести ясность. А заодно и обкатать вполне возможное выступление по данному вопросу.

В последнее время графиня Корсакова окончательно стала для журналистов «persona grata». Ее осыпали предложениями со всех сторон, и, похоже, некоторое количество времени на это все-таки придется потратить. Так почему бы не потратить его с пользой? Нельзя игнорировать прессу до бесконечности (спонтанное интервью возле «Лады» — не в счет), а поскольку масса СМИ будет в щенячьем восторге, даже если она просто прочитает перед камерой алфавит, возможность выступить обеспечена. И этой возможностью непременно следует воспользоваться. Знамя феминисток! Только этого для полноты счастья и не хватало!

— Это заметно, что не интересовался. Они — феминистки — кстати, и сами в собственной истории не сильны. Иначе их было бы существенно меньше. А вот я интересовалась.

Итак, Земля, Англия, середина девятнадцатого столетия. Вообще, если посмотреть на историю Старой Земли, количество неприятностей, к которым приложила руку Англия, впечатляет. Не смейся. Какого еще мнения ты ждал от женщины, одна половина крови которой русская, а другая — ирландская?

Да, ну так вот. Имеем картину: активное становление «Империи, над которой не заходит Солнце». Империи вообще — и Британская не исключение; как и Российская — строятся на крови и деньгах, это аксиома. Мирным путем империи не создаются, только военным. А война — это, прежде всего, солдаты. Солдаты, которые, уйдя на войну и зачастую не вернувшись с нее, в промышленном производстве не участвуют. Но должен же кто-то в нем участвовать, ведь армии требуются шинели и пушки, палатки и порох, котелки и пули. Промышленный рост неизбежен.

Причем заметь, что движение чартистов уже сошло на нет, производственный цикл усложняется, появляются новые методы работы, новые станки. Кого попало за них не поставишь, а значит, нужны квалифицированные рабочие; те, кто будет их обучать — учителя; те, кто придумает новые станки и будет их обслуживать — инженеры и механики; те, кто будет следить за здоровьем вышеперечисленных — врачи. Мужчин банально не хватает, мужчины в армии, а в долгосрочной перспективе все те же войны, которые и дальше будут забирать мужчин.

И еще один момент: бурное развитие промышленности и увеличение количества и ассортимента продукции сулит в недалеком будущем превышение предложения над спросом. Тот самый кризис перепроизводства, которым экономисты так любят пугать неокрепшие умы. Нужны новые покупатели. Покупатели, у которых есть деньги и право ими распоряжаться. А мужчины, повторяю, в армии и будут в армии — империя-то строится. Мужчины в покупках не участвуют или участвуют, но весьма опосредованно, и такое положение вещей будет сохраняться еще очень долго… а покупатели необходимы. И вот тогда кто-то чертовски умный и дальновидный додумался сделать мужчин из женщин. Потому что больше их сделать было не из кого.